Нашлись непоседы, спешившие доискаться истины. Пошли по городу, спрашивая, с кем в тот день встречался горбун, куда ходил, чем занимался.
Утром из харчевни не вернулся в сарай, а пошел к верблюжатникам строить караван. За день на многих площадях побывал, многих верблюдов осмотрел, с кем-то сладился и через день-другой собирался вьючиться.
Ему говорили, будто дорога на Трапезунд перекрыта татарскими войсками, а он отвечал: "Через Тимура пройдем. Я сумею". Его спросили: "А не боязно? Он ведь, говорят, головорез". А он отвечал: "Меня не тронет". Это, пожалуй, были его последние слова: сколько ни спрашивали людей по Сивасу, больше никто его не запомнил и никаких его других слов не повторял.
Непоседы донимали своими расспросами обитателей караван-сарая, тех, кто первым заметил непонятный сон горбуна: дверь его склада чуть отзынута, а горбун не выходит, когда уже все пошли в харчевню либо тут хлопотали у очага. Первыми, постучавшись, вошли в глубь склада привратник, конюх и мальчик-посыльный.
- Что же вы увидели? - допытывались непоседы.
- А увидели, что из-под мешков, на него навалившихся, торчит его рука и лежит он не на своей постели, а обочь. И что чудно: спать он лег без штанов. Хоть он и не мусульманин, но кому же охота среди пыльных мешков да в одиночестве спать без штанов. Чудное дело. Мы было кинулись помочь, выволочь его из-под мешков, потянули за руку, а она как деревянная. Ну мы и стали скликать людей. Только и всего. А там мешки с него сбросили, снесли его во двор, да обмыли, да схоронили. И больше говорить нечего.
- Ладно! - сказали непоседы. - Тут надо еще расспрашивать, не помнит ли кто, не бывал ли он без штанов и в другое время?
- Нет, - сказал привратник, - никогда его так не видал.
Могли бы еще что-нибудь узнать, если бы еще день-другой походить непоседам по Сивасу, но этих дней им не выпало: к ночи дошел слух, что хромой злодей вывел свои войска на подступы к Сивасу. Оставалось два перехода до города.
Сразу всем стало не до горбуна.
Когда слух о нашествии Тимура достиг ушей Шо-Исо, памирец своим скорым верблюжьим шагом двинулся к Мулло Камару.
Шо-Исо нашел келью купца незапертой, скудную утварь оставленной там, где, видно, владелец той утвари спокойно сидел в тот день. Но ни самого владельца, ни его истертой заплечной сумки, ни дорожного посошка нигде не было.
Шо-Исо догадался, что Мулло Камар, никому не сказавшись, ушел из Сиваса.
Шо-Исо понял, что был нужен Мулло Камару как опытный горец, чтобы перейти перевал. Видно, теперь Мулло Камар опасался чего-то больше, чем перевалов.
***
Ранним утром Кара-Юсуф из дворца царевича Сулеймана торопливо пошел к себе.
Он шел через базар, мимо караван-сараев и торговых рядов. Купцы и караванщики в этот ранний час, когда в рядах еще не началась торговля, уже вьючились, торопясь каждый в свою дорогу. Один Кара-Юсуф здесь знал, что из города никто не выйдет. Но эту новость было решено скрывать от жителей, чтобы спокойно готовиться к обороне.
Раньше других Кара-Юсуф узнал от верных людей, что передовая конница Тимура уже обложила Сивас со всех сторон, перекрыв дороги.
От тех же людей, от чернобаранных туркменов, узнал он и о том, что передовую Тимурову конницу привел заклятый враг - Кара-Осман-бей, глава белобаранных. Это особо встревожило Кара-Юсуфа: случись им встретиться, от того бешеного волка пощады не будет.
Кара-Осман-бей сюда доскакал намного раньше, чем рассчитывали военачальники Тимура. Они не знали, как спешил бек к Сивасу, считая его своей законной добычей. За год до того под этими стенами он, осадив город, обманом выманил наружу правителя Бурхан-аддина и сам зарубил его возле ворот, но не поспел ворваться в город: стражи успели закрыться, и Кара-Осман-бей ударился в запертые ворота. Единственной добычей Осман-бея осталось окровавленное тело старика, которого считали хитрейшим из правителей того времени наравне с проницательным и осторожным мамлюком Баркуком. Ныне из этих трех союзников против Тимура жив остался один султан Баязет.
Кара-Осман-бей бросил у ворот Сиваса непогребенное тело Бурхан-аддина и с остатками своих войск бежал, услышав о приближении Баязета.
Баязет пришел. Ворота распахнулись перед ним, он вошел и объявил Сивас навеки своим.
Правителем Сиваса султан поставил своего сына Сулеймана. Теперь здесь стояло четыре тысячи отборных воинов, возглавленных Мустафой-беем.
К царевичу Сулейману принес Кара-Юсуф роковую весть о появлении опасной конницы.
О коннице вскоре узнал и Мустафа-бей, едва из загородных караулов возвратились его встревоженные разъезды.
Когда ранним утром Кара-Юсуф шел к себе в хан, где размещался со своей охраной и челядью, хозяин того обширного и нового хана длиннобородый Бахрам-ходжа возвращался с молитвы, исполненный благодати.
Видя столь статного воина, своего щедрого постояльца, Бахрам-ходжа посетовал:
- О львуподобный бек! Беда. А? Тимур уже идет на нас! А?
- Идет, отец. Вы все дороги знаете, скажите-ка, как уйти.
- А куда?
- Куда бы ни было.
- Через татар или в обход их?
- Через татар.
- А нет, что ли, обхода?
- Уже нет.
- О аллах милостивый!
- Так что ж делать?
- Без пайцзы не пройдешь.
- Где ж ее взять?
- Недавно в руках держал. Разве я знал?
- Где ж она?
- Да с ней, пожалуй, уже ушли либо вот-вот выйдут.
- Где ж она?
- У него ли она, не знаю, он уже готовил караван.
- Где ж она?
Видно, в голосе Кара-Юсуфа явилось нетерпение, если Бахрам-ходжа отстранился.
- Не грози мне, бек. Не стращай, жизнь наша в руках аллаха.
- На его ладонях, я знаю. Но где пайцза?
- Я сам держал ее. Пришел караванщик Николас, венециец. Горбун. Он ее нашел, по-нашему он неграмотен. Пришел: "Прочитай, дедушка, от кого она и на что годится". А я ему: "Откуда знаешь, что я грамотен?" - "А вы, говорит, весной в бане этим хвастали". Я ему и прочитал. В две строчки написано: амир Тимур и три кольца над этим. "Это, говорю, через татарские заставы". Он закивал: "А мне через них и надо. Пайцза мне в самый раз!" Заплатил мне дирхем за прочтение и пошел.
- Мне бы поскорей. Где он? Я ему здорово уплачу за нее.
- Продаст ли, ему самому идти.
- Да где ж он?
- Не пугай, бек. Не пугай, а то не скажу.
- Да говори же! Я и тебе уплачу.
- А сколько?
- Вот он дирхем!
- Ишь ты! Не пойдет.
- Ну десять!
- Положи тридцать.
- Вот они!
- Пойдем, я тебя проведу.
И богатей, владелец многих караванов, в то время несших его товары где-то по далеким дорогам, прежде чем идти, долго увязывал деньги в замусоленный кисет, висевший на дочерна засаленной веревочке у него на шее под рубахой.
Так они и вошли вместе в тот Румский караван-сарай, где горбуна не застали.
Так для Кара-Юсуфа начался тот день, который Мулло Камар и горбун Николас начали, отправившись вместе в харчевню, где вместе поели из глиняных чашек душистую похлебку из требухи.
2
Новый день Кара-Юсуф провел у царевича Сулеймана, в его высоком дворце, оставшемся еще от сельджуков, тесном, неудобном, который царевич задумал перестроить, но не успел.
По длинному каменному переходу, куда глядели низенькие двери ряда небольших комнат, протянулся неширокий ковер, глушивший шаги. Сквозь толстые стены сюда не проникал уличный шум.
В тишине под низеньким потолком, на низеньком угловом диване, застеленном зеленым ковром, сидело трое собеседников.
Почесывая широкую бороду, тронутую сединой, Мустафа медленно, отставляя слово от слова, говорил:
- На султана нашего Баязета замахнулся дикий степняк. Прежде не касался нашего султана, нынче полез. Сивас я ему не дам, но мне тут трудно будет. Трудно будет, а не дам.
Кара-Юсуф молчал, ожидая слов от царевича. Сулейман сказал:
- Султан, мой отец, не допустит, чтоб Сивас достался татарским грабителям. Он придет сюда с войском. Выручит! Когда белые бараны осадили Сивас, отец пришел, и Кара-Осман удрал с позором.
- Еле успел! - подтвердил Мустафа.
Кара-Юсуф молчал, в упор глядя на Мустафу.
Снова сказал Мустафа:
- А не успел бы, мы бы его тут на двенадцать кусков разрубили и кинули бы двенадцати волкодавам: ешьте, мол, бешеного волка. Ешьте!
- Теперь Кара-Осман-бей опять под стенами Сиваса.
- Теперь не с прежней своей силой, а всего с тысячью всадников, которых ему Тимур дал.
Кара-Юсуф:
- То и беда, что всадники от Тимура, - они знают, как брать города, немало с ним походили.
- Город крепок! - твердо возразил Мустафа. - Нам не первый раз отбиваться! Царевич с нами останется, султан Баязет скорее к нам придет.
- Мне надо пробираться к отцу. Вести его сюда.
- Он и сам дорогу знает.
- Я уговорю его поспешать.
Мустафа, уткнувшись бородой себе в грудь, опустил между коленями длинные руки в узких голубых рукавах.
Кара-Юсуф осторожно, негромко посоветовал:
- Царевичу надо к отцу. Верней будет.
Мустафа, не шевельнув опущенными руками, усомнился:
- Выйти отсюда уже нелегко.
Кара-Юсуф:
- Попробую его вывести.
Мустафа:
- А ты, бек, тоже?
- А чем я помогу?
- К нашим четырем тысячам с тобой тут отборные две сотни.
- Тимур сюда идет со всей своей силой... Ее у него не менее двухсот тысяч.
Мустафа упрямо сказал:
- А у меня четыре тысячи, но я не уступлю!
Кара-Юсуф:
- Надо решить, как быть. Едва начнет темнеть, попытаемся выйти.
Мустафа, не поднимая руку, тяжело опершись локтями о колени, молчал.
Наконец он повернулся к царевичу:
- Я остаюсь один. Я тут буду один. Но город не отдам. Пусть султан наш это знает. Если решит скрестить ятаганы с Тимуром, пускай спешит. Не захочет трогать Тимура, ему виднее. Сивас не отдам.
И встал:
- До вечера недалеко. Седлайте! Идите.
И, не прощаясь, ушел неслышно по длинному переходу.
Царевич, долго глядя вслед Мустафе, заколебался:
- А сумеем ли уйти?
- Попробуем.
- Пробьемся?
- Нет, людей надо брать немного. Чем меньше нас будет, тем надежнее.
- Не пробиваясь? А как?
- Схитрим. Взглянем, кто кого перехитрит.
- А не подождать ли?
- Надо скорей, пока не подошел сам.
- И значит, сегодня?
- Перед ночной молитвой нас выпустят наружу из города.
- А там темнота. Дорогу не разглядишь.
- Я тут дорожки знаю.
Они шли рядом по узкому переходу.
Ковры оставались на своих местах. Светильники свисали с потолка. Под крышей соседнего дома видны были вялящиеся ломти мяса, красноватые от перца. По крыше прыгала серенькая трясогузка, то вскидывая, то опуская длинный черный хвостик. В небе сгущалась теплая летняя синева. Облачко неподвижно висело ярко-белым комочком. Было удивительно тихо.
Но издали, со стороны базара, слышались негромкие стуки: каменщики, узнав, что к городу подходят враги, торопливо, не щадя рук, спешили поспеть завершить кладку до битвы.
Каменщики завершали купола над базарным рядом, а резчики внизу высекали узоры, обрамлявшие знаки огня и вечности. Узоры в белых камнях, поставленных над арками дверей. Мастера спешили завершить давно задуманную, полюбившуюся им стройку.
Клали крепко, расчетливо, на века. Хотя это было обречено на гибель, как и весь город.
Оно было обречено на гибель в эти дни августа, но они строили это на века.
Оно было обречено, но они спешили вложить в это всю красоту, какую могли себе представить.
Царевич снова спросил:
- Как же нам пройти-то?
Кара-Юсуф, сняв черную шапку, достал из зеленой подкладки небольшую бляху, где багряно-красная медь отливала лиловатым загаром.
- Пайцза.
- Что?
- У монголов, у татар тоже, это проездной знак. Надо поспеть, пока не подошел сам, а эти должны пропустить, им тут предостереженье.
- На нее и вся надежда?
- Не надо опасаться. Попытаемся. Другого пути уже нет.
Царевич неохотно, боязливо согласился:
- Ладно... Может быть...
И снова слышны были только отдаленные перестуки каменщиков, их молоточков о звонкие кирпичи.
3
Ночь.
Ни луны, ни звезд. Непроглядная тьма в небе, редкая для августа в том краю.
Всадники выбирали путь с краю от дороги, где была помягче земля, неслышней стук подков. Но выбирать в такой тьме путь не просто.
Останавливались, вслушиваясь. Голоса и ржанье слышались неподалеку.
Оставляя надежду на пайцзу, больше надеялись на привычную осторожность.
Когда, казалось, выбрались из кольца вражеских засад, поехали было быстрее, и тут конь Кара-Юсуфа, ударив подковой о камень, сверкнул искрой, и мгновенно над беком просвистела стрела. Он тихо остановил спутников: в эту сторону наугад могли снова стрелять, рассчитывая на скорость лошадей.
Может быть, впереди пролетали еще стрелы.
Может быть, приложившись к земле, враг вслушивается в их топот. Стояли неподвижно, опасаясь, чтобы чья-нибудь лошадь не вздумала в нетерпении бить землю ногой.
Переждав, крадучись, поехали дальше.
Царевич Сулейман негромко сказал беку:
- Плотное у них кольцо. С одной тысячью такого кольца не поставишь.
Кара-Юсуф ответил еще тише:
- Их тут уже больше.
Лишь перед рассветом прибавили рыси, а когда поняли, что уже вырвались из кольца, погнали во весь опор, спеша уйти дальше от опасных мест.
Еще и утром они продолжали спешить сколько хватало сил.
Так, далеко уйдя от Сиваса, делая лишь немногие остановки, дошли до Малатьи.
Здесь тоже среди жителей росли тревоги, опасения, страхи. Некоторые торопились уйти подальше отсюда.
В Малатье, малом, тесном уютном городке, которым правил тогда сын Мустафы-бея, царевич Сулейман и Кара-Юсуф расстались.
Сулейман повернул на Бурсу, Кара-Юсуф - в степь, рассчитывая найти там многих из своих друзей, ибо земли вокруг Халеба Баязет дал под пастбища туркменам из племени Черных баранов, которым правил Кара-Юсуф.
Обмотав всю голову лоскутом клетчатого шелка, чтобы ветер не раздувал бороду, Мустафа-бей вышел на верх башни в раннюю утреннюю пору, едва видно стало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176