– От моей мамы, – пояснила девочка, вытирая глаза платком Кристины и возвращая его. – Она пишет, что все-таки не приедет на мой день рождения.
– Да…
– Это не мамина вина, правда. Видишь ли, ну, как тебе сказать, после смерти папы мама снова вышла замуж, а ее новый муж, ну, он думает, что я мешаю. Вот почему они послали меня сюда. Они живут на Востоке и не могут часто навещать меня. Мне иногда становится так грустно, понимаешь? – Она попыталась улыбнуться. – Меня зовут Фризз, а тебя?
– Кристина. Тебя и вправду зовут Фризз?
– Нет, так девочки зовут меня здесь. Ты – новенькая, я знаю. Я видела тебя.
– Я тоже тебя видела. Ты та, которой влетело за глупость на уроке истории от сестры Иммакулаты?
– Да, – сказала она с улыбкой. – Это – я. А ты почему здесь? Я имею в виду у святой Бригитты.
– Мой папа много ездит, а мамы у меня нет, поэтому папа решил, что будет лучше, если я останусь здесь. Почему они зовут тебя Фризз?
– Эмбер придумала это из-за моих волос. Она сказала, что они ужасны. Она права. Я ненавижу свои волосы.
– Мне кажется, что они очень красивого цвета. Мои волосы такие обычные. Хотелось бы мне иметь волосы, как у тебя.
Фризз вытаращила на нее глаза, потом сказала:
– У меня здесь нет друзей, а у тебя? Кристина покачала головой. Тогда Фризз спросила:
– Почему бы нам не подружиться?
Когда колокол зазвонил к обеду, они по лужайке пошли к школе, и Фризз сказала со вздохом:
– Даже хорошо, что мама не приедет на день рождения. На меня всегда нападает уныние во время ее посещений, потому что она только и рассказывает о том, как они с отчимом веселятся. Я не люблю его. Он даже не удочерил меня, и поэтому фамилии у нас разные. Он такое ничтожество. А мама вечно критикует меня, никак я не могу ей угодить. На следующей неделе мне будет тринадцать. А тебе сколько лет?
– Двенадцать.
Проходя по коридору в трапезную, они столкнулись с группой девочек, которые с визгом толпились вокруг одной, рассматривая полученную ею фотографию кузена, о котором они говорили, что он – воплощение мечты. Кристина увидела среди них Эмбер.
– Как Эмбер получила прозвище? Это тоже из-за ее волос?
– Я слышала, что она сама выбрала себе прозвище, когда приехала сюда, – сказала Фризз, усаживаясь с Кристиной за стол. – Это все потому, что у нее мать – графиня. Она заявила, что имеет право сама выбрать имя.
– Но почему Эмбер? – спросила Кристина с любопытством. Ее все интересовало о девочке, которая превратила ее жизнь в пытку. Весь жизненный опыт Кристины за последние три недели сконцентрировался до элементарного – умения выжить. Она быстро научилась избегать разговоров с Эмбер. К счастью, они посещали разные классы, и поэтому стычки в течение дня происходили редко. Самыми опасными оставались вечера, когда у учениц было свободное время, а монахини молились. Вот когда Кристине приходилось постоянно быть настороже. В первую же ночь, проведенную в общей спальне, она получила урок, что нельзя ложиться в постель, не проверив ее. Ей подложили безобразную змею из сада, – этого она никогда не забудет. По утрам было тоже опасно. Кристина научилась оттягивать момент подъема до тех пор, пока Эмбер не кончит собираться и не уйдет, а Кристина в это время бежала в общую ванную, расположенную в конце коридора. Это означало, что она вечно торопилась, а потом получала нагоняй от одной или другой сестры за опоздание к завтраку. Но после того как ее однажды утром заперли в туалете, а в другой раз, выйдя из душевой, она нашла платье и полотенце в таком состоянии, что пришлось добираться до комнаты мокрой и голой, Кристина решила, что получать каждое утро нагоняи предпочтительнее.
– Так почему она выбрала прозвище Эмбер? – переспросила Кристина.
– Потому, – заговорщически произнесла Фризз, садясь за стол, – что она хвасталась, будто у нее есть книга «Навсегда Эмбер». Если монахини обнаружат книгу, Эмбер исключат из школы. Как бы там ни было, она всем говорит, что прочла книгу от корки до корки.
Кристина хорошо знала «Навсегда Эмбер», хотя книгу не читала, но пять раз смотрела фильм, снятый по ней, и сразу представила Корнила Уайльда с длинными волосами и голой мускулистой грудью.
Фризз продолжала:
– Эмбер заявляет, что она в точности, как Эмбер из книги. Она воображает, что она быстрая.
– Что ты имеешь в виду?
Фризз наклонилась к ее уху и прошептала:
– Ну, знаешь, в спальне. Эмбер утверждает, что она делала это, как настоящая Эмбер, которая спала со многими мужчинами.
Сестры вошли в трапезную, и девочка умолкла. Благодарственная молитва была прочитана, и послушницы начали разносить тарелки с едой. Увидев свою тарелку, Кристина была потрясена. Тогда как Фризз и другие девочки, сидевшие вокруг, получили тарелки со спагетти, гренком с чесноком и небольшой мисочкой с тертым сыром «Пармезан», Кристине на тарелку положили нарезанную соломкой морковь, сельдерей, прессованный творог и персики.
– О-о, – прошептала Фризз, – видно, мать-настоятельница посадила тебя на диету.
Кристина в ужасе смотрела на морковь и сельдерей, прекрасно понимая, что они вызовут расстройство желудка. Прессованный творог был пресный и невкусный, а персики, как всегда, зеленые.
Услышав сдавленный смешок, она взглянула на Эмбер: та злорадно улыбалась. Другие девочки хихикали, а одна тихо напевала: «Толстик, толстик один, как четыре, не может протиснуться на кухню сквозь дверь…»
Кристина продолжала смотреть на тарелку. Она не могла заставить себя взять вилку. Вкусные ароматы плавали вокруг, девочки ели макароны с большим аппетитом. Слезы навернулись на глаза. «Папочка, – думала она, – где ты? Почему ты мне не пишешь, не звонишь, не приезжаешь, чтобы забрать меня отсюда? Что я сделала, чтобы заслужить такое наказание? Что я сделала?»
Постучав в дверь и получив разрешение войти в кабинет, Кристина спросила:
– Сестра Габриэла, можно мне позвонить папе? Я не буду долго разговаривать. Я знаю, что он в деловой поездке и разговор будет междугородный, но он не пишет мне, даже открытку не прислал, и я очень беспокоюсь.
– Я понимаю, что ты чувствуешь, – ласково сказала сестра Габриэла. – Но твой папа предупредил нас, что некоторое время с ним нельзя будет связаться, а как только у него появится телефон, он позвонит нам и сообщит свой номер. Будь терпелива, моя дорогая. Подожди еще немного.
– Но вы знаете, где он, не так ли? Он, должно быть, дал вам свой адрес, чтобы вы при необходимости связались с ним.
– Кристина, верь мне: ты не должна чувствовать, себя покинутой. Ты мне веришь? Положись на Бога, и скоро все будет хорошо, вот увидишь.
Немного подумав, Кристина сказала:
– Могу я задать вам один вопрос, сестра? Я – толстая, я знаю это. Но чем это плохо? Почему сестра Микаэла прямо с ума сходит оттого, что у меня лишний вес? Почему другие девочки смеются надо мной? Я думаю, а что, если Иисус был толстым? Мы не знаем, как он выглядел. Есть много картин с его изображением, но в Библии нет описания его внешности. Может быть Иисус толстым и веселым? Сестра Габриэла, – продолжала Кристина серьезным тоном, – почему люди смеются над толстыми?
Что, если мы ничего не можем поделать с этим? Люди ведь не смеются над инвалидом в коляске? И чем это худые лучше нас? Худоба почти благочестие?
Молодая монахиня встревоженно посмотрела на нее.
– Кристина, – сказала она. – Бог любит нас такими, какие мы есть. Верь в Него, верь Господу и Его благословенной Матери, и твоя боль утихнет. Они любят тебя, верь мне. Они любят тебя.
Когда Кристина вернулась в спальню, она застала Эмбер, совершающую обычный вечерний ритуал на ее кровати, другие девочки сидели вокруг нее в пижамах: кто накручивал волосы на бигуди, кто мазал лицо кремом. Радио было включено, и слышалась музыка.
– Ба, любимица сестры Габриэлы, – сказала Эмбер. Кристина пыталась не обращать на нее внимания. Подойдя к кровати, чтобы взять ночную рубашку, она увидела, что фотографии ее родителей в рамке нет.
Она подошла к Эмбер, сердце ее сильно билось.
– Это ты взяла фотографии. Где они?
– Откуда я знаю? Почему ты беспокоишься о них? Они тебя никогда не навещают. Ты здесь уже месяц, а к тебе никто не приходит, писем ты не получаешь, и даже по телефону тебе не звонят. Поэтому не все ли тебе равно, где они?
Что-то дрогнуло в душе Кристины.
– Скажи, где они, а то пожалеешь.
– Почему? Что ты собираешься сделать? Побежишь к сестре Габриэле? Я подозреваю, что ты пожаловалась ей как мы к тебе относимся. Ты – жалка!
– А ты? Ты важничаешь, Александра Хантингтон, но к тебе тоже никто не приезжает, и не пишет, и не звонит! Держу пари, что твоя мать вовсе не графиня!
Воцарилось гробовое молчание. Эмбер посмотрела на Кристину уничтожающим взглядом. Затем медленно поднялась с кровати. Встав во весь рост с кровати над Кристиной, она сказала:
– Ты заплатишь за это! Ты очень, очень пожалеешь об этом.
Ганс медленно поднялся с пола. Кровь струилась по его лицу и капала на рубашку. Пошатываясь, он направился к Кристине, держа пистолет в руке и направляя его прямо на нее. Джонни не было видно, он стоял где-то рядом в тени и говорил: «Я не могу сейчас помочь тебе, Долли. Я должен уйти. Мы никогда больше не увидимся…» Ганс выстрелил, и Кристина закричала. Она открыла глаза и осмотрелась. Привыкнув к яркому солнечному свету, она осознала, что находится в спальне, одна. Была суббота, и девочки гуляли во дворе, встречаясь с посетителями. Даже Эмбер, хотя к ней никогда никто не приезжал, всегда приглашали присоединиться к какой-нибудь группе. Но Кристина, которая не могла вынести разочарования из-за того, что и в эту субботу отец не приехал, решила остаться в кровати. Незаметно для себя она уснула, и ей приснился этот кошмарный сон.
Посмотрев на часы, стоявшие на тумбочке, она вспомнила, что подошло время ежедневной раздачи почты. Быстро умылась, причесала волосы и вошла в приемную, как раз когда сестра Габриэла выкрикнула ее имя.
– Посмотри, Фризз! – сказала она, показывая конверт подруге. – Пришло из Италии! Мой отец в Италии! Видишь, какой толстый конверт? Как много страниц!
Когда они вместе вскрывали конверт, ни Кристина, ни Фризз не заметили быстрого, зловещего взгляда Эмбер, наблюдавшей за ними.
Все письмо было посвящено путешествию Джонни, и Кристина, сидя на кровати, громко читала его восхищенной Фризз, которая не получила почты. В письмо Джонни вложил фотографии Рима, Пизы и Флоренции, наклейку от бутылки «Кьянти» и даже билет Миланской оперы. Кристина разложила все это на кровати, и они с Фризз рассматривали, вздыхая и мечтая об Италии.
Наступил вечер, и последние длинные, печальные лучи солнца осветили блестящие открытки. Кристина почувствовала, как новая печаль охватила ее. Она хотела быть с отцом в Италии. Как сильно она скучает о нем…
К тому времени, когда они отправились обедать, радость Кристины сменила тихая печаль. Есть не хотелось, тем более что на ее тарелке опять лежали морковь и прессованный творог. Уставившись в тарелку, она не заметила, что стала центром пристального внимания.
– Эй, Кристина!
Она подняла глаза от тарелки и увидела одну из подруг Эмбер, атлетического сложения девочку по имени Джинджер, которая подняла что-то со своей тарелки.
Кристину как будто током ударило, когда она поняла, что это.
– Хочешь кусочек свиной отбивной? – прошептала Джинджер. Кристина не видела хитрого взгляда Эмбер, не слышала сдавленных смешков других девочек. Она видела только свиную отбивную, толстую и сочную, покачивающуюся в руке Джинджер. И вдруг она ощутила, будто находится опять в своей квартире, за длинным обеденным столом, а Джонни приплясывает на кухне, в фартуке поверх смокинга.
– Но… ты не хочешь ее съесть, Джинджер? – спросила она.
– У меня аллергия на свинину, – сказала девочка, бросая быстрый озорной взгляд на Эмбер. Кристина ничего этого не замечала. Ее взгляд был прикован к отбивной.
– Ну? – спросила Джинджер, покачивая куском мяса как маятником перед лицом Кристины.
– Да, – услышала Кристина свой голос, – если ты не хочешь его есть, то давай.
– Хорошо. Возьми, – сказала Джинджер и положила кусок на тарелку Кристины. Девочка, сидящая справа от Кристины, наклонилась и прошептала.
– Лучше не ешь здесь. Если мать-настоятельница застукает тебя…
– Да, – согласилась Кристина, быстро завернула отбивную в салфетку и положила в карман юбки. Она почувствовала, что волнуется. Съест мясо позже, когда потушат свет и все заснут. Она достанет отбивную и будет есть ее медленно, может быть, целый час, смакуя каждый жирный кусочек, и при этом будет перечитывать письмо Джонни и изучать каждую открытку.
Эмбер провела вечер в другой комнате, слушая пластинки в своем обычном окружении. Кристина осталась в комнате одна, надеясь, что отсутствие Эмбер – это признак того, что та начинает терять интерес к травле Кристины, а может быть, вскоре и вовсе оставит ее в покое. Приближалось время, когда гасили свет. Впервые за два месяца Кристина в хорошем настроении пошла в ванную умыться и почистить зубы. Папа написал ей письмо, а она, когда все заснут, собирается подкрепиться холодной свиной отбивной.
Но, вернувшись в комнату, она застала здесь всех девочек, а Эмбер сидела на кровати, держа в руке отбивную.
– Мы пришли посмотреть, как ты будешь это есть, – сказала она.
Кристина вдруг почувствовала, как тошнота подступает к голу.
– Что?
– Ты слышала. Подойди, поросеночек. Хрю-хрю.
– Пожалуйста, не надо.
– Так ты хочешь отбивную или нет? Если нет… – Эмбер сделала жест, будто хочет выбросить мясо в мусорную корзинку.
– Подожди, – сказала Кристина, – не делай этого.
– Ты хочешь это?
Она посмотрела на отбивную, стыдясь и смущаясь. Эмбер смеется над отбивной, а значит, смеется каким-то образом и над Джонни.
– Тебе хочется, – глумилась Эмбер, – я знаю, что хочется. Поэтому-то ты такая толстая. Ты только и умеешь, что есть, есть, есть.
Эмбер подняла отбивную высоко над головой и сказала:
– Если ты хочешь ее, то должна встать на колени и просить, как собака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78