Трой протяжно выдохнул.
Дэниел протяжно застонал.
Джасмин наклонилась к Трою и потрепала его по руке.
– А теперь, я думаю, тебе надо идти.
Трой взглянул на затихшего Дэниела, тяжело поднялся со стула и с величайшим уважением посмотрел на Джасмин. Он наклонился, взял ее руку и поцеловал. За два часа она превратилась из потенциальной любовницы в икону. Она была самой желанной и достойной из всех знакомых ему женщин. И он дал себе клятву, что, когда решит наконец, что ему делать в жизни, он посвятит это дело ей. Он открыл рот, чтобы сказать об этом, но Джасмин нежно приложила ему палец к губам.
– Прощай, Трой.
Трой обошел сидящего на стуле Дэниела и исчез за дверью.
Тут Дэниела прорвало.
– Это был мой праздничный обед!
– Да, был.
– Как ты могла?
– Как я могла? Как я могла? – Джасмин захохотала так громко, что Дэниел аж подпрыгнул.
Он злобно смотрел на стол, как будто видел перед собой разобранную постель. Потом неожиданно подскочил к нему и сбросил тарелки на пол. Кухня заходила ходуном от стука и звона бьющейся посуды, а сердце Дэниела – от жгучей ревности.
– И все это ты проделала именно для него, – обвинил он.
– Да.
– Так лично. Так… так интимно.
– Да.
– Для него.
– Да.
– Черт побери, лучше бы ты с ним переспала! Это было бы понятнее – зуб за зуб. Но подарить ему всю эту… эту…
– Любовь?
Дэниел схватился за голову, пытаясь прийти в себя, но глаза ослепли от боли. Одарив угощением другого мужчину, она подняла ставки на выворачивающую нутро высоту. Господи, да что он такого сделал? Всего лишь несколько раз переспал с Тиной – ощущения, основанные на простом трении. Отправление естественных потребностей, такое же приятное и волнующее, как обыкновенный чих. Но Джасмин! Она отдала свою душу другому. Вот она-то безусловно изменила.
– Зачем? – простонал он.
– Я знаю, зачем я это сделала. Ты лучше скажи, зачем ты это сделал.
– Я не знаю, – захныкал Дэниел.
– Чушь собачья.
– Я думал, это мой последний шанс.
– На что?
Дэниел помолчал. Потом, повесив голову, промямлил:
– На то, чтобы заниматься любовью.
– Почему? Ты что, умираешь?
– Я подумал, что никто не захочет заниматься со мной… потом.
– Когда?
Голос Дэниела упал до шепота:
– Когда состарюсь.
– Я захочу.
– Да-а…
– Но меня, разумеется, недостаточно?
– Конечно достаточно.
– Чего же ты хотел, Дэниел?
– Чтобы у нас все было хорошо. Как раньше.
– Когда ты мне изменял, а я и не подозревала?
– До этого.
– Когда ты перестал разговаривать со мной?
– До этого.
– Как было в самом начале?
– Да. – Он потянулся к ней. – Пожалуйста, Джасмин. Прости меня. – Он притянул ее к себе. Положил руку ей на шею и стал поглаживать.
– Не трогай! – Джасмин отпрянула, сама удивившись внезапной вспышке гнева, все еще не отпустившего ее. – Мне все надоело. Надоело быть коренной лошадкой. Вы приходите со своими настроениями, делаете что вам захочется, а старая добрая Джасмин все улыбается, подбадривает и вывозит на себе.
– Но это же чудесно.
– Ах вот как? Чего же ты тогда переметнулся к этой… этой… как ее зовут…
– Тина.
– Да плевать мне, как ее зовут!
– Хорошо, хорошо…
– Еще раз сунет сюда нос – и она покойница.
– Все кончено.
– Почему я должна тебе верить? Ты и до этого врал.
– Что я должен сделать, чтобы доказать тебе, что все кончено?
– Ну, для начала принести ее голову на блюде.
– Джасмин…
– Знаешь, что было замечательного в мальчике, который только что ушел?
Дэниел настороженно взглянул на нее. Он явно не хотел знать.
– Он очень благодарно себя вел. С такой благодарностью принял все, что я ему дала. – Джасмин помолчала и улыбнулась. – И мне было приятно, что ему приятно.
Дэниел, не отводя взгляда, смотрел на нее. На шее у него предательски бился пульс.
– Ты слишком далеко зашла, – прошипел он и выскочил из кухни.
Тина укладывала чемодан. Взять решила небольшой, остальное докупят на месте. Она обвела взглядом свою квартирку. Прощай, маленькая, подумала она. Здравствуй, большая. Она глотнула из бутылки «Кордон Руж», которую купила, чтобы отпраздновать событие. На сей раз она победила. Жена покинута. Теперь не она, а жена будет рыдать в своей одинокой постели. Что ж, такова жизнь, детка. Может, надо было есть поменьше шоколадных конфет. Она усмехнулась, чувствуя себя виноватой. Но не слишком. За этого ей действительно пришлось побороться. Дразнила надеждами, соблазняла и заманивала, прямо вся позеленела от стараний. Бывали дни, когда она чувствовала себя как тот самый старик и море – наматывала, наматывала, наматывала на катушку… Дай бог, чтобы теперь не сорвалось. Пар, честно говоря, уже весь вышел, и если этот не клюнет, то просто непонятно, что делать. Великой актрисой ей, похоже, стать не грозило. Иногда ночами снилось, что она сидит за заваленным бумагами столом с табличкой: «Офис-менеджер», и Тина просыпалась от собственного крика.
Чтобы успокоить нервы, Тина еще раз приложилась к шампанскому.
Подумать только, этот идиот Дэниел сказал ей, что надо расстаться. У нее и в мыслях не было цепляться за мужика, который почти достиг черты бедности. Зато под одеялом он был очень даже неплох. Она грустно рассмеялась и подняла бокал. Ну что ж, и с этим тоже надо попрощаться. Не самая высокая плата за проезд. Может, дальше повезет.
Она кинула в чемодан косметичку, пару сорочек, три купальника с подходящими юбками-саронг и щелкнула застежками. В конце концов, что еще нужно в Рио?
Поставив чемодан возле кровати, она отправилась на кухню перехватить протеинов. Вот это да, думала она. Он и в самом деле собирается это сделать. Уйти от жены и жениться на Тине. Конечно, он еще может передумать. Вот поэтому она и поехала на следующий день с утра пораньше к его дому. Нужно было лично эскортировать его в аэропорт. Она не собиралась, затаив дыхание, ждать его у выхода на посадку Возьмет и не явится в самый последний момент. Не выйдет, сэрррр. Это мы уже проходили.
Дэниел стоял в лунном свете под навесом крыши родного театра. Ветер неслышно гнал мусор по пустынной улице. Из закрытых уличных люков поднимался легкий пар. Он прислонился к обшарпанной двери и взглянул на циферблат часов на пересечении Седьмой и Одиннадцатой. Часы отсчитывали последние минуты тридцать девятого года его жизни. Завтра 12 декабря. С завтрашнего дня он изменится раз и навсегда, завтра стукнет сорок.
Как это банально. Он дошел до последней черты. И черта эта скучным голосом говорит: «Ты этого не сделал», и нет прощения. Он никогда не станет знаменитым или богатым. На него не будут глазеть в ресторанах, подталкивая друг друга локтями. Его фотография не появится на первой странице журнала «Стиль». Он не повезет семью на уикенд в Венецию, и они не поселятся там в самом дорогом отеле. И перед родительским домом он не появится на новеньком «мерседесе». И «мерседес» этот он им никогда не подарит. И не испытает сладкого удовлетворения от всемирного признания.
Тина была права. Он никогда ничего из себя не представлял. И никогда не будет представлять. Осталось сделать лишь одно: пришло время стать взрослым. Успокоиться. Начать сначала. И вести себя как зрелый человек.
Джасмин собрала тарелки и сложила их в посудомоечную машину. Смыла и стерла следы пребывания Троя. А потом вытащила новую порцию оленины. Она решила устроить еще один обед по поводу дня рождения Дэниела и позвать немного гостей. Завтрашний обед будет проще – жаркое, салат и десерт. В знак примирения.
Итак, Джасмин решила простить, забыть и вернуться к жизни. Она была не из тех, кто может дуться всю жизнь. Для нее это было бы слишком тяжелым испытанием. Она предпочитала преодолевать препятствия в надежде, что все исправится. Может, это наивно. Но Джасмин понимала, что жизнь далека от совершенства. И она не собиралась зря тратить время, стараясь сделать ее идеальной. Напротив, ей хотелось наслаждаться каждым моментом этой жизни. Ведь жизнь все еще дарила так много радостей… Этот его роман попортил ей крови. Но она отомстила, и теперь, как она убедилась, с этим покончено. Пора было возвращаться к радостям жизни. В глубине души Джасмин жила надежда на то, что праздник жизни все-таки состоится.
Кроме того, она придумала для Дэниела совершенно новый рецепт: жаркое «Сукин сын». Малоизвестное техасское блюдо, от которого, если не проявить умеренность, может запросто поехать крыша. Полкило красного стручкового перца, немного соуса «Вустершир», а чеснока столько, что стая вампиров и на километр не приблизится. Она, как и в прошлый раз, порезала сочную оленину, но маринад был совсем другой: две чашки крепкого мясного бульона, две чашки «Вустершира», стакан красного вина, стакан красного винного уксуса, от души оливкового масла, двенадцать, да-да, двенадцать зубчиков чеснока, два пучка свежего майорана и – в виде заключительного аккорда – десять размятых в торе стручков красного перца.
Джасмин уложила мясо в маринад, поставила его в холодильник и принялась за десерт. На десерт будут ее знаменитые двойные брауни – второе из любимых блюд Дэниела. Когда брауни остыли, она накрыла их фольгой и пошла спать.
Глава 15
Первое, что увидела Джасмин, была кровь. Дорожка крови вела к холодильнику. Джасмин подумала, что оставленное размораживаться мясо оттаяло в лучах утреннего солнца и потекло. Но подойдя ближе, обнаружила на полу тело Тины – бледное, вытянутое, с всклокоченными волосами и платье не по размеру. Тень Джасмин упала на останки Тины и покрыла целиком не только их, но и торчавший у нее изо рта брауни. С замиранием сердца она наклонилась к Тине и пощупала пульс. Его не было. Худосочная мужнина любовница была мертва.
Джасмин осмотрела место преступления. Кровь собралась у ее ног густо-малиновым сиропом. Алюминиевая фольга на тарелке с домашними брауни сдвинута и все еще подрагивает. В пятнадцати сантиметрах от проломленного виска девушки валяется ее любимая мраморная скалка. Джасмин замерла и закрыла глаза. Она делала так еще в детстве, когда, проснувшись среди ночи, вдруг видела склонившуюся над ее кроватью слюнявую морду чудовища. И это всегда помогало. Она закрывала глаза, а потом снова открывала, и чудовище превращалось в открытую дверцу шкафа. Вот и теперь Джасмин открыла глаза. Но Тина по-прежнему косилась в ее сторону.
Джасмин смотрела на нее, как загипнотизированная. Раньше она никогда не видела покойников. Откуда взялся этот труп? Кто это сделал? Все смешалось у нее в голове, она ничего не соображала. Джасмин протерла глаза. Полиция. Нужно позвонить в полицию. И Джасмин сняла трубку. Но потом опустила ее на рычаг. Она вдруг поняла, что произошло. От ужаса у нее перехватило дыхание.
Ноги подкосились, и Джасмин рухнула на стул. она не могла поверить, что он это сделал. Но он это сделал. Джасмин просила у него ее голову. Вот она, пожалуйста. Даже больше, чем голова. Все хозяйство на месте. Джасмин прижала ладони к пылающим щекам. Как романтично. Как страстно. Она снова посмотрела вниз. И как страшно.
Как он мог это сделать? Мозги завертелись со скоростью миксера. Немудрено, что его выбило из колеи. Последние недели он находился в таком напряжении. Просто соскочил с катушек. Временно, конечно. И все из-за недостатка питания. Разумеется, очищение и детоксикация помутили его разум. Он никогда бы на это не пошел, если бы нормально питался. На сытый желудок такие вещи не делают. Защитная реакция пустого желудка – вот как она бы это назвала. Но согласятся ли с этим присяжные? Вероятнее всего, нет. От тощих и голодных, а присяжные обычно таковы, пощады не жди.
Джасмин ухватилась за спинку стула. Это она во всем виновата. Нельзя быть такой жестокой. Она в ответе за этот поступок маньяка. Да, но что теперь делать? Она не может позволить им забрать его. Нет. Она должна ему помочь. Спасти семью. Но как? На полу перед ней лежит тело взрослой женщины. Худое. Мяса почти нет. На этой мысли Джасмин остановилась. Ага, вот оно!
Джасмин вскочила на ноги. Надо немедленно приниматься за работу. Она нагнулась и осторожно вытащила печенье изо рта Тины. Неприятно, что и говорить. Джасмин потянулась за ножами. В конце концов, хороший повар может приготовить абсолютно все.
Стоя в ванной, Карим смывала с лица кровь. Журча, кровь исчезала в стоке раковины. Как, черт побери, она будет объяснять это родителям? Мама придет в ужас и сразу же обвинит во всем себя. Приложит руки к своему огромному бюсту, упадет тряпичной куклой на стул и завопит: «Что я сделала не так?»
Насчет отца она была не уверена. Может, он подумает, что это круто. А может, и нет. Скорее всего, нет. Но причитать не станет. Будет сидеть тихий и бледный, а от этого еще страшнее. Какое может быть наказание за то, что она сделала? Ну не сдадут же они ее? Могли бы, конечно, но как-то это не по-человечески. Господи, как же больно. Ну и боль! Да еще вся эта кровь. Она не ожидала, что будет столько крови. Но дело сделано. Назад пути нет. Она оглядела свою шелковую майку от Донны Каран и заскрежетала зубами. Все кончено. Но она не зря это сделала. Она взрослая и будет сама решать свои проблемы.
Дэниел лежал в гостиной на диване, где он спал этой ночью, и тяжело вздыхал. Но вздыхал с облегчением. Кризис миновал. Кризис сорокалетия. По его мнению, мужчин за полгода до сорокалетия надо сажать под замок. Не только в интересах их собственной безопасности, но чтобы пощадить чувства окружающих. Какой же он негодяй! Какой подлец! Господи, он не думал, что это зайдет так далеко. Конечно, Джасмин все осточертело. В этом она не виновата и будет совершенно права, если бросит его. Сможет ли она его простить? Он приподнялся на локтях и, часто моргая, оглядел комнату. Сомнения рассеялись, все встало на свои места. Это его дом. И здесь живет его семья. Он их очень любит. Ох, тетушка Эм, усмехнулся он, лучше, чем дома, нигде не бывает. Он свесил ноги с дивана и пошел в ванную.
Направив тугую струю в стенку унитаза, Дэниел пустился в философские рассуждения. Вот он и достиг критической отметки. Но чем она хуже других?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29