Молодой человек замялся.
– Конан хотел, чтобы с вами встретился я.
– Тем не менее он должен прийти. Если он откажется, я ничего не смогу сделать. – В шифровке Ушара содержалось описание Конана де Витта: «высокий, светловолосый, с родимым пятном на левой щеке около глаза».
– Будь по-вашему, – наконец сказал малый, – но для этого должна быть серьезная причина.
Она пожала плечами.
– Мне все равно, что вы решите.
– Сейчас узнаю.
Он выскользнул из церкви и через несколько минут вернулся с высоким человеком в домотканой одежде, небрежно помахивавшим тросточкой.
Конан де Витт посмотрел на девушку сверху вниз. У него было поразительно красивое лицо, хотя и чересчур бледное. Джейми называл ее холодной сукой'; голос этого человека звучал хоть и ворчливо, но достаточно уважительно.
– Что вы хотели от меня, Орел?
– Ушар прислал ваш портрет. Я должна быть уверена, что вы именно тот человек, о котором он пишет.
Он потрогал кончиком пальца большое родимое пятно.
– Вы удовлетворены?
Эванджелина кивнула, быстро поставила свои инициалы в нижнем углу документа и протянула его де Витту.
– У вас есть пакет для меня?
Де Витт протянул ей тонкий конверт. Эванджелина сунула его в карман плаща и поднялась.
– Джейми был прав. Вы действительно холодная сука. Я говорил Ушару, что женщинам нельзя доверять, но он заявил, что вы отличаетесь от других, что он крепко держит вас в руках и вы не посмеете нас предать. Он верит Эджертону больше, чем мне. – Де Витт пожал плечами. – Что ж, посмотрим. Я всегда считал женщин безмозглыми существами. При случае спрошу Эджертона, чем они вас взяли. Знаете, он хочет вас. И, думаю, добьется своего.
Она испустила смешок, в который вложила все свое презрение к этому подлому изменнику.
– Мистер де Витт, дело закончено. Я ухожу.
– Да, сука, – тихо сказал Конан, снова смерив ее взглядом и подняв светлую бровь. Эванджелина быстро назвала ему лондонский адрес Джона Эджертона и повернулась к выходу, но голос де Витта заставил ее остановиться: – Этот малый, Тревлин… Позаботьтесь, чтобы он ничего не заподозрил. Иначе его придется убить.
Она почувствовала укол страха, но не показала этого и нетерпеливо махнула рукой.
– Не будьте идиотом. Этот человек ничего не подозревает. Занимайтесь своими делами, а мои предоставьте мне!
Эванджелина круто повернулась и вышла из церкви на яркий солнечный свет. Этот человек был красив. Попав в Лондон, он будет принят всюду, где только пожелает. Разве что родимое пятно помешает… Ну ладно. Ей будет что написать в дневнике о Конане де Витте. Тут одной строчкой не обойдешься.
Герцог Портсмутский стоял у широкого стрельчатого окна своего лондонского дома на Йоркской площади и смотрел на стекавшие по стеклу струйки дождя. Он держал в руке письмо Эванджелины, содержавшее равнодушный отчет гувернантки об успехах Эдмунда в учебе. Письмо было написано очень сухо, бесстрастно, безжизненно, и Ричарду отчаянно хотелось свернуть шею его автору. Это послание было пятым. Так могла бы писать незнакомка, а не женщина, которую он ласкал, целовал и гладил груди до тех пор, пока чуть не изошел семенем.
Теперь Эванджелина была чужой. Она старалась держаться официально. Герцога удивляло, что боль, нанесенная ее последними словами, все еще жива и продолжает пульсировать внутри, заставляя ломать голову над тем, что толкнуло ее на этот шаг. Чем он заслужил это? И почему она так сопротивлялась поездке в Лондон? Сегодня это оставалось такой же тайной, как и день назад, когда он мучительно раздумывал над случившимся.
– Милый, может быть, расскажешь, что тебя мучает?
Услышав голос матери, он обернулся и покачал головой. Неужели это так бросается в глаза? Это весьма неприятно, но, с другой стороны, мать знает его почти так же хорошо, как покойный отец. Не желая огорчать ее, Ричард улыбнулся и сказал:
– Ничего особенного, мама. Просто трудный день. Трудный и утомительный, вот и все. Этого вполне достаточно, чтобы испортить человеку настроение. Так что не беспокойся.
Вдовствующая герцогиня Портсмутская Марианна-Клотильда внимательно посмотрела на сына. Он защищал ее так же, как и покойный муж. Даже тогда, когда это не имело смысла. Она ответила на его улыбку и спросила только одно:
– Как дела у Эдмунда?
– Мадам де ла Валетт сообщает, что он скоро допишет свой первый рассказ, поскольку развивается не по дням, а по часам. Она прислала мне начало этого опуса. – Он передал матери лист бумаги.
Буквы, выведенные рукой Эдмунда, были четкими и ровными. Там было четыре предложения.
«Стояла темная и бурная ночь. Луны не было. Были звезды. Я напишу еще, но нужно потерпеть».
Она засмеялась.
– Замечательно! Похоже, мадам де ла Валетт – настоящий гений!
– Возможно, она сама сказала ему, что нужно написать. Это ничего не значит.
– Не будь таким пессимистом, Ричард. Могу держать пари, это собственные мысли Эдмунда, а мадам всего лишь помогла ему оформить их. Сегодня же отвечу мальчику, похвалю его и попрошу поскорее прислать продолжение. Напишу, что при таком великолепном начале очень трудно дотерпеть до получения следующей части.
– Неплохо, правда? – хрипло спросил герцог. Его голос был полон такой гордости, что матери захотелось заплакать.
– Очень неплохо, учитывая, что он занимается всего три недели. Похоже, мадам де ла Валетт добилась поразительных успехов. Знаешь, я скучаю по мальчику. – Герцогиня опустила взгляд. Ей показалось, что красивые глаза сына полны тоски. Тоски? Да, очень похоже. Но тогда почему бы ему не вернуться в Чесли? Или вызвать сюда Эдмунда? Решив проверить свои подозрения, она наугад сказала: – Милый, до меня наконец дошло, что Эдмунд уже не малыш. Скоро ему понадобится отцовская рука. Может быть, вызвать его в Лондон вместе с кузиной Марис-сы? Мне не терпится познакомиться с ней.
Герцог подозрительно посмотрел на мать. Темные глаза Марианны-Клотильды, очень похожие на его собственные, были совершенно невинными, но это только усилило его подозрения. И отец и мать отличались невероятной проницательностью. В детстве ему ни разу не удалось обмануть их.
– Я догадываюсь, – язвительно заметил он, – что тут не обошлось без Баньона. Черт бы побрал этого малого, вечно сующего нос не в свое дело!
Герцогиня только улыбнулась в ответ. Естественно, она говорила с Баньоном, но слуга сына рассказал очень мало, что ее весьма удивило. Преданность преданностью, однако… После возвращения из Чесли сын изменился. Он стал более отчужденным и, кажется, более задумчивым. Сначала герцогине казалось, что Ричард все еще горюет по своему другу Робби Фарадею, но потом она поняла, что ошиблась. И Сабрина Эверсли, ныне жена Филиппа Мерсеро, тоже, похоже, не имела к этому никакого отношения. Но сын был мрачен. И одинок, страшно одинок. Мать не знала, что делать, и это угнетало ее.
Герцогиня погрузилась в молчание. Возможно, сыну нужна новая любовница. Старая герцогиня была реалисткой, хотя всегда отрицала это. Ричард был такой же чувственной натурой, как и его отец. Да, но отец в конце концов встретил ее, Марианну-Клотильду, дочь обедневшего графа, и с тех пор его чувственность получала разрядку дома, с ней, в постели или там, где им случалось остаться наедине. Эти воспоминания заставили ее улыбнуться. И все же, несмотря на сходство с отцом, сын был человеком себе на уме. Когда Ричард по воле отца женился на Мариссе, мать верила, что он остепенится, но этого не случилось. А потом Марисса умерла.
Марианна-Клотильда вздохнула. Она начинала сомневаться, что сын когда-нибудь найдет себе пару. Интересно, что представляет собой эта кузина Мариссы?
Ричард снова уставился в окно невидящим взглядом.
– Ты прекрасно знаешь, что Баньон мне никогда ничего не рассказывает. А жаль. Потому что сам ты молчишь как камень, – печально произнесла герцогиня.
– Ты вечно его выгораживаешь… Нет, – не оборачиваясь проворчал он, – я отведу этого ублюдка… прошу прощения, отведу Баньона в боксерский клуб «Джентльмен Джексон» и как следует двину ему в живот!
Тут до герцогини дошло, что Ричард так и не ответил на ее вопрос. Она улыбнулась, глядя в его напряженную спину.
– Знаешь, милый, я умираю от скуки. Подумай как следует. Может, все-таки вызовешь мадам де ла Валетт и Эдмунда в Лондон? – И, чуть не плача, добавила: – Я стосковалась по своему единственному внуку. Мне бы хотелось посмотреть на него, перед тем как я заболею, а потом умру. Неужели тебе трудно привезти его и мадам в Лондон, если об этом просит тебя мать?
Герцог обернулся к ней, и Марианна-Клотильда внутренне ахнула, увидев его измученный взгляд. Ричард махнул рукой и хрипло сказал:
– Мадам не желает приезжать в Лондон. Когда я сообщил ей, что хочу этого, она пригрозила уехать из Чесли. Я сказал, что ей некуда ехать, а она ответила, что это не мое дело. А потом, если не ошибаюсь, послала меня к черту!
Марианна-Клотильда захлопала глазами. Похоже, она наконец докопалась до главного.
– Судя по тому, что мне рассказал Баньон, она весьма приятная молодая особа, но очень гордая. Как-никак, она бедная родственница, зависящая от тебя. Возможно, ты слишком властно разговаривал с ней. – Видя, что единственным ответом Ричарда является упрямый взгляд, она продолжила:
– Кстати, милый, как ее зовут? Я не могу все время называть ее «мадам де ла Валетт».
– Эванджелина, – еле слышно буркнул он.
Мать, которую внезапно осенило, едва не потеряла выдержку. Однако этого не случилось. Она была любопытна, но далеко не глупа. Ее мальчик облачился в такую броню, которую не смогла бы пробить даже мать.
– Прекрасное имя. – Герцогиня встала и разгладила платье. Эта высокая пятидесятилетняя женщина все еще обладала стройной, изящной фигурой. Она подошла к сыну, поцеловала его в щеку и промолвила:
– Я всегда считала тебя самым красивым джентльменом в Лондоне.
– Мама, я похож на тебя, так что в тебе говорит тщеславие.
– Вовсе нет. Твой отец тоже был очень хорош собой.
Герцогиня знала, что сыну, как и покойному мужу, нет прохода от юных леди, замужних леди и женщин, которые не имели к леди никакого отношения. Она опасалась, что мальчик так и не узнает, что такое настоящая любовь, поскольку женщины с готовностью устремлялись в его объятия и постель с тех пор, как Ричарду исполнилось шестнадцать. А то и раньше. Отец несказанно гордился сексуальными похождениями сына. Герцогине казалось, что он любил сына больше, чем ее, свою жену. Следовало приструнить Ричарда, а папаша вместо этого раздувался от гордости. Затем мальчик пошел навстречу желаниям отца, женился, произвел на свет наследника, потерял супругу и стал хозяином самому себе. Совершенно несчастным человеком…
Самым равнодушным тоном, на какой была способна, она осведомилась:
– Кажется, Эванджелина наполовину англичанка?
– Да, – односложно ответил он и снова умолк. Ричард не мог вообразить, что сказала бы мать, если бы он признался, что испытывает к Эванджелине небывалую страсть и готов не то придушить ее, не то крепко прижать к себе и уложить в постель.
– Думаю, – сказала Марианна-Клотильда, разглаживая красивое платье из голубого муслина, – пора прибыть месье Поссетту. Он великолепно укладывает мне волосы. – С этими словами она пошла к двери гостиной, но остановилась на пороге и небрежно добавила:
– Кто знает? Возможно, скоро Эванджелина появится в Лондоне. Может, я приглашу ее сама. Что ты об этом думаешь?
Он выглядел затравленным. Бог мой, только этого еще не хватает.
– Не надо, мама. Не надо.
Дождь за окном припустил как из ведра, но перед мысленным взором Ричарда стояла Эванджелина с запрокинутым лицом.
– Будь ты проклята, – сказал он в пространство.
Герцог подумал про свою любовницу Моргану. Как ни странно, он скучал по ее остроумным репликам и внушавшим благоговейный страх женским чарам, но не испытывал к ней тяги. Тянуло его только к одной женщине, черт бы ее побрал…
Ричарду хотелось рвать и метать. Он вспомнил о Баньоне и потер руки. Сегодня днем они пойдут в спортивный зал «Джентльмен Джексон». С каждым нанесенным ударом ему будет становиться легче. Даже если этот удар не попадет в цель.
Глава 21
Увидев миссис Рейли в длинном коридоре, который вел к северному крылу, Эванджелина очень удивилась. Экономка почти бежала, и ключи на ее талии громко звенели.
– Что случилось, миссис Рейли? – спросила она, закрывая за собой дверь спальни. – Я могу вам помочь?
– Ох, мадам, доброе утро… – Она остановилась и обернулась к Эванджелине. Лицо экономки покраснело от возбуждения. – Меня беспокоит миссис Нидл. Каждое утро она в семь часов ест свою овсянку в столовой для слуг. Но сегодня ее никто не видел. Уже девятый час. Я уверена, что-то случилось! Понимаете, она очень стара. Нужно взглянуть.
– Я пойду с вами, – сказала Эванджелина, устремляясь следом. – Возможно, она готовит новое снадобье и просто забыла о времени.
Когда они поднялись в башню, Эванджелина постучала в дверь и крикнула:
– Миссис Нидл, это мадам де ла Валетт и миссис Рейли! Как вы себя чувствуете?
Ответа не было. Эванджелина позвала еще раз, но тщетно.
– Я знаю, – сказала миссис Рейли, – что-то случилось. Она заболела.
– Может быть, она собирает грибы в роще, – ответила Эванджелина, поворачивая круглую латунную ручку.
Она и сама не верила собственным словам. Просто ей не хотелось заходить в комнату. В воздухе стоял сильный запах сухих розовых лепестков.
– Миссис Нидл…
Эванджелина медленно переступила порог. Миссис Рейли шла за ней, тяжело дыша и причитая.
Девушка подошла к ширме, загораживавшей альков, который служил миссис Нидл спальней. Скорчившаяся старуха лежала на полу возле кровати. Эванджелина опустилась на колени и взяла запястье миссис Нидл, заранее зная, что та мертва. Пульса не было, тело застыло. Миссис Нидл умерла несколько часов назад.
– Старая женщина… – пробормотала миссис Рейли. – И все же это ужасно. Должно быть, сердечный приступ. Надеюсь, ее смерть была легкой. Миссис Нидл никому не позволяла долго сидеть с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39