Здесь вопрос национальной безопасности, и у меня чертовски широкие полномочия и полная свобода действий в отношении этого дела. Может, дела об убийствах Тайлера Лумиса, Слоуна и Марти Фолсом просто рассыплются и исчезнут, и вас двоих не обвинят в помехах правосудию, не посадят в тюрьму и не продержат – вот загадка – еще двадцать лет после того, как придет срок досрочного освобождения. – Лицо Мортимера просветлело, слюна в углах губ оттекла обратно в рот. – Это не совет, мальчики. – Его рожа засветилась устрашающим дружелюбием. – Это предупреждение.
И Мортимер отступил в сторону, беря нас на слабо: дескать, попробуйте только не пойти по долгим, медленным и, в конце концов, благоразумным дорожкам отказа от свидетельства, которые уводят прочь от любых дымовых завес.
Полицейский в форме вывел нас из подвала, и мы увидели в сумраке коридора шеренгу копов, выстроившихся к служебному выходу. За оцеплением сновали администраторы и персонал, не обращая на арест Особого Музыкального Гостя никакого внимания. Со сцены кто-то говорил как ни в чем не бывало, и мы прошли через узкую щель позади гигантского экрана. На экран проецировали фотографии детей с замотанными головами: несчастные детишки нависали над нами. Говорил, наверное, президент Форд. Когда мы дошли до противоположного края экрана, публика разразилась аплодисментами. А не успели мы достичь выхода, из-за угла вывернули «Скоростные Трясучки», направлявшиеся, предположительно, на сцену для прощального выступления. Берт и Лайам остановились и глядели, как нас выводят.
– О, ну и дела, мужик, – воскликнул Берт, глядя на меня поверх бабушкиных очков. – Легавые!
Лайам показал нам «викторию»:
– Не вешай нос, малыш! Передай привет Хлебцу, ладно?
Выйдя на улицу, я заметил, что до сих пор держу в руках гитару с «Адским нетопырем».
Глава 31
– Не снимайте, пока не придете домой. – Полицейский налепил нам на лацканы красные ярлыки. – Это значит, вам разрешено выйти за оцепление.
– Стой! – На своих шпильках Энджи бежала на цыпочках – и рухнула бы носом на дорогу, не успей я ее поймать. – Гарт, что случилось? С тобой все нормально?
– Не волнуйся, все хорошо. – Николас ухмыльнулся и прошел дальше, чтобы не слышать. – Если вкратце. Ретристов прихлопнули. А долгий невероятный рассказ подождет, пока я не выпью баночку пива. Нет, пять или шесть баночек. Там Питер без тебя не заскучает?
– Нет, нет. Хотя бы одну смачную подробность, тогда я подожду. Генерала Бухера схватили? Ты его хотя бы видел?
– Пока нет.
– Слушай-ка… – Энджи наморщила лоб – начался поиск решения. – По-моему, как-то странно, что во всей этой катавасии Букерман так ни разу и не объявился.
– Ладно, давай-ка возвращайся, побудь до конца.
– Не-ет – после того, что там произошло? Кроме того, мне надо знать, что с тобой все нормально. А Питер перетопчется. – Энджи сделала недовольное лицо и отмахнулась от темы Питера. – Едем домой.
– Как, и пропустим принцессу в твоих сережках? – Я взял Энджи за плечи и улыбнулся. – Ни за что на свете. У меня все нормально, устал немного. Давай, когда вы тут закончите, мы с Отто тебя подберем. А я пока немного подышу.
– Нет, Гарт.
– Нет, правда. Я настаиваю. Через часик встретимся. И я тебе все расскажу. – Энджи надула губы. – И давай поосторожнее на этих каблуках. А то я волнуюсь.
– Обещай мне. – Энджи прищурилась и предупреждающе подняла палец. – Обещай, что будешь сидеть в машине с Отто.
– Обещаю, обещаю.
Она повернулась и зашагала по коридору обратно.
Когда меня вывели за оцепление мимо набитого музыкантами «воронка» и отпустили на все четыре стороны, я увидел, что Николас направляется обратно к центральному входу в «Савой»:
– До скорого, Гарт. У меня там осталось одно дельце – ну, ты понимаешь.
– Николас, я бы не стал дразнить Мортимера. Ктому же все кончено. Букерман умер.
– Ага, ладно… – Он ухмыльнулся. – Я догоню.
Я лениво махнул ему на прощанье и проследил, как он скрывается за углом. Этот маньяк найдет на свою голову новых неприятностей, это уж как пить дать. А с меня хватит, больше никаких заморочек.
И возвращаться отдать гитару тоже нет необходимости. Я могу вернуть ее в любой момент, анонимно. Скорее всего, дирекция «Савоя» не очень обрадуется дырке от пули в Хлебцевой гитаре.
Нет, я решил сделать то, чего мне в тот момент больше всего хотелось. Сесть к Отто в «линкольн» и закурить. Ослабив бабочку на шее, я зашагал через плазу к переулку. Естественно, он был битком набит лимузинами, а с обоих концов перекрыт полицейскими в форме и в штатском. Они так и шныряли туда-сюда, переговариваясь, проверяя удостоверения личности, дергая двери магазинов – закрыто ли? – будто муравьи, которым в муравейник воткнули палку. Какие-то парни типа людей-в-черном начали обходить ближние лимузины, заглядывая под дно, опрашивая водителей. Ищут беглого ретриста, подумал я.
Отто сидел на капоте «линкольна» и курил. Он припарковался под неисправным уличным фонарем, лампочка над головой жужжала и мигала оранжевым. Перед Отто скучковались несколько других шоферов, курили, чесали языки. Я расслышал характерное мурлыканье приглушенной русской речи. Похоже, Отто нашел себе приятелей среди других эмигрантов.
– Гарф, друг, что дела? – Отто хлопком сложил ладони, потом показал их мне, как будто выражая разочарование. – Почему не шоу сиди-смотреть? Где Ян-жи?
– Все нормально. Энджи еще там. А мне уже хватило развлечений на один вечер. – Я подал ему гитару, влез на переднее пассажирское сиденье, и растекся по обивке, прикрыв глаза, и русские над капотом расплылись силуэтами.
– А, очень хорошо. – Отто погладил гитару. – Гитара, она Мясова, да?
Мои брови полезли на лоб:
– Ты знаешь Хлебца?
– Конечно, Мясо я зна. В России много людей Мясо зна. Э? «Йоб твойу мат»! – Отто пальцем ощупал пулевое отверстие. – Гарф не пережива. Отто дырку счинит.
Мой взгляд снова уплыл вперед – как раз в тот момент, когда один шофер прикуривал у другого от зажигалки. Отто принялся мурлыкать «Рай в огнях приборной доски»:
– Дьетка, дьетка, дай поспать, дай поспать. Говорью тебе, расстанем мы завтра!
Над язычком пламени «Зиппо» мелькнуло лицо и отстранилось; прикуривший пошел прочь, растворился в мигании оранжевого света между лимузинами. Может, у меня галлюцинации? Вряд ли; к тому же фраза Энджи не шла у меня из головы:
«По-моему, как-то странно, что во всей этой катавасии Букерман так ни разу и не объявился».
– Нет, скажи мне сейчас! – заливался фальцетом Отто. Что дальше? Фил Риццуто?
Я прищелкнул пальцами:
– Отто!
– Э? – Он наклонился ко мне, распластанному в кресле, и меня окатило волной никотина.
– Ты знаешь этих парней? – спросил я шепотом, – Тех, с кем ты сейчас разговаривал?
– Знае? Я вся русская зна! – прошептал он и продолжил: – Дьетка, дьетка, расстанем мы завтра!
– В смысле: ты их раньше встречал?
– Нет, я нет.
– Они все русские?
– Да, Гарф, все русски. Дьетка, дьетка, дай поспать… – И заиграл на воображаемой гитаре.
– А… иностранцев не было?
– Э?
– Вроде темнокожих.
– Нет. Как якуты, такие мож.
Я схватил его за руку, чтобы прекратить его музицирование и, если повезет, – пение:
– Якуты?
– Да, якуты.
– А как выглядят якуты?
– Сибирь, там якуты много.
– Они похожи на тебя?
– Нет, Гарф, они кругло лицо.
– А волосы?
– Все время черные.
– А кожа?
– Коричнывая.
– А глаза?
– Китай, э? – Он оттянул угол глаза.
Я выпрямился, потом встал и, держась за ветровое стекло, под мигающим фонарем стал рассматривать толпу шоферов.
В конце переулка раздался свисток, и водители стали расползаться по машинам. Полиция начала формировать очередь на отъезд, и в начале уже выстроились проверяющие. Другой конец проулка загородили полицейские машины.
– Гарф, что дела?
– Залезай. – Я махнул ему, выбираясь из машины. Подобрал с заднего сиденья «федэксовскую» коробку. – Я скоро.
Я проверил с полтора десятка лимузинов, прежде чем открыл нужную дверцу и обнаружил его за рулем. Я влез и закрыл дверь. Роджер вздохнул, мне показалось – с облегчением.
– Слава богу, вы целы, Гарт. – Он поправил руки на руле и глянул по зеркалам. – Знаете, Скуппи собирался убить вас обоих – и вас, и Палинича.
Одежда на Роджере – черный пиджак и белая рубашка с черным галстуком – как-то не сидела. Седой хвост он спрятал под шоферскую фуражку. На эту роль он подходил исключительно.
– Могу поклясться, Роджер, это вы велели мальчишкам сбросить нас в шахту, когда закончат.
– Гарт, не думайте, что я хотел вам зла. Ведь я у них – такая же жертва, как и вы. Скуппи – страшный человек. Я боялся за свою жизнь. Надеюсь только, что теперь мы с вами вдвоем выберемся из этой пробки и сбежим от него. – Он отечески похлопал меня по коленке. – Жуткая правда в том, Гарт, что Скуппи захватил мою дочь. Если поторопимся, может, опередим Скуппи и освободим мою девочку. Вы ведь мне поможете?
– Вашу дочь? – ахнул я. – Может, позвать на помощь полицию? То есть, разве не их надо звать в таких случаях?
Я отметил, что очередь лимузинов постепенно поползла вперед. А голова колонны – всего в пяти машинах впереди.
– Да если бы мы только могли! Господи, Гарт, если бы мы только могли! – Он секунду подумал. – Но это слишком большой риск. Вы ведь знаете, в заговор Милнера вовлечены самые разные люди.
– И копы?
– Да, и копы. Если они… – Он замолк, внимательно вглядываясь в боковое зеркало.
Я потянулся и глянул в зеркало с пассажирской стороны. Группа полицейских в штатском шла вдоль очереди лимузинов: заглядывали под машины, заговаривали с шоферами.
– Как вы думаете, что они ищут? – спросил я.
– Они, должно быть, ловят ретристов. Может, и пронесет, Гарт.
– Ну так…
– Но рисковать нельзя. Что, если ищут нас? – И он поторопился добавить: – Бедняжка Бренда. Надеюсь, эти мерзавцы ничего ей не сделали.
– Но мы почти на выезде. А они, наверное, спросят, кто я такой?
– Скажите, что телохранитель. А я подтвержу. – Роджер приспустил стекло и подкатил к проверке. – Да, офицер? – Он поморгал в полицейский фонарик, улыбка во все лицо.
Полисмены заглянули в машину, один посветил на меня, кружок света остановился на ярлычке «меня выпустили через заднюю дверь». Полицейские сверились с планшетками и переглянулись. Один махнул – можете ехать.
Лимузин рванулся, Роджер привстал на сиденье. Я положил руку на руль:
– Держитесь в колонне.
– Но… Бренда, – запричитал он.
– Вы же не хотите выдать себя, а? – Я глянул в зеркало. – Вон, они еще смотрят на нас.
Он наклонился вперед, уставившись в зеркало.
Я подался к нему и прижал большой палец – крепко – к его шее. Под пальцем была голова мертвого кораллового аспида с открытой пастью.
У ямкоголовых змей, таких как гремучники, зубы складные. А вот у аспидов, вроде смертельной змеи или – вы угадали – кораллового аспида, зубы вкладываются в специальные пазы. И свежеумершая или свежеразмороженная змея все еще ядовита.
Роджер сопротивлялся, но я вдавливал открытую змеиную пасть ему в шею, наверное, полных три секунды. Довольно, как я надеялся, для того, чтобы яд из маленьких зубов попал в кровь.
Я потянулся к зажиганию – змея выскользнула у меня из рукава, – заглушил мотор и вынул ключи. Роджер слишком удивился – он ощупывал болезненную ссадину на шее и не остановил меня.
– «Йоб твойу мат»! – ругнулся он, потом завопил: – Черт!
Лоск слетел – лицо Роджера стало кирпично-красным от злости. Потом его взгляд зацепился за полосатую змею, повившую собой кожух коробки передач. Голос Роджера задрожал от омерзения:
– Проклятая змея!
В следующую секунду он полез под сиденье, но я схватил его за ворот и потащил на себя, подальше от того места, где у него, как я понял, был спрятан пистолет. Он сопротивлялся, но ему – сколько? – семьдесят с лишним? Выглядел он на шестьдесят с чем-то, но это, наверное, благодаря диете, богатой соевым творогом и морковным соком. То есть, если я на середине пятого десятка, то Генерал Бухер должен уже приближаться к восьмидесяти.
– Чем больше трепыхаетесь, – предупредил я, отводя в сторону руки, тянувшиеся к моему горлу, – тем быстрее нейротоксин проникнет в мозг.
Он содрогнулся. И начал кашлять.
– За что, Гарт? – заскрипел он, вновь принимаясь корчить отца Даффи. – Что я вам сделал? Бренда, мы…
Я заметил что его рука осторожно ползет в сторону водительского сиденья.
– Кончайте гнать, Букерман.
Он притих и поглядел на меня; правое веко у него слегка поникло. Может, он хотел что-то сказать, но промолчал. Он, очевидно, пытался бороться с расслабляющим действием яда. Я же наделся, что яд заодно развяжет ему язык. Я узнаю эту историю целиком – сейчас или никогда.
– Да-да, я вас вычислил. Вы тот самый, единственный Генерал Бухер. Да, вы похожи на индейца, с этими волосами, этими сапогами и бирюзовой пряжкой – но вы якут. Вы с Милнером инсценировали вашу смерть, а потом или украли личность Роджера Элка, или просто выдумали его, тут я не знаю. Не понимаю только, зачем ведущий детской передачи приехал сюда и основал собственную секту.
У него начало подергиваться лицо.
– Да что вы знаете об этом – что вы вообще знаете? – отрезал Элк. На него нашло такое полупрезрительное безразличие, вроде того, какое пьяные взрослые иногда выказывают детям. – Мир катится в пропасть, надо что-то делать.
– Пустить часы вспять? Да ладно. Вы вели кукольную программу. И вдруг подались в здоровые продукты, завладели сферами и устроили такой успех «Клево-Форме», омерзительному на вкус напитку здоровья. Неужели вам всегда хотелось превратиться из Генерала Бухера в джайв-фюрера? И насовсем упразднить телевидение?
Букерман попытался взглянуть на меня, но, кажется, не смог сосредоточиться. Взгляду него затуманился и поплыл книзу.
– Вы не понимаете. Я кой-где побывал, повидал разного. Разной жути. – Я подумал об Отто с его лагерными историями. Элк попытался было откашляться. – …Дикие вещи… нужно управлять. Умами. Людьми. Душами. Власть. Власть изменить самую ткань… Мы были так близко.
Сильно ли это отличалось от моей тяги к Пискуну?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27