»
Увидев впереди ее дом, он задумчиво покусал нижнюю губу. Мысль о том, чтобы она стала партнером в жизни, так же как в офисе, была очень соблазнительной. Он даже представил себе, как произносит: «Моя жена Анжелика». Вот только его прошлое – дает ли оно хоть какие-нибудь шансы на счастливый брак и – он сглотнул – отцовство?
Раньше Рис никогда не думал о браке, раз и навсегда решив, что такая попытка была бы обречена на неудачу. Только теперь он понял, насколько был поглощен работой, как мало оставалось времени на что-либо другое. Бизнес был для него и женой и семьей. Но теперь, когда есть Анжелика, может быть…
Подчиняясь импульсу, он крутанул руль, заводя машину в ее двор. Он не собирался останавливаться – да и приглашен-то не был, – и вот он здесь. Единственное, что она может сделать, – это захлопнуть дверь у него перед носом; только лучше бы, черт возьми, она этого не сделала.
– Рис? Я тебя не ждала. – Анджи стояла в дверях, вопросительно глядя на него; волосы были еще влажными после душа, миниатюрное тело в мягком халате. Кошка выглядывала из-за длинного подола, приветствуя его тихим мяуканьем.
Вот так и должно быть, вдруг понял Рис. После работы они с Анжеликой должны быть вместе, дома. Если бы только удалось убедить Анжелику, что ее дом – с ним.
– Ты меня впустишь?
Она отступила, пропуская его, и медленно закрыла дверь.
– У тебя усталый вид, – сказала она, решив, очевидно, принять его появление без комментариев. – Попить хочешь? А как насчет поесть?
– Ты уже ела?
– Да, салат. Но я тебе что-нибудь сделаю.
– Например, сэндвич с тунцом, – подсказал он.
Анджи улыбнулась.
– Тебе повезло. У меня случайно завалялась банка тунца.
– Спасибо. Я возьму себе попить. – Он направился к холодильнику, где она завела обыкновение держать фруктовые напитки для него. Сейчас Рису хотелось виноградной газировки. И Анжелику. Но лучше пока сосредоточиться на газировке.
Открыв банку, он шагнул назад и чуть не наступил на Цветика.
– Проклятая кошка, – беззлобно выругался он, беря бумажное полотенце, чтобы вытереть образовавшуюся на полу лужу.
– Она в порядке? – забеспокоилась Анджи, оборачиваясь к возмущенной кошке.
– Она-то в порядке, – саркастически отозвался Рис. – Я тоже. Спасибо за беспокойство.
Она хихикнула.
– Я решила, что ты сможешь постоять за себя.
Он открыл шкафчик, где у нее стояло мусорное ведро.
– На меня напали сзади. Застали врасплох.
Анджи улыбнулась и встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку.
– Бедный мальчик. Хочешь чипсов вдобавок к сэндвичу?
Он замер с грязным полотенцем в руках.
– Я… гм… что?
Удивленная Анджи повторила:
– Хочешь чипсов, Рис?
– А-а. Ага, спасибо. – Черт, она его убивает. Стоит ей чмокнуть его в щеку и сказать какую-нибудь чепуху, и он теряет рассудок. Только дурак не постарается заполучить такую женщину навсегда. Риса Вейкфилда обвиняли во многих грехах, но в глупости – никогда.
Вспомнив о полотенце, он нагнулся, чтобы бросить его в ведро. Хотел уже закрыть шкафчик, когда заметил на полу конверт. Похоже, его нечаянно уронили, выбрасывая мусор. Он поднял, обратив внимание на аккуратный почерк, обратный адрес и на то, что конверт не распечатан.
– Ты не по ошибке выбросила это? – спросил он, догадываясь, что письмо от отца.
Она взглянула на конверт и нахмурилась.
– Не по ошибке. Твой ужин готов.
– Это от отца?
– Да. Выбрось, пожалуйста.
– Анжелика…
– Рис. – Ее взгляд ясно говорил: «Не лезь не в свое дело». – Мой отец не может сказать ничего такого, что мне было бы интересно услышать – или прочитать.
– Может быть, ему просто одиноко, – осторожно предположил Рис. Он сам не вполне понимал, почему настаивает, но что-то подсказывало, что Анджи не будет счастлива, пока не помирится – хотя бы отчасти – с единственным оставшимся у нее родным человеком.
– Плевать, – сказала она с никогда не слышанной им жестокостью. – Он сам вырыл себе эту яму. Если там оказалось неуютно – поделом. Следовало быть разборчивее в средствах.
Рис со стулом подъехал к столу и откусил сэндвич. Прожевал, проглотил и решился продолжить:
– Я понимаю, что он наделал ошибок. Но не он первый и не он последний. Ты сказала, что твое детство нельзя назвать несчастливым. Неужели у тебя не осталось к нему никаких чувств?
– Он заставил меня забыть обо всех чувствах, – возразила она, напряженно выпрямившись. – То, что он сделал… то, что он сказал мне… Я никогда не позволю себе простить это.
Рис положил на тарелку недоеденный бутерброд.
– Ты всегда так бескомпромиссна?
Ее глаза расширились от возмущения и боли.
– Ну что ты пристал? Тебе до этого какое дело?
Ему не понравилось, как она это сказала. И она, кажется, уловила раздражение в его ответе.
– Хотелось бы знать, будешь ли ты так же безжалостна, если я сделаю что-то, что не понравится тебе.
– Рис, как ты можешь так говорить? – Она недоверчиво поморщилась. – Ты никогда бы не сделал того, что мой отец. Ты, наверное, самый честный человек из всех, кого я знала, – в бизнесе и в личной жизни. Как можно сравнивать тебя с моим отцом?
– Все мы совершаем ошибки, Анжелика, – настаивал он. – Я не могу обещать, что никогда не причиню тебе невольную боль или не разочарую тебя чем-то. И если это случится, ты так же решительно порвешь со мной?
Она долго молча смотрела на него, потом кончиками пальцев тронула его руку.
– Не думаю, что когда-нибудь я смогу порвать с тобой, – прошептала она.
Он схватил ее руку, чувствуя, как что-то сжалось в груди. Сейчас, подсказал ему тихий внутренний голос. Сделай это сейчас. Пока не струсил.
– Ну так оставайся со мной навсегда, – напрямик потребовал он, не в силах быть дипломатичным сейчас, когда так многое зависело от ее ответа. – Давай поженимся, Анжелика.
Она задохнулась, и ее рука обмякла в его ладони.
– Поженимся?..
Он конвульсивно стиснул ее пальцы. Потрясена так, будто он дал ей пощечину, мрачно подумал Рис.
– Мы принадлежим друг другу. Это не постельная связь и не служебный роман. Это навсегда. Я не могу жить без тебя. Ты мне невероятно дорога. Скажи, что ты согласна выйти за меня.
Она сглотнула. Голос прозвучал хрипло:
– Рис, я не ожидала. Ты должен дать мне время.
– Сколько? – ровно спросил он, не отпуская ее глаз.
Она беспокойна поерзала, но он не отпускал и руку.
– Я не знаю. Я не могу назвать день и время.
– Мне нужен ответ, Анжелика. И терпения у меня не много.
Она состроила рожицу.
– Уж кто-кто, а я это хорошо знаю.
Рис прижал ее руку к щеке, радуясь мимолетному мгновению интимности.
– Выходи за меня.
Она зажмурилась, а когда снова открыла глаза, в их фиалковой глубине стояли слезы.
– Рис, милый. Для меня так много значит, что ты… Он раздраженно глянул на нее.
– Не смей исполнять передо мной эти песни и пляски насчет «я польщена» и «это большая честь»! – предупредил он.
Анджи вздохнула, и на ее лице тоже промелькнуло раздражение.
– Дай мне договорить. И, черт возьми, это действительно честь, хочешь ты это слышать или нет. Думаешь, я не понимаю, что для тебя значит сделать предложение? Так как же ты можешь требовать, чтобы я отнеслась к нему настолько легкомысленно, чтобы ответить не раздумывая?
– Я, наверно, надеялся, что ты уже задумывалась над этим, – смущенно признался он. Неужели он свалял дурака, решив, что уж если мысль о браке возникла у него в голове, то и она об этом тоже думала? Неужели она никогда не предполагала упрочить их отношения? Ну а если и нет, сказал он себе, упрямо сжимая губы, то самое время подумать. У нее покраснели щеки.
– Правда, эта мысль… возникала у меня раз или два, – тихо призналась она.
У него отлегло от сердца. Значит, у нее это тоже серьезно.
– И эта мысль была тебе неприятна? – спросил он, стараясь не показать, насколько уязвимым ощущал себя в это мгновение.
– Нет. Не неприятна. Но… пугающа.
Он нахмурился.
– Я пугаю тебя?
– Меня пугает мысль о таком решительном шаге, – поправила Анджи. Она резко вырвала руку и сплела пальцы, сжав их так, что побелели костяшки. – Попытайся понять, Рис.
– Попытаюсь… если ты объяснишь, что тебя пугает.
Казалось, она старается привести в порядок мысли.
– В прошлом году весь мой мир перевернулся вверх тормашками. Я потеряла все: бабушку, уважение к отцу, почти всю свою собственность. Я осталась одинокой, испуганной, не знающей, кто я и чего стою. Такой я приехала сюда и начала строить жизнь заново. Я получила работу, к которой не была подготовлена, и научилась неплохо справляться с ней.
– Чертовски неплохо.
Она слабо улыбнулась его вмешательству и продолжала:
– Потом мы начали встречаться, и я… полюбила тебя. Но, – торопливо добавила она, когда он подался вперед и хотел что-то сказать, – я не вполне уверена, что готова изменить нынешнее положение вещей. Сейчас я счастлива. Я боюсь снова рисковать, пока время не убедит меня, что мы – мы оба, Рис, – понимаем, что делаем.
– Я знаю, что делаю. Боишься только ты. – Он обхватил рукой свое предплечье. – Ты устроила себе здесь норку. Да, иногда ты выходишь наружу, пока что-нибудь не спугнет тебя, пока не подумаешь, что ты снова чем-то рискуешь. Тут ты бросаешься назад, чтобы спрятаться со своей кошкой и своими безделушками. Я не прошу тебя отказываться от чего-то, Анжелика. Ты можешь сохранить этот дом, сохранить все, что в нем есть. Мое предложение никак не повлияет на твою работу, и я не буду просить, чтобы ты перестала видеться с друзьями, которых приобрела за эти месяцы. Я готов даже принять в нагрузку кошку.
Он в нетерпении подался вперед.
– Ты говоришь, что любишь меня, но боишься довериться мне, довериться тому, что мы нашли вместе. А без доверия у нас нет никаких шансов.
– Мне нужно время, Рис, – почти взмолилась она. – Пожалуйста, не ставь мне ультиматум.
Рис поморщился.
– Ультиматум? – переспросил он, не в силах скрыть горечь. – Вроде того, что «выходи за меня, или между нами все кончено»?
Она кивнула.
Рис покачал головой.
– Нет. Даже если бы я думал, что это подействует, я бы не воспользовался своим преимуществом. Я ни за что не отпущу тебя, раз уж нашел. Даже если придется штурмовать эту крепость, пока ты наконец не признаешь, что у тебя нет выбора.
Ее улыбка была робкой и дрожащей.
– Пожалуй, это я уже поняла.
Он заставил себя расслабиться и снова взялся за бутерброд.
– Я подожду, Анжелика. Но не тяни слишком долго.
«Не то придется принимать решительные меры, – добавил он про себя. – Начать можно будет с похищения. Или сделаю тебе ребенка. Вы будете очень хороши беременной, леди». Он благоразумно сохранил при себе эти мужланские мысли, догадываясь, что Анджи вцепится ему в горло, если узнает о них, и лишь хищно улыбнулся и доел свой ужин.
* * *
Анджи ахнула и выгнулась дугой, когда Рис осторожно куснул нежную внутреннюю кожу ее бедер. «Если он хочет довести меня до безумия, то осталось немного», – смутно мелькнуло у нее в голове. Она давно утратила счет времени с того момента, когда он снял с нее халат и бережно уложил на кровать. На ней не осталось места, которое бы не было обласкано, обцеловано, искусано и удовлетворено. Она не могла уже даже заниматься любовью и только лежала на животе, полубессознательно постанывая.
Кончик его языка прошелся по легким отпечаткам зубов на коже. Руки Риса чуть придавили ее ягодицы, а рот, погладив бедра, двинулся внутрь, чтобы найти беззащитную плоть под золотистыми завитками между ног.
– Рис. О Рис. – Если бы у нее оставались силы, это был бы крик. Сейчас она только шептала.
Он услышал. Перевернув ее, он прижал рот к ее губам.
– Скажи еще раз, – требовал он, не поднимая головы.
Анджи знала, каких слов он ждет. Не в первый раз он требовал их с тех пор, как принес ее в постель.
– Я люблю тебя, – пролепетала она. – Я люблю…
Его язык ворвался, пробуя эти слова на вкус. Его рука нашла грудь, а бедра уже ходили в ритме, который скоро вернет ее в хаос страсти. Анджи застонала от наслаждения и вверилась ему.
Обхватив коленями его бедра, она изогнулась, чтобы принять его глубже. Она стонала, задыхалась, выкрикивала его имя. Миновав пик, она всхлипнула от облегчения и растерянности и задрожала от удовлетворенного желания, зная, что конец неизбежен, и желая только оттянуть его. Никогда она не была так счастлива, как при близости с Рисом, забывая о существовании всего остального мира.
– Анжелика, я… – Слова потонули в стоне, когда его напряженное тело содрогнулось в оргазме.
Она хотела услышать. Хотел ли Рис сказать, что любит ее? Если так, это будет в первый раз, хотя сам он неустанно хотел слышать эти слова от нее. Она знала, как трудно ему было бы произнести их – даже труднее, чем сделать предложение. И особенно трудно, если он еще не уверен в ней.
Он просил ее выйти за него. Закрыв глаза, Анжелика глубоко вздохнула.
– Тебе тяжело? – тут же спросил Рис.
– Нет, – успокоила Анджи, прижимая его. – Мне хорошо.
Он пробормотал что-то невнятное и поудобнее пристроил голову на ее груди.
Возвращаясь к своим мыслям, Анджи пыталась представить, что будет, если она выйдет за Риса. Он обвинял ее в недоверии. Конечно, это не так. За последние месяцы она убедилась, что никому на свете не доверяет больше, чем Рису. Он не подведет ее, как отец, не станет лгать, как прежние друзья и любовники. Не станет изменять ей. Для Риса клятва перед алтарем будет его словом. А для него нарушить слово – значит потерять честь, которая слишком важна для него, так долго не имевшего ничего больше.
Так чего же она боится?
Потерять его, тут же ответила она. Не другая женщина может отнять его и не тюремная камера, но потеря интереса. Привычки, сформированные годами, отшлифованные годами поисков себя и борьбы за самоутверждение. Утрата ощущения новизны любви и возвращение ко всепоглощающему бизнесу.
Может быть, она все еще борется с чувством собственной несостоятельности, с сомнениями, есть ли ей что предложить такому человеку, как Рис. Он старше, опытнее, увереннее в своих силах и большего достиг в жизни. Не наскучит ли ему женщина, ходившая в детский сад, когда он воевал во Вьетнаме, эгоистично скользившая по поверхности, пока обстоятельства не вынудили переоценить приоритеты и изменить образ жизни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21