Проворный палач с показной нарочитой свирепостью привязал воровинной веревкой руки Григория Николаевича к позорному столбу, а затем закрыл его лицо сорванным с его головы брезентовым капюшоном.
Стояла мертвая тишина. Слышны были только заунывные посвисты сырого студеного ветра. И щуплый, дряхловатый судейский чиновник огласил глуховатым, простуженным, хриплым голосом приговор сенатской комиссии.
После этого мрачного обряда гражданской казни палач — с той же грубой проворностью — отвязал осужденного от столба. Затем Григорий Николаевич снова посажен был на нелепую скрипучую колесницу и доставлен на ней в то же самое полицейское управление.
Здесь в последний раз — перед пятилетней разлукой их — встретился Григорий Николаевич с пятеркой своих друзей по былому кружку, осужденных на тот же срок, что и он, в ссылку, которую суждено им было отбыть в Архангельской и Олонецкой губерниях.
Дав возможность осужденному каторжнику проститься с его друзьями, жандармы доставили его в здание кордегардии, где в комнате караульного офицера ловкий кузнец вмиг заковал на ногах Григория Николаевича весомые кандалы. Все было кончено.
Свечи былой вольной жизни померкли. И молодой ученый, страстно мечтавший о неведомых странах и дальних странствиях, отправлялся теперь в неблизкое свое путешествие. По терновой дороге, закованный намертво в кандалы!..
Однако спустя два года судьбе было угодно явить к изгнаннику милость, и он получил из Петербурга известие о помиловании. Причиной тому было заступничество П. П. Семенова-Тян-Шанского,— влиятельного ученого, обратившегося с личным ходатайством к шефу жандармов о помиловании Потанина. Шеф не устоял перед авторитетом знаменитого путешественника, и помилование было дано.
Воротясь в Петербург, Григорий Николаевич встретил весьма доверительное, благожелательное, участливое отношение к себе со стороны П. П. Семенова-Тян-Шанского, который — при первой же встрече их — категорично заявил Потанину, что первую же экскурсию в Центральную Азию он оставляет за ним. Здесь же — в квартире Петра Петровича — Григорий Николаевич встретился с другим замечательным путешественником — исследователем Азии — Николаем Михайловичем Пржевальским, только что вернувшимся из первого своего похода во Внутреннюю Монголию. После этого своего путешествия, принесшего отечественной русской науке немало великих открытий, интерес к изучению сопредельных стран Азии возрос необычайно, и Григорий
Николаевич — при активном содействии Русского географического общества — стал деятельно готовиться ко второму своему путешествию — исследованию природы и населения северо-западной Монголии.
После этого путешествия, успешно завершенного Г. Н. Потаниным в 1880 году, прославленный мой земляк в течение последующих сорока лет — с 1880 по 1920 годы — совершил еще шесть путешествий. По Монголии, Китаю, северным окраинам Тибета, Большому Хинга-ну — высокогорному хребту, отделяющему Монголию от Маньчжурии.
По убеждению академика Владимира Афанасьевича Обручева, в будущей истории географических открытий и исследований по Внутренней Азии во второй половине XIX столетия имена трех русских путешественников — Г. Н. Потанина, Н. М. Пржевальского и М. В. Певцова — займут почетное место. Ибо подлинно научное исследование Внутренней Азии началось именно с путешествий этих трех наших соотечественников.
По признанию того же В. А. Обручева, трудно даже сказать, кто из этих трех пионеров географических исследований и открытий сделал за свою жизнь больше. Так, для Северной Монголии, например, и восточной окраины Тибета более других — из них троих — открытий сделал Потанин. Для Китая и Северного Тибета — Пржевальский. Для Джунгарии — Певцов.
Многие из современников, близко знавших Потанина, вспоминая о нем, говорили, что Григорий Николаевич был наделен от природы всеми личными качествами, необходимыми для путешественника. Богатырским — вдоволь закаленным непрерывным трудом, лишениями и невзгодами — здоровьем. Редкостной нетребовательностью. Неприхотливостью. Железной волей. Выносливостью. Совершенным знанием многих тюркских языков и наречий. И конечно же, самоотверженной, страстной любовью своей к делу, к науке.
Страны Центральной Азии,— как не раз говорил потом Григорий Николаевич,— являлись для него — путешественника — своеобразным музеем, в котором были собраны редчайшие памятники материальной и духовной культуры народов, частично уже исчезнувших. Именно здесь собирал неутомимый пресновчанин свои бесценные — для науки — материалы по народному эпосу, эт-
нографии и редчайшие ботанические и зоологические коллекции.
В 1899 году, спустя шесть лет после кончины Александры Викторовны — верного своего спутника по семи предыдущим путешествиям по Центральной Азии,— шестидесятичетырехлетний Григорий Николаевич совершает — теперь уже в одиночестве — последнее свое путешествие по Монголии. А потом — с 1899 года по 1920 — до конца дней своей нелегкой, не поскупившейся на невзгоды, лишения и беды жизни великий скиталец почти безвыездно провел в Томске.
В эти годы Григорий Николаевич принимал живейшее участие в общественной и научной жизни Томска. По его личной инициативе здесь — и в Красноярске — было открыто отделение Географического общества. Благодаря его деятельному участию, в том же Томске было учреждено научное общество по изучению Сибири, объединившее профессоров Томского университета и здешнего Технологического института — единственных в то время высших учебных заведений во всей Сибири.
В 1905 году — в дату семидесятилетия Григория Николаевича — ученый совет Томского технологического института единогласно — при тайной баллотировке — избрал его своим почетным членом. Однако Министерство народного просвещения Российской империи, считая фигуру ученого-путешественника политически неблагонадежной, решительно отказалось утвердить его даже и в этом звании.
Знаменитый — и до конца дней своих полуопальный — земляк мой был организатором первых в Сибири высших женских курсов. Он много писал в газетах Иркутска, Омска, Томска и Красноярска по самым различным вопросам общественной жизни Сибири, И даже на склоне лет своей некороткой жизни удивлял современников кипучей — совсем не стариковской — энергией, активной заинтересованностью, трудолюбием и инициативой.
Нельзя умолчать и еще об одной драме, пережитой Григорием Николаевичем — увы — уже на закате жизни. Пережив — на многие годы — кончину Александры Викторовны, он, встретившись однажды с сибирской поэтессой Марией Гавриловной Васильевой, по-юношески
пылко влюбился в эту женщину, годившуюся ему чуть ли не во внучки... В течение девяти лет — с 1902 по 1911 годы — длилась их активная переписка. И только под осень этого последнего года они, встретившись на Горно-Алтайском курорте Чемал, поженились.
Но новая семейная жизнь счастья на старости лет Потанину не доставила. Спустя шестилетие — в 1917 году — он расстался со своей молодой супругой.
Между тем даже и в эти годы — второй, малоудачной своей семейной жизни — Григорий Николаевич продолжал разработку материалов, собранных им за многие странствия по орбитам Центральной Азии. Воспоминания его об этих путешествиях регулярно печатались в течение пяти лет — с 1913 по 1917 годы — на страницах томской газеты «Сибирская жизнь». Эти потанинские воспоминания охватывали обширный, интереснейший период русской истории второй половины XIX столетия.
Ярко, красочно — с самобытным писательским даром — рассказал Григорий Николаевич в своих воспоминаниях о жизни, о быте, о нравах родного ему Сибирского казачьего войска. О годах учебы своей в Омском кадетском корпусе. О дружбе с Чоканом Валихановым. И о многих иных замечательных людях, с которыми сводила его судьба и на каторге, и в ссылке. И на неторных дорогах и тропах скитальческой его жизни.
Малоотрадным, небезоблачным было и последнее десятилетие потанинской жизни. Именно в эти годы настиг Григория Николаевича тягчайший недуг — катастрофическое ослабление зрения. И кончилось это тем, что он уже не в силах был ни читать, ни писать. Но тут явились к нему на помощь многие из немалочисленных его друзей, став его добровольными секретарями, которым неутомимый пресновчанин продолжал диктовать свои научные записки и воспоминания.
Однако едва ли не самым верным и бескорыстным потанинским другом, скрасившим как-то последние годы его жизни, была учительница географии томской женской гимназии Наталья Петровна Карпова. Восемнадцать лет кряду — с 1902 по 1920 годы — подвижнически служила ученому эта добрая русская женщина.
Сотрудничая с Григорием Николаевичем, Наталья Петровна помогала ему в обработке его воспоминаний и научных материалов, добытых в экспедиционных походах, сама вела дневники. А после кончины ученого она, на основании своих записей, составила биографию Григория Николаевича, которая ныне хранится вместе с огромным потанинским архивом в библиотечных сейфах старейшего в Сибири Томского университета.
Скончался Григорий Николаевич 30 июня 1920 года. А последний приют великому скитальцу оказала земля загородного женского монастыря — рядом с гранитными надгробиями двух популярнейших в свое время в Сибири профессоров Томского университета Г. М. Селищева и М. Т. Климентова — страстных патриотов Сибири.
Ныне наша отечественная географическая наука гордится моим земляком-пресновчанином — Григорием Николаевичем Потаниным — этой немеркнущей звездой в ярчайшем созвездии прославленных землепроходцев нашей Родины.
1970—1973






1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23