Мою повседневную жизнь события эти совершенно не затрагивали. Так что самым верным способом отвлечься от мучительных переживаний было перестать вызывать в памяти эти волнующие эпизоды.Я понимал, что совершенное мною преступление подпадает под определение аномалии. К этому злодеянию меня подтолкнули чрезвычайные обстоятельства, не подвластные моей воле, и потому в душе я готов был оправдать свои действия и даже простить себя.Но как воспримут это другие? Если что и беспокоило меня в тот момент, так это вовсе не страх перед разоблачением, не кража денег и даже не воспоминания об убийстве. Причина моих волнений была связана с Сарой. Сможет ли она понять и принять мой поступок?Я чувствовал, как поддувает из окна. Пластиковая изоляция, которая была проложена во внешней раме, местами поистерлась, и ветер трепал ее лохмотья. Я видел, как родные и близкие Педерсона о чем-то разговаривали на автостоянке. Они окружили Рут и по очереди обнимали ее и утешали. Мужчины жали друг другу руки. Наконец все расселись по машинам, выехали со стоянки и медленно двинулись по Мейн-стрит к западной окраине города.Они возвращались к дому Педерсонов. Я живо представил себе их ленч за большим деревянным столом в кухне – жаркое и салат из бобовых, холодный филей и картофельные чипсы. Подадут горячие напитки – чай, кофе, шоколад, а на десерт – морковный пирог, желе и шоколадное хрустящее печенье. Рут Педерсон, уже переодевшаяся из черного платья, будет сидеть во главе стола и наблюдать за гостями, следить, чтобы закуски хватило всем. Гости будут подчеркнуто любезно что-то тихо говорить ей, а она с мягкой улыбкой будет их слушать. После трапезы все кинутся помогать ей убирать со стола, мыть посуду, расставляя ее потом совсем не по тем шкафчикам. И, когда день начнет плавно переходить в вечер и со стороны заповедника станут подкрадываться сумерки, они по одному разбредутся, возвращаясь к собственной жизни, и Рут останется одна в пустом доме, предоставленная самой себе.Я и это мог представить – как она сидит в доме, утонувшем в сумерках; гости ушли, убрав все за собой, и из-за их услужливости ей теперь нечем себя занять, остается лишь снова окунуться в свою печаль. Странно, но, даже рисуя в воображении столь безрадостную картину, я не испытывал ни угрызений совести, ни чувства вины перед этой женщиной, мне было жаль ее, да и только. Я лишил ее мужа; никогда бы не подумал, что смогу жить с ощущением столь тяжкого греха. И что же – жизнь моя продолжалась.Я опустил жалюзи, допил кофе и выбросил стаканчик в корзину для мусора. Потом сел за стол, включил лампу, вытащил из кармана рубашки ручку и погрузился в работу.
В тот вечер, возвращаясь с работы домой, я поехал кружным путем, мимо заповедника. Я обогнул его с севера, потом заехал с запада и медленно двинулся вдоль южной границы парка. Только-только начинало темнеть, и я включил фары дальнего света, внимательно разглядывая обочину дороги в поисках наших следов. Их не было; все, что хоть как-то свидетельствовало о нашем здесь пребывании, даже вмятины от шин грузовика Джекоба, было глубоко запрятано в снежных сугробах.Проезжая мимо фермы Педерсона, я обратил внимание на светящиеся окна дома. Колли снова сидела на крыльце. На этот раз она почему-то не залаяла – просто, навострив уши и медленно вращая худой остромордой головой, долго глядела вслед проезжавшей мимо машине, которая следовала в сторону моста.
Прошла неделя. За это время я дважды разговаривал с Джекобом по телефону, но не виделся с ним. Разговоры наши были сжаты, они крутились в основном вокруг Педерсона и заканчивались взаимными заверениями в успехе нашей аферы. С Лу я не беседовал ни разу.В четверг днем я сидел на рабочем месте, когда в моем офисе появилась Сара. Она раскраснелась от мороза, румянец придавал ей злобный вид, в ней чувствовалась какая-то нервозность: глаза бегали, руками она непрерывно что-то подправляла – то волосы, то брови, то одежду; глядя на нее, я сразу понял: что-то случилось. Я тут же встал и, выйдя из-за стола, помог ей снять куртку. На Саре было одно из ее платьев для беременных – флотилия крошечных суденышек движется по морю бледно-голубой дешевой ткани. Платье были присобрано на животе, который от этих складочек казался и вовсе необъятным. Я не мог удержаться, чтобы не уставиться на него; он напоминал мне какой-то гигантский фрукт. Внутри был ребенок: теперь всякий раз, стоило мне взглянуть на ее живот, как меня посещала эта мысль, вызывая неприятные ощущения в собственном желудке.Сара тяжело опустилась в кресло возле моего стола – на нем обычно сидели клиенты нашего магазина, когда приходили ко мне просить об отсрочке платежей по счетам. Волосы ее были уложены вокруг головы, губы она подкрасила темно-красной помадой.– Лу проболтался Ненси, – выпалила она.Я подошел к двери и поплотнее прикрыл ее. Потом вернулся к столу.– Я встретила ее в бакалейной лавке, – продолжила Сара. – Я зашла купить яблочного пюре и как раз рылась в сумке, пытаясь отыскать купон на скидку, который вырезала из газеты, когда вдруг сзади подошла Ненси и спросила, зачем я занимаюсь такой ерундой.– Она имела в виду купон?Сара кивнула.– Она сказала, что с таким новогодним подарком не стоит так мелочиться.Я нахмурился.– Она говорила это прямо у кассы. Словно комментировала прогноз погоды.– А ты что ей ответила?– Ничего. Я сделала вид, что не поняла ее.– Хорошо.– Но она догадалась, что я знаю, о чем идет речь. Мне кажется, она уловила, что я поняла ее намек.– В конце концов, мы ведь предполагали, что Лу все ей расскажет, не так ли?– Я хочу сжечь деньги.– Я имею в виду, что рано или поздно ей все равно пришлось бы узнать об этом.– Мы совершили ошибку, Хэнк. Признайся в этом. Мы вляпались по уши.– Мне кажется, ты излишне драматизируешь события, – сказал я и потянулся через стол, пытаясь взять ее за руку, но Сара резко отдернула ее. Я пристально посмотрел на жену. – Ну, хватит, успокойся.– Нет. Нас поймают. Я хочу сжечь деньги.– Но мы не можем этого сделать.– Неужели ты не видишь, Хэнк? Не видишь, как ситуация выходит из-под контроля? Все было нормально, когда о деле знали только мы четверо. Но каждый считает себя вправе поделиться секретом с кем захочет. Теперь нас уже пятеро. Очень скоро будет и больше. И число посвященных будет расти, пока нас не схватят.– Мы не можем сжечь деньги, – повторил я.– Это маленький городок. Слухи здесь распространяются гораздо быстрее, чем ты думаешь. Мы должны покончить с этим делом, пока у нас еще есть такая возможность.– Сара, – медленно произнес я, – все осложнилось.Она начала было протестовать, но вдруг увидела выражение моего лица.– Что ты имеешь в виду? – спросила она.– Ты помнишь репортаж по телевизору о Дуайте Педерсоне? Старике, что свалился на аэросанях в реку?Она кивнула.– Да, первого января.– Его смерть не была случайной.Сара, судя по всему, не поняла смысла сказанного. Она смотрела на меня отсутствующим взглядом.– Он видел нас с Джекобом в заповеднике, и мы убили его. – Выпалив это, я испытал невероятное облегчение, у меня словно гора с плеч свалилась. Сам того не ожидая, я вдруг признался. Теперь совесть моя была чиста.Сара сидела молча, пытаясь осознать услышанное.– Ты убил его? – спросила наконец она и как-то странно посмотрела на меня. В ее взгляде отразился не ужас, которого я почему-то больше всего боялся; в нем было нечто сродни страху – опаска с оттенком растерянности, пожалуй; и за всем этим угадывалось скрытое неодобрение, которое, как зернышко, готово было прорасти и ожидало лишь благодатного дождя в виде подробностей случившегося. Уловив ее настроение, я заколебался и, опять-таки неожиданно для самого себя, даже не задумавшись, снова начал лгать.– Это дело рук Джекоба, – сказал я. – Он вышиб Педерсона из саней и ударил по голове. Потом мы отвезли старика к мосту и обставили его гибель как несчастный случай.У меня было такое ощущение, что мое вымученное признание истекает кровью среди разбросанных по столу бумаг.– Боже, – прошептала Сара.Я кивнул, уставившись на свои руки.– Как ты мог позволить ему совершить убийство? – спросила Сара.Я не сомневался в том, что этот вопрос она задает из чистого любопытства, а вовсе не в порядке внушения. Ответа у меня не было.– Разве ты не мог его остановить?Я покачал головой.– Это произошло так быстро. Один удар – и все было кончено.Я посмотрел на Сару, встретился с ней взглядом. И испытал облегчение: она была спокойна. В ее глазах не было ни ужаса, ни печали, одно лишь смятение. Она не совсем поняла, что же произошло на самом деле.– Он выслеживал лисицу, – начал объяснять я. – Если бы Джекоб не убил его, он бы наверняка обнаружил самолет и наши следы вокруг него.Сара на мгновение задумалась.– Но это не мешает нам сжечь деньги, – проговорила она.Я опять покачал головой. Вовсе не собирался я жечь эти деньги. Из-за них я убил человека; если сейчас я сдамся, получится, что убил ни за что. Мое преступление станет бессмысленным, непростительным. Все это я понимал, но сказать Саре не смел.Сдвинув брови, я вперил взгляд в стол и начал катать карандаш по его поверхности, накрыв сверху ладонью.– Нет, – сказал я. – Мы не будем сжигать деньги.– Но нас поймают, – возразила Сара. – Может так получиться, что мы теряем последний шанс.Она повысила голос, и я взглядом указал на дверь, одновременно приложив палец к губам.– Если мы сожжем их, – зашептала она, – с Джекобом все будет в порядке. Не останется ни улик, ни мотивов, чтобы привязать нас к гибели Педерсона. Но если мы будем тянуть, то дождемся, что нас накроют с деньгами, и тогда уж Карлу не составит труда свести все факты воедино.– Я не вижу причин для волнений, – спокойно проговорил я. – Нам пока ничто не угрожает. А если вдруг почувствуем опасность, тогда можно будет сжечь деньги. Пока это единственная улика против нас.– Но теперь это уже не просто кража, ведь произошло убийство.– Кроме нас, об этом никто не знает, Сара. Только ты, я и Джекоб. Это наш секрет. И с чего это вдруг у кого-то возникнут подозрения на наш счет?– Нас поймают. – Она откинулась в кресле и сложила руки на животе.– Нет, – произнес я с большей уверенностью, чем испытывал на самом деле. – Не поймают. Больше ни одна живая душа не узнает о том, что произошло. Ни о Педерсоне, ни о деньгах.Сара промолчала. Она, казалось, была близка к тому, чтобы разрыдаться, но я чувствовал, что хотя бы на мгновение, но мне удалось удержать ее от слез. Она готова была оставить все как есть, подождать и посмотреть, что произойдет дальше. Я встал со стула и, выйдя из-за стола, подошел к ней. Я коснулся ее волос, наклонился и обнял ее. Движение получилось весьма неграциозным: она сидела глубоко в кресле, живот ее разделял нас, и мне пришлось перегнуться через ручку кресла, чтобы дотянуться до нее. Но желаемый эффект был достигнут. Сара уронила голову мне на плечо и обняла меня.На столе начал надрываться телефон. После пяти звонков он замолк.– Я же обещал тебе, Сара, ведь так? Я обещал, что не позволю, чтобы мы оказались в руках полиции.Она кивнула, уткнувшись мне в шею.– Верь мне, – прошептал я. – Я поговорю с Лу насчет Ненси. Все будет о'кей. Ты только подожди, не дергайся.
В тот же вечер, когда магазин уже закрывался, я услышал, как в торговом зале Джекоб спорит с кассиршей. Я быстро поднялся и вышел из кабинета.Джекоб стоял у кассы; куртка его была наглухо застегнута. Он умоляюще глазел на Черил Уилльямс – густо нарумяненную стареющую толстушку, которая работала кассиром на полставки. Черил упрямо мотала головой.– Сожалею, мистер Митчелл, – говорила она. – Я просто не имею права этого делать. Перейдите улицу и зайдите в банк.– Ну что вам стоит, Черил, – умолял Джекоб. – Банк ведь уже закрыт.– Тогда вам придется подождать до утра.– Я не могу ждать до утра, – повысил голос Джекоб. – Мне это нужно сию минуту.Что-то в его позе – скорее всего, неуклюже расставленные ноги, чуть подгибающиеся под тяжестью его туши, – убедило меня в том, что Джекоб пьян.– Джекоб, – вмешался я в разговор, не дав Черил возможности ответить.Они одновременно повернулись ко мне, и на лицах обоих отразилось облегчение.– Она не дает мне денег, – пожаловался Джекоб.В его руке был зажат чек, и он помахал им перед носом Черил.– Мы не банк, – возразил я. – Мы не выдаем денег по чеку.Черил, вновь занявшаяся подсчетом дневной выручки, чуть заметно улыбнулась.– Хэнк… – начал было Джекоб, но я резко оборвал его.– Пройди в мой кабинет, – сказал я.Джекоб повиновался, и, когда он вошел ко мне, я закрыл за ним дверь.– Садись, – бросил я ему.Он опустился в то самое кресло, в котором незадолго до этого сидела Сара. Кресло жалобно скрипнуло под его тяжестью.Я подошел к окну и поднял жалюзи. Солнце почти зашло. В городе зажигались огни. Церковь и кладбище уже погрузились в темноту.– Ты выпил, – сказал я не оборачиваясь. Мне было слышно, как он заерзал в кресле.– Что ты имеешь в виду?– Я чувствую по запаху. Еще пяти нет, а ты уже пьян.– Я выпил только пару пива, Хэнк. Я совсем не пьян.Я отвернулся от окна и присел на подоконник. Джекобу пришлось развернуться в кресле, чтобы видеть меня. Выглядел он смущенным, оробевшим – словно ученик, которого вызвали в кабинет директора.– Это безответственно, – заявил я.– Но мне действительно очень нужны деньги. Нужны сегодня вечером.– Ты хуже Лу.– Да полно тебе, Хэнк. Выпил-то всего пару пива.– Он проговорился Ненси, так ведь?Джекоб вздохнул.– Отвечай мне, – повысив голос, настаивал я.– Что ты так зациклился на этом?– Просто хочу знать правду.– Но мне-то откуда это знать?– Мне важно твое мнение.Насупившись, Джекоб снова заерзал в кресле. Смотреть на меня он не решался.– Она его подружка, – начал он. – Они вместе живут.– Ты хочешь сказать, что он все-таки проболтался?– Если бы Лу спросил меня о том, сказал ли ты Саре или нет, я бы ответил…– Лу спрашивал тебя об этом?– Перестань, Хэнк. Я просто пытаюсь доказать тебе, что это лишь мои догадки. Я ни в чем не могу быть уверенным.– Я не об этом спрашиваю. Меня интересует, что ты думаешь по этому поводу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50