Дэннис Делани сказал ей, что, за вычетом налогов и обязательных капиталовложений, как партнер он получает сейчас меньше, чем зарабатывал на восьмом году работы младшим сотрудником. И к тому же он обязан вертеться, чтобы приносить компании новые дела.
Дриггс заглянул к ней и демонстративно оглянулся.
– Партнеры на этом этаже обычно по выходным не работают, не правда ли? – самодовольно заявил он и удалился, не дожидаясь ответа. В прошлом году он проработал, согласно своему табелю, 3590 часов и проследил, чтобы все об этом узнали.
Его детям было, скорее всего, значительно лучше в интернате, куда он их сплавил при первой же возможности, чем дома.
Джастин шла к тому, чтобы стать партнером. Относительно этого она планировала свои дела, этим она измеряла время, таким образом она собиралась оставить свой след в этом мире. Сейчас – не лучший момент для того, чтобы начать испытывать отвращение к своей работе.
Корпоративные жены
Утром по дороге к гаражу Барри ощутил в груди прилив воодушевления. Небо было безоблачное, воздух морозный, чувствовалось, что к обеду потеплеет. Одно из тех мгновений, когда его охватывало счастливое волнение просто потому, что он живет и идет к гаражу. Вот и гараж! Жизнь прекрасна.
__________
Прошла череда фокус-групп в гипермаркете «Пассаик Молл», и Барри провел все утро, наслаждаясь волной одобрения новой бойкой упаковки. Он выскользнул на улицу, сел в машину и победоносно поставил на повтор «Let It Ве». Он уже почти слышал, как те самые люди, что сейчас осуждают его, в недалеком будущем начнут наперебой хвалить его стратегию и проницательность, импульс нарастал. Банкет по случаю Дня учредителей в отеле «Уолдорф» приближался. Служащие «Акрс» относились к нему, как выпускники к школьному балу. Много лет ему не с кем было прийти, потом его передергивало от одной мысли привести туда Синтию. Ему было стыдно такого своего отношения, но ничего не поделаешь. А потом опять несколько лет – никого. Джастин он пригласил в четверг, не задумавшись ни на секунду.
Можно ведь довольно успешно выстроить отношения. Посмотрите, сколько за все прошедшие века было браков по расчету. Да взять хотя бы историю его жизни с Синтией – женщиной, которая его даже не привлекала. Синтия заняла пять лет его жизни – пять лет разногласий и угрызений совести, – но он не смог бы положа руку на сердце сказать, что был несчастен. Можно, наверное, найти приятные стороны в любом человеке, если ничего другого не остается, и, наверное, большинство браков на этом и стоят.
Но его неудержимо влечет к Джастин – ему не приходится прилагать усилий. Он поглощен ею, она занимает все его мысли, он думает о ней постоянно с глубоким восхищением. Не может быть, чтобы это ничего не значило. Он боялся ей об этом сказать. А что, если она только выстраивает с ним отношения, не больше?
Началась вторая часть «Two of Us», и он забыл про свои страхи. Эти парни были волшебниками. И все случилось только потому, что Джон, Пол и Джордж встретились еще в юности и крепко сдружились во время промозглого, порочного, неистового ноктюрна в Гамбурге. Такое невозможно запланировать, как невозможно повторить уникальное стечение обстоятельств. Это – Судьба.
Он чувствовал, что Джастин тоже была для него Судьбой. А он? Был ли он для нее Судьбой, или ей просто приятно проводить с ним время?
Вернувшись к себе в кабинет, Барри перезвонил Эмилю Дунсту из международного отдела.
– Наши упаковки линии натуральных продуктов оказались в конфликте с зарубежными, – сказал Эмиль. – Существуют очень популярные немецкие шоколадные конфеты с такими же цветами упаковки и аналогичной графикой.
– У нас не шоколад.
– У нас рожковый сахар, и он продается в отделе сластей. Мы не можем использовать этот дизайн.
– Ну, у вас есть бюджет – воспользуйтесь им. Пришлите мне этих конфет. Я хочу сам взглянуть.
Через пять минут ему позвонил Райнекер.
– Ты с ума сошел? Учить Динста, как использовать бюджет!
– Я только сказал ему…
– Если ты хоть раз только косо посмотришь в сторону международного отдела, я тут же вздерну тебя на рее.
Ну, вот и пришел конец эре добрых отношений.
– Они не хотят, чтобы я совал нос в их дела? Пожалуйста. Не буду, – говорил он, бросая об стенку красный мячик. – Но пусть не приходят совать нос в мои дела. Это американский дизайн.
– Посмотрим, – бросил его босс.
А пока что «Цезарь с беконом», прихрамывая, продвигался на Среднем Западе, шел на спад на Северо-Западе и входил в штопор на Юге. Назначение Барри начальником оказалось под вопросом. Как полный идиот, он не выбил у Райнекера повышения зарплаты до запуска брэнда, а теперь отказ ему почти гарантирован.
Когда, поужинав в городе, они вернулись домой и вошли в квартиру, там надрывался телефон. Звонила Карен. Розу, похоже, настолько возмутило часовое ожидание в приемной у врача, что у нее случился приступ неконтролируемой ярости, и ее отправили в больницу.
– Высокое давление и боли в груди, – тихо сказала Карен.
– Боли в груди! – Джастин была далеко, наверное, в ванной. Барри, потеряв дар речи, почувствовал, как что-то дрожит в его собственной груди.
Когда они доехали до дома его матери, было уже почти девять. Роза открыла не сразу, в розовом банном халате и тапочках, она была похожа на себя, только выглядела значительно хуже.
– Ну, если обязательно было заболеть, – начал он, целуя ее в щеку, – то где же, как не на приеме у врача.
Роза села в кресло, положив ноги на журнальный столик. Щиколотки и подъемы стоп у нее были похожи на рельефные географические карты – испещрены частой сетью вен: толстых, синих и выпуклых, тонких, красных и извилистых.
– А что вообще привело тебя к доктору, начнем с этого.
– Мое здоровье, – сказала она с отвращением и взяла чашку чая трясущейся рукой. Когда это у нее начали дрожать руки?
– Я не удивляюсь, что вы рассердились, – успокоила ее Джастин. – Никто не имеет права заставлять вас ждать целый час.
– Может случиться новая забастовка, – осторожно сказала Карен, худая до прозрачности. Она пьет слишком много обезжиренного молока.
– Забастовка, отмена заказа, потерянная при перевозке партия товара, – агрессивно начала перечислять Роза.
Джастин спросила:
– А как ваши планы отойти от дел?
Роза медленно пожала плечами, вся набычившись от раздражения. Без косметики она выглядела ужасающе.
– Почему бы тебе просто не продать фабрику? – спросил Барри.
– Потому что я наконец-то поняла, как ею управлять, – рявкнула она неожиданно громко. – Понимаешь, люди стоят дорого, – она стала перечислять, загибая распухшие пальцы. – Им нужны зарплаты, им нужны медицинские пособия, они уходят на больничный, они говорят по телефону, они крадут ножницы и туалетную бумагу. Они занимают место, теряют время, совершают ошибки. Они бастуют. – Все смотрели на Розу, она поднесла чашку к бледным губам и отпила глоток. – Выгнать ВСЕХ. Вот ответ.
Может, у родителей Барри значительно больше общего, чем различий.
– Ты должен войти в дело, – сказала Карен позже, когда они неслись на полной скорости по улице Рузвельта. Стояла ясная, теплая, восхитительная ночь.
– Ага, и меня примут как племянника-идиота, который вечно везде напортачит, но которого не могут выгнать, потому что он член семьи.
– Я порвала с Карлосом, – объявила Карен с шальным безрассудством, как истинная дочь своего отца.
– Шутишь! – поразился Барри, снижая скорость и входя в полосу медленного движения к Бруклинскому мосту. – Когда?
– Я больше никогда никого не встречу, – заплакала она. – А он найдет себе кого-нибудь за пять минут.
– Мужчины всегда так, – утешила Джастин, передавая ей бумажный платок.
– Я останусь одна до конца жизни, – всхлипывала Карен.
– Ты встретишь кого-нибудь, – заверила Джастин, сунув ей бутылку «Эвиан». – Может быть, не сразу, через некоторое время, и пока тебе будет очень худо. – Она говорила так буднично, что у Барри мороз пошел по коже. – Но другого пути нет.
Он бросил на нее резкий взгляд.
– Почему?
– Я не о тебе говорю, – сказала Джастин. – Расслабься.
Они молчали, пока машина катилась по изгибам моста. Карен держала в руках бутылку и тоскливо смотрела в окно. Он просто не выносил, когда она вела себя, как бедная жертва.
– Ну, так выходи в люди. Сделай что-нибудь. Пойди на какие-нибудь курсы.
– Уже. Семинар в Нью-Йоркском университете по экологическому расизму.
Барри свернул в сторону Кэдмен Плаза.
– По чему?
Она не отрываясь смотрела на Бруклин.
– Ты не поймешь.
– Это уж точно, – усмехнулся он и протянул руку. Джастин взяла его за руку. В зеркало заднего вида он заметил, что Карен отпрянула. Вообще-то, они не обязаны быть несчастными только потому, что ей плохо.
На ее улице на сухих серых газонах стояли потрескавшиеся и разбитые святые, пустые участки были завалены выброшенными автомобильными деталями и мусором.
– Почему бы тебе не выбраться отсюда? – спросил Барри, останавливаясь у облезлой развалюхи-гаража, где жила Карен. – Пожила бы как человек.
– Иди на фиг, – отрезала она, вышла и хлопнула дверью. Она не поблагодарила ни его – за то, что подвез, ни Джастин – за воду, и не попрощалась.
– Мог бы проявить и побольше сочувствия, – упрекнула Джастин. – Ты был не так уж и счастлив, когда оказался в ее положении.
– Ты хочешь сказать, что сейчас я счастлив?
– А разве нет? – удивилась она.
Барри остановил машину, поставил на ручник. Он держал Джастин за руку, разглядывая ее смешные маленькие пальчики, особенно большой, с его квадратным ногтем.
– Очень, – сказал он и нежно поцеловал свою нареченную. Он был счастлив. Не тем безрассудным счастьем, что скачет до потолка и переворачивает все вверх дном, но тихим теплым счастьем, которое спокойно разливается вокруг и за которым не надо постоянно присматривать. Часть его хотела, чтобы он сейчас же попросил ее выйти за него замуж. Другая хотела сначала прожить с ней полный круг времен года. Просто чтобы наверняка.
– Я так рад, что ты сегодня поехала со мной, – искренне сказал Барри, и вся машина вздрогнула и затряслась, захлестнутая бурной волной последних новинок дурной попсы: мимо, покачиваясь, промчался низко посаженный автомобиль, несущий своих пассажиров к новым преступлениям.
Эмили швырнула в него чем-то, как только он вышел из-за угла. Это был пакетик немецких шоколадных конфет. Он внимательно его изучил.
– Эгей! – крикнул он. – Ничего похожего. И спустился посплетничать с Херном.
– Я никогда такого не говорил, – прошипел Херн в трубку с тихой яростью, махнув Барри, чтобы тот заходил. – Я все. Нет. Я кладу трубку.
Барри посмотрел на свои руки. Херн – хороший человек. Хороший человек, завязший в жизни, которая ему уже давно не нравится. Что пугает больше: мысль, что никогда не найдешь родственную душу, или мысль, что Херн считал Джини Той Самой, Единственной, когда женился на ней?
Херн все не клал трубку. Барри одними губами сказал, что зайдет попозже, и, удрученный, направился обратно к себе в кабинет.
Появился Джек Слэймейкер, чахоточно покашливая.
– Я слышал, ты бросаешь вызов немецким наглецам, – проворчал он, откашливая мокроту.
– Я требую, чтобы ты сообщил мне свои источники.
– У меня тайный агент в турецком консульстве. – Слэймейкер взял со стола пачку кураги. – Я бы с удовольствием торговал этим вразнос. Очередь к твоему дереву со сластями протянется до конца квартала, поверь мне. Не опускай оружия.
__________
В шесть часов, направившись в мужской туалет, чтобы привести себя в порядок перед банкетом, Барри заметил платиновую блондинку в платье с синими блестками, которая слонялась без дела в холле.
– Ой, золотце! – воскликнула она. Это была Кимберли Эберхарт, выставившая напоказ свою новую грудь так, чтобы видно было, с какой стороны ни подойди. Она пыталась застегнуть ремень, но пятисантиметровые белые накладные ногти ей мешали. – Будь лапочкой, помоги мне вот здесь.
Он глянул на веснушки в декольте, опуская глаза к пряжке. Она знала, что он посмотрит. Ей хотелось, чтобы люди смотрели, потому и выставила свой выдающийся бюст напоказ.
– Да ты инвалид, – пошутил он, застегивая ей ремень без излишней медлительности.
– Я знаю, смешно, правда? – рассмеялась она, ускользая в сторону офиса своего мужа.
Он встречал Кимберли Эберхарт минимум по три раза в год за последние три года на разнообразных мероприятиях, и каждый раз она притворялась, что впервые его видит. Ну да, она жена генерального, – ну и что? Что она вообще в жизни сделала? Она не молода, не красива, и зубы, волосы, ногти и грудь у нее фальшивые.
Джастин никогда не упоминала про силикон. К сожалению, Барри не смог бы чистосердечно сказать, что ему нравятся женщины с маленькой грудью, но в конце концов почему-то именно с ними его и сводит судьба. Строго говоря, единственная значительная грудь, с которой он сталкивался вплотную, была грудь Мелисы Равитски в лагере «Рапонда». Это были очень, очень удачные плавки. Мелиса Равитски была двадцать два года назад.
Он уже двадцать два года встречается с разными женщинами и так и не нашел себе одну-единственную! Это когда-нибудь кончится?
Когда Барри приехал в «Уолдорф», Райнекер и Териакис стояли в баре живот к животу. Послышались неуклюжие дружеские приветствия. Что за бред: как будто они не встречались всего час назад, как будто они пришли сюда просто развлечься, а не работают все вместе в одной компании.
Барри пресек этот фальшиво-праздничный тон.
– Джек Слэймейкер говорит, что побьет все рекорды с нашей новой ослепительной упаковкой и этим деревом.
– Он торговец, Кантор! – Териакис раздраженно закатил глаза, прихлебывая джин.
– Он не вешает мне лапши на уши.
– Он блестящий торговец, – настаивал Райнекер, – за это мы ему и платим.
– Он не стал бы мне лгать. Мы друзья.
К ним присоединилась Джуди Райнекер, крепкая, устойчивая ко всем ветрам женщина, которая, судя по внешнему виду, могла починить кухонную раковину без всякого сантехника. Вот что возбуждает Его Светлость.
– Во-первых, он не лжет, – сказал Райнекер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47