Он опустился на колени рядом с ней, и она его обняла.
– Ты так молод, – сказала она. Они не двигались около минуты. Он действительно молод. Он глядел на солнечное пятно на синем ковре и размышлял, можно ли в Мехико повлиять на осуществление тройной аренды в судебном порядке. Из ее окон виднелась часть здания «Крайслера». У нее, кажется, младшая сестра в медицинской школе – или младший брат в Голливуде?
По дороге обратно в офис Винс уворачивался от разных психов и наблюдал за уличными торговцами, клерками и толпами рождественских покупателей. Небольшая кучка людей смотрела мультик по телевизору, выставленному в витрине. Часть из них направились к нему, протягивая кружки для пожертвований. Почему он должен перестать видеться с Кики?
Нет, но у нее есть собака
Джастин проковыляла в квартиру и тут же позвонила матери, чтобы побыстрее отделаться. Все время, пока она училась в колледже и на юридическом, мать звонила ей по четыре раза в день. Джастин разговаривала с ней три раза из четырех и мучилась угрызениями совести, не отвечая на четвертый звонок. В последнее время Джастин разговаривала с матерью раз в день, а Элма, ее секретарша, общалась с матерью Джастин минимум дважды в день.
Кэрол дома не было, и слава богу. Ей тут же стало стыдно. Сегодня пятница, мать в Бедфорде. Набирая номер, Джастин представляла себе, как Кэрол Анна Камински Шифф Данлэп в красном трикотажном хлопчатобумажном костюме, прищурившись, рассматривает сквозь свои очки с маленькими полукруглыми стеклами ярлычок «Метамусила» и прохаживается туда-сюда, а ее золотистые домашние туфли без задника стучат каблуками по каменным плиткам кухонного пола. У Джастин уже почти слезы катились из глаз, когда Кэрол взяла трубку.
– Милая! Как тебе Феникс?
Джастин взяла в руки вязание и начала ряд с накидом.
– Встречу отложили. Полечу другим самолетом.
Она еще даже не помыла руки. Ее трясло.
– Поверить не могу, что тебя отпускают на целых два выходных. Тебе пришлось пообещать за это фирме своего первенца?
Джастин перевела дыхание.
– На самом деле, самолет, на котором я собиралась лететь, упал в Джамайка-Бэй.
– Бог мой!
Джастин подумала, не добавить ли: «Я познакомилась с приятным парнем», но решила оставить это замечание при себе.
– Как там псинка?
– Само очарование. Я накрывала стол для коктейлей и забыла о ней. Она съела целую пинту паштета.
– Что? Следи за ней, пожалуйста.
– Ты должна поехать на эту вечеринку. Кем она себя воображает? Устроить свадьбу за три дня до Рождества. Семьи должны собираться вместе.
– Мы не христиане, мама. Мне жаль тебя разочаровывать.
– Дело не в этом. И позвони мне, как только туда доберешься.
– У меня все по минутам расписано.
– Дай мне свой номер, и я попытаю счастья. Джастин бросило в жар.
– Я не знаю номера.
– Как называется отель?
Именно о таких разговорах она думала, когда, побывав на волоске от гибели, решила изменить свои взаимоотношения с матерью. Джастин перестала задерживать дыхание и начала новый ряд.
– Мама? У меня все будет хорошо. Я буду скучать по тебе и позвоню, когда вернусь.
– Хорошо, милая.
Она продолжала вязать. Значит, все так просто. Она повесила трубку.
Она позвонила Элисон Бараньяк и сказала, что не сможет попасть к ней на свадьбу, потому что сломала лодыжку в авиакатастрофе. Они обменялись подходящими к случаю замечаниями по поводу того, как хрупка жизнь, и распрощались. Она еще не смотрелась в зеркало, так и сидела в мокром, рваном и грязном костюме, почему-то откладывая поход в душ. В доме было до странного тихо без собаки. Может, признаться, что попала в аварию, и тогда собаку можно будет забрать? С трудом стягивая с себя одежду, она почувствовала, как боль резко отдается во всем теле. Собаку она точно выгулять не сможет.
Зазвонил телефон. Илана Дуасно, третий по влиятельности человек в «Пэкер Брибис», старшая из четырех партнеров-женщин и председатель Банковской группы. Она уже знала про катастрофу все и имела доподлинные сведения, что «УорлдУайд» обвинит во всем сбой двигателя, а для ведения судебных процессов воспользуется услугами «Каннинхэм Пейзер Ландау». Откуда Илана знала, что Джастин была на этом самолете, оставалось только гадать.
– Но ты ДОЛЖНА сходить к моему ортопеду, – настаивала Илана хрипловатым, как от виски, звучным баритоном, и Джастин услышала писк ее электронного органайзера. – А когда будешь готова, я хочу, чтобы ты сходила к моему физиотерапевту, Джерому. Он меня обожает. ОБОЖАЕТ. Я помогла ему разобраться с арендой, и он ПРОСТО милашка. Ты будешь в восторге.
В голосе Иланы звучало разочарование, когда Джастин попрощалась. Ей, возможно, что-то было нужно. Но, очевидно, это могло подождать до понедельника, иначе она не отступилась бы.
Джастин решила позвонить отцу, с которым не разговаривала пять месяцев. Анжелика, его новая жена, сказала, что его нет дома, что он учит Хлою кататься на двухколесном велосипеде без страховочных колесиков. Анжелику нельзя было назвать действительно новой, так как она была замужем за отцом уже лет десять. Ей сейчас по меньшей мере лет тридцать восемь, если страховочные колеса Хлое уже не нужны.
Под душем Джастин раскладывала по полочкам новые мысли и впечатления. Когда самолет ударился о землю, перед ее внутренним взором пролетел весь предыдущий день, включая мелкие споры по поводу условий отказа от конкуренции, указанных в деловом письме. Домой она пришла вчера в десять сорок пять и обнаружила, что с кухни в комнату тянется широкая полоса просыпанного кофе и изжеванных тампонов. Собака виновато смотрела на нее снизу вверх. Джастин съела холодную курицу из ресторана «Му Шу», глядя в работающий без звука телевизор; собака сидела рядом и выпрашивала еду.
Вот такая у нее жизнь. Джастин села под душем, струйки били ее по голове, вода набиралась. Если бы она знала, что на следующий день умрет, дала бы она Стелле побольше вкусненького? Передала бы материалы на проверку кому-нибудь другому? Чтобы освободить время – для чего? Чем она могла бы заняться в свой последний день? Она выбралась из душа размокшая и ослабшая.
Зазвонил телефон. Она доковыляла до дивана.
Это был Фарло.
– Это был твой самолет?
Она рассказала ему все, исключая Барри Кантора и рвоту.
– Ну, танцевать ты не можешь, – нетерпеливо сказал он, – так что пропусти эту свадьбу.
– Я еду завтра. Рано утром, – добавила она, чтобы он не смог придраться. То, как она плакала у него в кабинете, казалось происшествием пятилетней давности.
– Так, насколько я понимаю, сегодня ты не придешь?
Вот и еще один разговор, которых она решила избегать, когда побывала на волоске от гибели.
– Нет.
Повисла пауза. Они оба не привыкли, чтобы она его подводила. Она представила, как он сидит за своим столом и выковыривает кусочки ириса из своих огромных желтых зубов.
– Ну, – с сомнением протянул он, – ты, наверное, сможешь встретить кого-нибудь на свадьбе.
– Ага, например невесту, которую я уже пять лет не видела. – Джастин бросила трубку и расплакалась на диване. Кому какое дело? Ну кому какая разница? Она могла погибнуть. И что тогда? Что бы они сказали на ее похоронах? Что она всегда выходила сверхурочно, если была нужна? Что она шесть лет подряд была рекордсменом по количеству отработанных часов? Что всегда носила с собой книжку, которая подходила к цвету туфель? Можно сказать, что она всю жизнь была на волоске от жизни. Она высморкалась.
Около месяца назад Джастин была на свадьбе Хизер Пинкус, с которой они в детстве катались на лошадях в «Холли брайдл стейблс». В двенадцать лет Хизер была влюблена в свою лошадь. В женском туалете, пока все остальные смотрели, как невеста бросает букет, Джастин обнаружила Кортни Бланчард, та вальяжно сидела на диване, пила красное вино и курила тонкую коричневую сигарету. Когда они еще учились в «Спенсе», Кортни столкнула Джастин с лестницы, и у Джастин с тех пор остался шрам на колене.
Кортни посмотрела на Джастин и сказала:
– Единственные оставшиеся холостячки прячутся от букета.
– Я думала, ты обручена.
На самом деле Джастин слышала, что Кортни живет в Коббл Хилл с торговцем обувью, с которым она познакомилась на встречах анонимных наркоманов, с трудом платит за квартиру и пишет сценарии.
– А, обречена быть обрученной, – сказала Кортни и допила вино. – Когда мы наконец на это решимся, то будем такими старыми, что я в один год успею побывать и невестой, и вдовой. – Она взяла с пола бутылку и налила себе еще. – Ты не слышала? Шарлотта Мак-Ферсон только что вернулась из Непала. Она год медитировала после смерти своей сестры. Теперь занимается связями с общественностью в каком-то канализационном ведомстве и живет в Хобокене. – Кортни указала на пустой бокал.
– Она с кем-нибудь встречается? – Джастин взяла бокал, и Кортни налила ей вина.
– Нет, но у нее есть собака. Ты зря не приезжала на встречу выпускников. Настоящее откровение. – Кортни закинула ногу на ручку дивана. – Кристина Моретти, которая по ночам надевала скобки, набирает народ в ток-шоу в Лос-Анджелесе и ведет группу по борьбе за права жертв преступлений. Разведена. Элен Хаберман – сексопатолог.
– Элен Хаберман – сексопатолог? Кортни снова закурила, покачивая ногой.
– Чесси Стрингвелл сбросила килограммов триста и работает на Си-би-эс в Сан-Франциско. Ее сожительница – да, ты не слышала? Я всегда знала. Так вот, ее девушка устраивает предвыборные кампании для демократов. Они не едят белую муку и сахар и продукты, содержащие сульфиты.
Кортни положила сигарету в пепельницу, наступив по дороге на ногу Джастин, и, пока извинялась, заехала ей по щеке. Потом Кортни выронила косметичку из сумочки, и грязные тюбики и коробочки с пудрой покатились во все стороны.
Джастин глотнула еще вина.
– А Джослин Ван дер Джист? – Самая большая стерва в «Спенсе».
– Вышла за немецкого промышленника.
– Что значит «за немецкого промышленника»?
– Вру – он швейцарец, – сказала Кортни, водя по губам коричневой помадой. – Не знаю, чем занимается. Семья у него при деньгах, и у них потрясное шале на Женевском озере. – Она сжала губы, чтобы промокнуть помаду. – Она показывала мне фотографии, поясняла их по-французски, а когда мы расставались, ты не поверишь, она послала мне воздушный поцелуй. – Кортни изобразила воздушный поцелуй.
– Не может быть.
– Может. – Кортни промокнула губы салфеткой и послала Джастин еще один поцелуй. – У нее трое белокурых детей, и тот, которому девять лет, что-то вроде мирового чемпиона по лыжам. – Еще один поцелуй. – А ты?
Джастин хотелось сбежать из этого туалета.
– Я живу здесь, – сказала она и пошла к двери, мягко ступая по толстому ковру. – Я адвокат. У меня есть собака.
– Встречаешься с кем-нибудь?
– Нет.
– На урок пойдем?
Запросто можно стать психопаткой, если так и состариться в одиночестве. И только вернувшись домой, глядя Си-эн-эн и прихлебывая заправку для салата, Джастин вспомнила, что в двенадцать лет Кортни хотела сама быть лошадью.
Джастин в порядке эксперимента потрогала лодыжку. Оглядела гостиную. Если она не пойдет сегодня вечером в офис, то чем ей заняться? Она не пьет. Не курит. Не принимает наркотики. У нее нет любовника. Читать не хотелось. Не хотелось ни музыки, ни телевизора. Делать было совершенно нечего. Как же она так живет? Кому бы позвонить. О катастрофе говорить не хотелось. О чем-то еще – тоже. Можно ли позвонить Барри Кантору, если разговаривать не хочется? Так редко случалось, чтобы ей кто-нибудь понравился.
Есть хотелось ужасно. Она дотащилась до стола и нашла Барри в телефонной книге. Набрала номер – и не могла вспомнить, нравится ли он ей настолько, чтобы волноваться.
– Вы дозвонились по набранному номеру, – сказал мужским голосом автоответчик. – Если вы хотите оставить сообщение, мы не сможем вас остановить.
– Привет. – Она помолчала. – Джастин Шифф. – Она не могла понять, хочет ли, чтобы он приехал. Может, это просто общий упадок сил.
Тут он взял трубку.
– Привет. – Голос звучал сердечно. – Как душ?
Теперь она была уверена, что хочет его видеть.
– Мокрый.
– Понятно.
– Уже кончился.
– Понятно. – В квартире царила мертвая тишина. Ей хотелось, чтобы он разговаривал. Он спросил:
– Готовишься приняться за стейк?
– Я умираю с голоду, – сказала она. – Когда ты приедешь?
– Сейчас.
Она рассмеялась.
– С кровью или прожаренный?
– Ты готовишь?
– Нет, конечно.
– Привезти чего-нибудь?
– Только себя. Но побыстрее. У меня может смениться настроение, пока ты доберешься.
– Я только что вышел.
Она заказала обед и постаралась вспомнить лицо Барри. У него было такое выражение, будто он вот-вот скажет что-нибудь смешное. Интересно, он останется на ночь? Может, прибраться? К черту. Она могла не дожить до вечера.
Вскоре зазвенел домофон, в дверь вошел Барри Кантор и поцеловал ее. Он хорошо целуется. Ей нравилось, как он ее целует. Было приятно, когда он крепко и нежно ее обхватывал. Было в нем что-то очень эффектное, эти залысины и изогнутые черные брови. Более того, она не почувствовала ни неловкости, ни разочарования. Он тут же разложил диван и усадил ее, положив ей под ногу подушки. Когда зазвонил домофон, он стоял на коленях около нее и покусывал ее нижнюю губу.
– Кошелек на стуле, – сказала она.
– Позволь мне. – Он поднялся. – Я взял денег у соседа по квартире. Он был мне должен.
Ему не меньше тридцати пяти.
– У тебя есть сосед по квартире?
– На данный момент да.
– Ты голубой?
Он удивленно посмотрел на нее.
– Нет. – Он наклонился и легко поцеловал ее в губы. – Похож разве?
– Нет, – сказала она. – Но никогда же не знаешь.
Самые разные психи летают первым классом. Он определенно еврей, но о чем это говорит? Он может оказаться кем угодно. Ну и что, что в костюме, – она знала некого Маршалла Шолара в Мак-Кинзи, который занимался сексом без презерватива со своей личной тренершей после того, как та сказала ему, что у нее генитальный герпес. Вчера она сама вела себя в присутствии старшего члена Партнерского совета, как дитя малое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47