Она слегка сжала их пальцами – упругие и сочные. Прекрасно. Если предстать с этим в руках перед судом, подумала она, то могут обвинить в преступном умысле. Вменить преднамеренность, особую изощренность и склонность к ритуальным действиям. Ну и, конечно, умелое обращение с ножом.
Джасмин, улыбаясь, поглядывала на стоящую рядом с ней молодую женщину. Что может быть приятнее, чем помочь юной паре соединиться. Да-да-да, пища и любовь. Переплетены в одно, не существуют друг без друга. Джасмин уголком глаза посмотрела на нее. Она уже запомнила, что девушку зовут Тина. Актриса. Симпатичная. И вообще милая. Жалко, друг ей попался привередливый. Да, теперь девушкам приходится с этим мириться. И ведет она себя так, будто никогда не была на настоящей кухне.
– О-о-й, – протянула Тина, – какая плита! Красавица… Целых четыре горелки, да еще и гриль. – А эти до чего хороши, – восторгалась она, подбрасывая в воздух венчики и сбивалки.
Джасмин их убрала. Девушка полезла в свою огромную сумку, вытащила оттуда микрофон и пристроила его рядом с весами.
– Буду записывать. А то ничего не запомню.
Джасмин приняла поварскую стойку – уперлась животом в стол, расставила ноги и расслабила колени. Тина повернулась к столу спиной и оперлась на него локтями. Будто соблазняя кого-то невидимого.
– Так, – сказала Джасмин. – Начинайте резать мясо.
Тина придвинула микрофон поближе.
– Куски должны быть одинаковые, размером примерно с зефирину.
– С зефирину, – повторила Тина.
– При обжаривании не выкладывайте на сковородку все сразу. Иначе начнут упариваться. Это нам не годится.
– Нет?
– Нет, нужно, чтобы они поджаривались.
– Поджаривались, но не упаривались, – пробормотала Тина в микрофон.
По выражению, с которым она произнесла эти слова, Джасмин поняла, что объяснение терминов «обжаривать» и «упаривать» ей хотелось бы поискать в словаре.
– Да, нужно, чтобы они карамелизовались и выглядели красиво.
От густого мясного духа рот Джасмин моментально наполнился слюной. Она, не отрывая взгляда от сковородки, с религиозным вниманием следила за процессом. Подрумянивала и переворачивала, сконцентрировавшись, как дзен-буд-дист, и потряхивала сковородку, не давая кускам слипаться. Она суетилась над сковородкой, как любящая бабушка. И когда убедилась в успешном завершении первого этапа готовки, сняла сковородку с огня и аккуратно выложила обжаренные кусочки на бумажную салфетку. Краем глаза она заметила, что Тина пытается подавить зевоту.
– Теперь лук, – сказала она.
Руки Джасмин зависли над ножами всего лишь на долю секунды. Она взяла свой любимый нож с двойной ручкой. Тина углядела примагниченные к холодильнику фотографии. Она наклонилась вперед.
– Это ваша дочь?
– Да.
– Красавица.
– Временами.
– А это ваш муж.
Вжик, вжик, вжик. Джасмин ссыпала лук на разделочную доску. Он лежал, безжизненный, нарезанный в короткую тонкую соломку. Луковый запах разнесся по кухне, у Тины защипало глаза. Джасмин подтолкнула к ней доску.
– Вот так. Кладите на сковородку.
Тика беспомощно посмотрела вокруг.
– Прямо руками.
Тина уставилась на лук с плохо спрятанным ужасом.
– Как, я должна до него дотронуться?
Двумя пальчиками она выложила луковую соломку одну за другой на сковородку. Как только сковородка зашипела, она отпрянула назад, замахав руками. Джасмин обтерла жирные руки о фартук и открыла дверь кладовки.
– Вина? – предложила она.
– О, не беспокойтесь, пожалуйста.
– Да я и не беспокоюсь.
Тина уселась на высокий барный стул подальше от плиты и уютно устроилась. Она беззаботно покачивала длинными ногами, как будто сидела в соломенной хижине на острове Бати. Джасмин даже подумала, не всунуть ли ей в бокал с вином бумажный зонтик.
Тина оторвала большой кусок бумажного полотенца, намереваясь удалить из-под ногтей воображаемый луковый сок.
– Так мило, что вы мне помогаете.
– На здоровье, – ответила Джасмин, вытаскивая из холодильника куриную шейку.
– Ой, – откинулась назад Тина.
– Я добавляю это в разведенное водой красное вино, так будет ароматнее. А потом выливаю в жаркое. Такая хитрость – для придания аромата.
Тина кивнула, отведя взгляд от длинной куриной шеи, свисающей из рук Джасмин, и поболтала вином в бокале.
Джасмин подняла свой бокал и чокнулась с Тиной.
– Нет зрелища прекраснее на свете, чем женщина, готовящая обед для своего любимого.
– Истинная правда, – подтвердила Тина и отпила большой глоток.
– Это сказал Томас Вулф. Истинный, должно быть, был гурман.
– Мой друг – тоже истинный гурман. Не уйдет от жены, пока я не научусь готовить.
Куриные позвонки хрустнули в руках Джасмин. Она опустила глаза.
– Он женат?
– Ага.
– И дети есть?
– Есть один ребенок. Подросток. – Тина убрал волосы с шеи, чтобы было не так жарко, выпятила свой большой бюст и оценивающе на него посмотрела. – Но я, конечно, не думаю о нем как о чьем-то муже.
Джасмин кинула сломанную куриную шейку на сковородку.
– Удобно, ничего не скажешь.
– Может быть, потому, что он никогда не говорит о своей жене.
– Я понимаю, это могло бы испортить настроение.
Тина выгнула вперед плечи, расслабляя затекшую шею.
– Не в той степени, как вы думаете. Нас связывает очень сильное чувство.
– А их связывает ребенок.
– Ну, ребенок уже почти взрослый.
– Я бы не назвала подростка взрослым. Трехлетние дети гораздо разумнее шестнадцатилетних.
Джасмин вытряхнула поджаренные кубики мяса в сотейник и добавила лук. Влила добрую порцию красного винного уксуса, хорошенько встряхнула, всыпала пригоршню можжевеловых ягод и поставила сотейник на огонь.
– Урок окончен, – сказала она.
– Прекрасно.
Уперев руки в боки, Джасмин в упор смотрела на Тину, на эту свеженькую аппетитную цыпочку. Тина стояла у стола и поправляла сбившиеся трусики.
– Спасибо за вино, – сказала она, закинув на плечо свою огромную сумку.
– Вы кое-что забыли, – ответила Джасмин.
Тина оглянулась.
Быстрым движением Джасмин распахнула холодильник и достала оттуда баллончик взбитых сливок. Сама она, конечно, это никогда в готовку не пускала. Баллон сливок, в знак протеста против кулинарного засилья, притащила в дом Карим и потребовала поставить в холодильник это святотатство, где оно и стояло, нетронутое, по сегодняшний день. Джасмин направила баллон на Тину и изо всех сил нажала на крышку. Сливки облили Тину с головы до ног, повиснув на ней жирными сталактитами.
Тина завопила и начала судорожно стирать с глаз пену из сливок.
Изобразив изумление, Джасмин уставилась на банку.
– Ох, простите ради бога. Какая своевольная штуковина!
– Что здесь происходит? – послышался от двери мужской голос.
Женщины обернулись. На пороге стоял Дэниел.
– Ох, Дэниел, – прохныкала Тина.
Дэниел застыл безмолвно, как изваяние. Две женщины его жизни стояли перед ним, мокрые и истекающие пеной из сливок. Очень деликатный момент.
– Что случилось? – спросил он в пространство, будто ожидал получить исчерпывающее объяснение от кастрюль и сковородок.
Тина бросилась к нему.
– Это было ужасно, просто ужасно, – зарыдала она ему в плечо, не замечая – или делая вид? – взглядов, которыми обменивались супруги поверх ее головы.
Руки Дэниела все так же бессильно висели вдоль тела, поэтому Тина прижималась к нему все теснее, извиваясь и елозя, пока он наконец не ухватил ее за талию с намерением отодвинуть от себя. Она с неохотой сдалась и встала перед ним, ссутулившись и продолжая хныкать. Она закрывала собой стоящую в отдалении Джасмин, за что Дэниел был ей весьма признателен. Но Джасмин оттеснила Тину и возникла перед ним во всей своей неотвратимости.
– Ох, Дэниел… – сказала она.
Глава 12
– Какого черта ты там делала?
Типа усмехнулась и принялась за бутерброд – бекон, голубой сыр и авокадо с соусом.
– Проводила маневр. И весьма ловкий, – объяснила она, продолжая жевать.
Дэниел отхлебнул кофе, успокаивая издерганные нервы. Капли пота блестели у него на лбу Едва войдя в кухню, он понял, что вся его жизнь рушится. Посмотрев в глаза жены, он увидел в них бездну Живот свело от понимания безысходности происходящего. От страха. Сейчас он всего лишится. Брака, жены, дочери. Чего ради? Ради этой помешанной на протеине ведьмы.
– Так больше продолжаться не может.
– Так больше продолжаться не может, – передразнила его Тина. – Ты прямо как актер из плохой радиопостановки.
Она вытащила изо рта непрожеванный кусок бекона, изучающе на него посмотрела и снова засунула в рот.
Дэниел отвел взгляд.
– Ты хотела разрушить наш брак.
– Нет, я хотела научиться готовить.
– У моей жены? Правящей королевы царства жирных десертов?
– Я собиралась заменить жиры Pam'ом, а углеводы – яичным белком. Получилось бы очень вкусно. Но у твоей жены начался психоз.
– Ты собиралась вместо масла использовать Ранг?
– Ага.
– И ты полагаешь, было бы так же вкусно?
– Милый, разницу почувствовать невозможно. Даже на упаковке об этом написано. Я всегда ем рисовое печенье с маргарином. Пшикнул один раз – и в рот. М-м-м! Вкуснотища!
Дэниел поставил чашку на стол. Она хуже, чем он думал. Он посмотрел по сторонам, нет ли вокруг знакомых. Ну и видок у них был сейчас – мужик, у которого со лба пот течет, как из прохудившегося шланга, и молодая, умело накрашенная девица с нашлепкой из взбитых сливок на голове. К счастью, в «Крамер Букс» в это время дня немноголюдно, не то что вечером, когда посетители с подносами в руках толкаются задами в проходах между столиками. Тина подтянула к себе меню и открыла страницу с десертами. Похоже, от сегодняшнего приключения у нее разыгрался аппетит. Дэниел забрал у нее меню и хлопнул им об стол.
– Мы не можем больше этим заниматься.
– Ну ладно, хорошо, – пожала плечами Тина, подбирая пальцем крошки с тарелки.
Лак у нее на ногтях был абрикосового цвета. Она положила крошки в рот и, глядя на Дэниела, обсосала палец. Дэниел смотрел на ее причмокивающие губы.
– Я серьезно.
Она улыбнулась.
– Ты закончила? – спросил он.
Вместо голоса вышло карканье:
– Угу.
Он потащил ее к дверям, а потом к ней домой. Всю дорогу его рука по-хозяйски лежала у нее на ягодицах.
Насколько же мы недалеки от смерти, думала Джасмин, стоя на кухне в полной растерянности. Она никогда никого и пальцем не тронула. Во, какая силища в руках. Она взглянула на свои длинные пальцы. Ногти неровные – из-за того, что постоянно возится с ножом и теркой, а кожа на подушечках потемнела от соусов и красного вина. Обручальное кольцо потускнело от соли и все в царапинах. Когда-то она прочитала, что среди всех профессий самая криминальная – повар. Почему-то среди поваров больше всего убийц. Почему? Может, потому, что орудия убийства всегда под рукой? А может, они лучше знакомы с анатомией? Или просто внутренняя надежда на удачный результат? Она обвела взглядом кухню. Настоящая камера пыток. Инструменты висят, будто ждут. В первую очередь ножи, но есть и менее очевидные: термометры для мяса, машинки для снятия кожи, миксеры. Поварам приходилось запросто снимать кожуру с овощей и фруктов, резать оглушенных, а часто еще и живых животных, а потом с ведьминской истовостыо собирать их драгоценную кровь в кастрюлю. Поварское дело и бессердечие – синонимы. Чью-то жизнь забрать, а свою сохранить. Вряд ли кто когда читал заупокойные молитвы по загубленной скотине. Теперь повара все больше колют, протыкают и воротят нос – во всяком случае, до недавнего времени воротили – от жира, этой поддерживающей жизнь субстанции. А сидящие за обеденным столом, наевшись, оставляют на тарелке частицы чьих-то ног или задов. Хуже того, они бросают чью-то несъеденную смерть в помойное ведро. Потому что, как ни крути, дарить жизнь – означает убивать. Или это слишком резкое определение? Безусловно, готовить – это подстрекать к убийству. Чьему-то.
Джасмин вынула из холодильника приготовленный вчера салат из фасоли с жареным сладким перцем, хрустящим беконом, пастой каннелони и заправленный уксусом с прованским маслом. Тарелку брать не стала, вооружилась только вилкой и приступила к еде. Соленый жирный бекон вернул ее к жизни. Поковыряв вилкой в миске, она выудила длинную соломинку красного перца и сунула ее в рот. Перец мягко проскользнул внутрь, мясистый и ароматный. Капля масла повисла на подбородке Джасмин. Она продолжала есть, методично забрасывая в рот еду и почти не соображая, что делает. Внимание ее сконцентрировалось на гамме появившихся во рту вкусов. Она потянулась за перечницей, а потом, испытывая легкий укол вины, за солонкой. Джасмин знала, что соль не нужна, но состояние, в котором она пребывала, требовало чрезмерности. Она клала в рот круто посоленные фасолины и жевала, катая языком эти клейкие самородки. Когда показалось дно миски, покрытое маслом на два пальца, входная дверь хлопнула и на пороге кухни возникла Карим. Джасмин проигнорировала ее появление. Она пыталась выловить со дна три последние фасолины. Те уворачивались, так что пришлось помочь пальцами.
– Почему такой бардак?
– Отца спроси.
– А где он?
– Понятия не имею.
Карим промолчала. Ее юношеский мозг заработал, пытаясь понять, в чем дело.
– Ты это все одна съела?
– Ох, извини. А ты тоже хотела?
– Да ладно.
Джасмин тупо смотрела на миску.
– У тебя жир на подбородке, – сообщила дочь.
– Оставь меня, пожалуйста, одну, если не возражаешь.
Карим щелкнула языком, выразив одновременно отвращение, раздражение и полное безразличие к происходящему, и унеслась с кухни. Джасмин медленно поднесла руку к подбородку. Но вместо того чтобы вытереть масло, она начала вдруг размазывать его по щекам. Потом зачерпнула из миски горсть масла, плеснула себе в лицо и растерла его круговыми движениями. Оно каплями бежало по шее и стекало в ложбинку грудей. Футболка уже потемнела от масла, но Джасмин все никак не могла остановиться. Она мазнула маслом за ушами, как будто это были духи. Потом наклонилась вперед и начала по-кошачьи вылизывать из миски остатки. Когда последняя капля жира просочилась в горло, она разогнулась и громко рыгнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29