что глупо вести визуальные наблюдения со спасательной лодки, когда лучше всего делать это из космоса, и что, наконец, на средства, затрачиваемые на экспедиции, подобные нашей, лучше было бы приобрести крайне необходимые для его лаборатории приборы.
Этот профессор – человек очень опытный. Он уже несколько лет занимается изучением проблем загрязнения, и спорить с ним трудно. Его не поколебал даже такой простой довод: методика визуальных наблюдений со спасательной лодки разработана специалистами и предоставлена нам Межправительственной океанографической комиссией ЮНЕСКО. По этой методике ведут наблюдения за загрязнением окружающей среды сотни судов разных стран.
Слово «космос» звучит громко. Действительно, со спутников ведутся чрезвычайно результативные наблюдения. Но еще никому не пришло в голову из-за этого демонтировать буи, выполняющие автоматический контроль за содержанием загрязняющих веществ, или закрыть наблюдательные пункты на берегах. Поэтому не следует удивляться, что ЮНЕСКО проводит наблюдения за загрязнением морской среды и со спутников, и с судов, и с суши. Просто эти исследования дополняют друг друга. Очень важен и критерий эффективности. Наблюдения с лодки или с яхты относятся к визуальным, то есть использующим переносные приборы (к примеру, для определения содержания кислорода в воде), и обходятся во много крат дешевле.
Для любого непредвзято мыслящего человека совершенно ясно, что исследования, которые ведутся на спасательной лодке, отличаются от исследований в лабораториях и на кораблях. Мне и в голову не приходила мысль, что наши усилия каким-то образом могут преуменьшить труд других. Или заменить его. Или дискредитировать в глазах общественности. Тем более что мы не профессионалы и не делаем в этой области научной карьеры. Но наши экспедиции кое-кого задели за живое, и они напористо ломятся в открытую дверь: пылко отстаивают истины, которые никто не оспаривает. Океанографическая наука не начинается и не кончается опытами на спасательной лодке. Мы вторгаемся в сферу деятельности стольких различных специальностей и параметров, что задетых оказывается много. Бесспорно, мы допускали в своей работе увлечения и ошибки, но нельзя же требовать от нас одних лишь положительных результатов.
Океан и наука – необъятны. Здесь хватит места для всех, кто их любит, кроме, конечно, тех, кто тратит силы и энергию на то, чтобы вставлять другим палки в колеса.
Есть и иная цель. Своими экспедициями мы стараемся внушить людям такую мысль: придет время, когда будет уже недостаточно только плавать. Техника судостроения настолько продвинулась вперед, что яхты стали сравнительно надежными. Давно уже не считается подвигом пересечь океан на яхте. Это делают тысячи. Им даже нет надобности круглосуточно дежурить у румпеля. Заданный курс спокойно поддерживает авторулевой. Радары, сигнализационные устройства и компьютеры облегчают кораблевождение. Естественно, что в таких условиях значительно легче проводить научные исследования, делать съемки и т. п. Все это требует яхтсмена нового типа, который бы разбирался не только в парусах и судовождении, но и обладал бы чутьем исследователя, владел бы пером, мог вести киносъемку и не жалеть труда. Подобные мысли мы высказывали и раньше, и они давно уже вызывают раздражение и недовольство у людей, любящих просто путешествовать.
Те, кто любит море, знают, что самые популярные, самые любимые мореплаватели, вызывающие всеобщий восторг и восхищение, – это Ален Бомбар, Тур Хейердал и Эрик де Бишоп. Их имена стали синонимом людей беспокойных, ищущих и самоотверженных. Ален Кола и Табарли – тоже известные мореходы, но они вряд ли могут сравниться по широте интересов, например, с д-ром Бомбаром.
Несомненно, всегда будут яхтсмены, которые предпочитают обычные путешествия, – в конце концов это вопрос интереса, увлечения. На этом уровне легче проявить себя. В мире проводятся сотни гонок и регат, и, если ты способен выполнить их требования, можешь принять в них участие. Хочу, чтобы меня правильно поняли: я не делаю обобщений и не даю рецептов. Излагаю свое личное мнение. Я восхищаюсь и буду впредь восхищаться волей, мужеством и выдержкой крупных спортсменов парусного флота. Прекрасно понимаю, что достигнутые ими успехи – результат их таланта и огромнейшего труда. Но мне ближе, дороже подвиг и ум Т. Хейердала. Странно, но ведь до сих пор нет ни одного исследователя, вышедшего из среды яхтсменов. Хочется верить, что наш опыт поможет изменить такую традицию, и тогда те, кто любит бороздить просторы морей и океанов, заполнят свое свободное время делом, полезным всему обществу, – съемкой фильмов или научными исследованиями. Есть немало вещей, которые могут делать и дилетанты в лучшем смысле этого слова. Чтобы стать полезным, не обязательно совершать фундаментальные открытия. И маленькие кирпичики нужны при строительстве огромного здания. Больше того, без них не обойтись. А увлеченность, интерес и чувство, что ты делаешь нужное дело, придают силы и заставляют по-иному осмысливать жизнь.
Безработные
Затишье. Течение медленно, но неуклонно несет нас на рифы.
Сегодня 13 июля. Минуло сто двадцать дней со дня отплытия из Кальяо. Нынешний день мог стать прекрасной датой завершения второго этапа экспедиции, но нас подвел штиль.
Жарко. Выше допустимого. Бездействие и скука подавляют. Неожиданно мы оказались людьми ожидающими. Ждем, когда кончится это изнуряющее состояние покоя, вынужденного безделия, когда подует ветер и мы снова понесемся вперед. Но мы стоим на месте. Не шелохнемся. Как на якоре. Как привязанные.
Никогда еще вопрос о совместимости не вставал перед нами так ощутимо. Впервые так остро ощущаю присутствие Джу. Невероятно, но факт. До сего дня мы как-то мало общались – почти не оставалось времени на то, чтобы быть вместе. На этих жалких двух квадратных метрах обитаемой площади каждый из нас имеет четко определенные обязанности, права и ответственность. И труд заполнял все наше время. Теперь же мы оказались наедине друг с другом.
Ветер прекратился, и наш рабочий день сломался. Отпали обязательные круглосуточные вахты, лов планктона, наблюдения за загрязнителями, ведение дневников и т. д. Мы теперь совершенно свободны и не знаем, что делать с бесконечной вереницей тягучих минут. Нет желания и говорить.
Однообразие и усталость угнетают. В начале безветрия мы кинулись было отсыпаться, но при штиле уже через час после восхода солнца температура в рубке резко поднимается, нестерпимая духота выгоняет нас на палубу. Сонные, одурелые, подставляем себя под удары тропиков. Жарко и на палубе, но здесь есть хоть воздух и не пахнет плесенью.
Часов шесть-семь занимаемся ремонтом двигателя. Измазанные в горючем и масле, в окружении вороха хлама, мы полны нетерпения.
Но нет никаких признаков, что двигатель оживет.
Постепенно охватывает сомнение. Каждый из нас чувствует надвигающуюся опасность. Спокойствие океана обманчиво. Для нас зеркальная поверхность океана – это безмятежность огромных водных масс, непрерывно движущихся на запад, и их безразличие к некоей оранжевой лодке. Однако я ни на минуту не забываю, что, пока мы теряем время на починку двигателя, пока спим, кажущаяся неподвижной «Джу» все-таки идет вперед, экваториальное течение неуклонно несет ее на рифы. И ничто не в силах остановить ее, отклонить в сторону. Только спасительный ветер может это сделать. Если же он не появится, то вполне возможно, что мы разобьемся о рифы. Потонуть в Море ураганов на спасательной лодке немудрено, но совершенно нелепо погибнуть из-за безветрия.
Не повеет, не дохнет свежестью. Полное затишье. Запах нефти усиливается втрое. Все, что мы выбросили за борт, плавает тут же, возле лодки. Наших загрязнителей океана немного: несколько клочков бумаги, пакетики и две консервные банки из-под воды. Тяжелые металлические предметы отправились в долгий путь на дно. Консервные же банки, словно для того, чтобы напоминать нам о неестественном покое океана, вот уже три часа не шелохнутся в трех метрах от лодки. Даже расстояние не увеличилось.
Удовольствия
Ведром черпаю воду за бортом, выливаю себе на голову, намыливаю волосы пенистым пенофиксом и вдруг, неожиданно озлившись, начинаю ведро за ведром лить себе на лысину воду в надежде, что хоть чуть станет прохладнее. Но вода прямо-таки горячая, солнце беспощадно палит, и потому от обливания нет никакого толку.
– От такой сумасшедшей работы тебе и на Северном полюсе станет жарко, – смеется Джу.
Ее действия – живое назидание. Она поливает на себя из ведра медленно, грациозно. С минимальными усилиями использует прохладу каждой капли. Понятно, так разумнее, но желаемого результата тоже не дает. Оба в этой жарище, можно сказать, закипаем.
Иногда от скуки сочиняю разные истории. Если же в голове не рождается ничего путного, рассказываю о жизненных подвигах кого-либо из своих старых друзей – Тони Кацева, Митето или о невероятных по своей сути историях столкновений Куки с попом Николаем.
Джу загорается и сама начинает рассказывать собственные небылицы. Никого из нас не волнует, где кончается правда и начинается вымысел. Случается, я выдумываю интересную, сказочно фантастическую историю, в которой нет ни капли истины, но она дает возможность получить бесплатное Удовольствие от собственной буйной фантазии.
Создались идеальные условия для наблюдений. «Ловлю» солнце просто так, от нечего делать. Никогда прежде я не был так уверен в точности наших координат. Раньше все время жаловался, что сильная качка мешает мне проводить измерения высот солнца, утверждал, что работать с секстаном в шторм – это искусство, и мечтал о палубе большого судна.
Сейчас, пожалуй, во всем Мировом океане нет более спокойной палубы, чем наша. Делаю вычисления, и вдруг меня будто обожгло.
– Подходим к островам. Если до завтра не появится ветер, надо готовиться к встрече с рифами.
– Я уже сама поняла. Соберу все так же, как тогда, когда сломалась мачта, уложу в водонепроницаемые мешки дневники, записи наблюдений, кинопленки. Вложу пенопласт, чтобы они не потонули и их выбросило бы на сушу.
– Чтобы оставить после себя хоть какие-нибудь следы? А может, напишем и прощальные письма?
– Не смейся, все должно быть подготовлено как положено.
И мы готовимся. Укладываем, словно в почтовую посылку, все, что, по нашему мнению, должно остаться как итог экспедиции.
Мешки получились намного объемистее, чем прежде. Шутим: мешки обрели «интеллект», потому что насытились «продуктами умственной деятельности». На этот раз решили не брать воду, секстан и компас. Да и зачем они? Для нас мешки – не спасательное средство, а всего лишь контейнер – единственный способ сохранить труды нашей экспедиции.
Вечереет. Солнце уходит за чистый горизонт. На небе ни облачка, нет никаких признаков ветра.
Допоздна глядели на звезды и мечтали. Яна была с нами. Мы вспоминали ее поступки, ее глаза, улыбку. Представляли, как она обрадуется встрече с нами. Но, несмотря ни на что, нам не удавалось обмануть себя, будто нет никакого течения, никаких рифов. Мы уже привыкли не говорить вслух о неприятных вещах. Лишь когда чувствуем, что в силах устранить опасность, обсуждаем и действуем. И тогда не комментируем, каковы течение, шторм или ветер.
Пьем чай. Слушаем радио. Смотрим на звезды и ведем записи.
Тень неизвестности легла на лодку. С неизвестностью мы постоянные спутники и, вероятно, уже привыкли к ней. Жизнь в океане – это цепочка непредсказуемых петляний. Никто не в силах предвидеть, каким будет завтрашний день.
Проснулись после долгого и здорового сна. Наш первый взгляд – на запад. И я сразу же увидел остров Тутуила – первый из архипелага Самоа.
Тащит на рифы
Океан не шелохнется. Ленточки на вантах повисли. А должны бы показывать направление ветра.
Теперь уже совершенно ясно: нас тащит на рифы. Приближается развязка. Мы находимся, видимо, на стремнине течения. За неполные сутки будем у рифов. Единственная, хотя и весьма сомнительная надежда – двигатель. И мы бросаемся в новую многочасовую битву с мотором, но оцепенелый подлец даже не чихнул. Рукоятка не проворачивается.
В этом состязании с предрешенным концом и прошел день.
Остров Тутуила издали сказочно красив. Лучи заходящего солнца ослепляют и не позволяют разглядеть контуры суши. Вот вершины гор засияли в розовых и оранжевых отблесках заката. Затем их окружил золотистый ореол. Вечерние сумерки рассеяли волшебство и погрузили остров во мрак.
Будильник выбрал самый подходящий момент, чтобы сломаться. И всю ночь мы глаз не сомкнули. Боялись, что оба уснем и проснемся уже на рифах. Ночь превратилась в бесконечное бдение.
Ничего нового не произошло. Ничегошеньки! Все то же безветрие. Все то же коварное течение. Новое – лишь сам остров, ненавистный Тутуила.
Утро застало нас в трех милях от рифов. Приготовленные с вечера мешки мы сложили на палубе в намеченном месте. С таким расчетом, что, когда лодка налетит на риф, первая же волна подхватит их и выбросит на сушу.
Через час стало ясно, что течение пронесет нас в миле от острова. Через два – что оно тащит нас к Уполу, главному острову Западного Самоа. На этом же острове находится и Апиа.
Нашей радости не было границ. Но радость оказалась преждевременной: течение несло лодку прямо на большие западные рифы Уполу.
Спустя некоторое время расстояние между нами и рифами сократилось до пяти миль. Потом – до четырех, до трех, до двух…
Сидим на палубе, упираясь спиной в пухлые мешки, и молчим. Спасательные жилеты – рядом. Когда потребуется, наденем их меньше чем за пять секунд.
Ждем. Ждем. Бесконечно ждем.
Течение повело лодку в сторону. Ее нос указывает на северо-восток. Продвигаемся черепашьими темпами. Точно по левому борту белеет риф. В сторону океана он извергает потоки воды, образуя белый пенящийся пояс. Впечатление такое, будто тысячи гейзеров, выстроенных в ряд, одновременно взметают свои струи к небу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50