Кто победит, тот и победитель. – Он налил себе пива. – Пусть разберутся, как прокормить своих дикарей. Почему мы должны это делать?
– Я полностью с вами согласна, – поддакнула Джастин, хитро улыбаясь.
Барри принялся за суп.
– Погоди, он только начал.
– А в этой стране? Когда люди запираются в доме и заявляют, что подорвут себя? Я говорю: ДАВАЙ, ЗАЖИГАЙ – почему мы должны тебя останавливать.
Джастин рассмеялась. Она, скорее всего, не будет держать на Барри зла из-за Айры в целом, она прибережет его для серьезного спора.
– Пусть УБИВАЮТ СЕБЯ! – крикнул Айра, сжимая ложку в кулаке. – Пусть поубивают своих ДЕТЕЙ. Пусть! Дети – та же ЗАРАЗА! Лучше перебить их прямо сейчас. – Он кивнул. – Это сбережет государству в будущем кучу денег.
– Погоди, он еще дойдет до федеральных субсидий для владельцев водного транспорта, – заметил Барри, потягивая пиво. Пиво оказалось горьким.
Айра снова включил телевизор. Прогремели выстрелы.
– Я просто должен это увидеть, – настойчиво сказал он и сел за стол, обгладывая кость. Голос с британским акцентом читал новости из Сараево.
– С исторической точки зрения, в будущем изнасилования в Боснии будут рассматриваться как положительный фактор, – заявил Айра.
У Пиппы был такой вид, будто она чуть не подавилась.
– Нужно их скрестить, – продолжал он, – тогда этнические различия сгладятся. Понимаешь, если они все будут родственниками, то не захотят убивать друг друга. Кто захочет убить родственника?
– Вот именно, кто? – сказал Барри.
– Знаешь, – сказала Джастин, когда они вечером чистили зубы, – почти у каждого припрятан где-нибудь вот такой сумасшедший дядюшка. Сумасшедший дядюшка Айра. Только у тебя это отец.
Барри лег в постель. Как ему это воспринимать? Он не гордился Айрой, но он же придержал язык по поводу Кэрол.
Она намазала веки кремом.
– Когда он разорился?
– Послушай, это мой отец. Это не самая моя любимая тема для беседы.
– Нет, нет, нет, – быстро сказала она. – Просто интересно.
Она запрыгнула в кровать.
– Я никогда не рассказывала тебе историю с прятками? – Она засунула ледяные ступни между его ступнями, чтобы согреться. – Мне было восемь. Отец спрятался, и мы искали. Мы с мамой. Мы искали и искали. Все искали и искали. Прошло три часа, а мы все искали. Через пять часов он позвонил. Из Филадельфии. Сейчас это смешно, но тогда…
Они лежали рядом и смотрели в потолок.
– Однажды отец не узнал меня на улице, прошел мимо, чуть не задев плечом.
– Это еще что, – хихикнула Джастин. – Мама сосет палец.
– С ума сойти! Хотя вполне вписывается в общую картину.
– Погоди, ты еще не видел моего отца, – пригрозила она.
– Ну, так устрой! – Он уютно прижался к ней, и они болтали обо всякой чепухе. Впервые в жизни он был с женщиной и у него не было заготовлено плана побега. Он совершенно искренне не представлял, что это может кончиться.
Ностальгия
Новое жилище Винса размещалось в шикарном угольно-черном небоскребе, вестибюль был так огромен и аскетически суров, что каждый раз, входя сюда, Пиппа чувствовала себя неряхой. Она накрасила губы, глядя в зеркало в кабине лифта, и подтянула колготки. Консьерж, конечно, наблюдает за ней. Она царственно кивнула камере, как Гленда Джексон Стивену Сигалу с верхушки красного лондонского автобуса в фильме «С шиком».
Винс был по-прежнему слишком красив. Его квартира походила на зал ожидания в аэропорту. Она здесь уже в четвертый раз, а он все еще ей не заплатил, сегодня ей придется об этом упомянуть.
– Я думала подать документы на эту летнюю архитектурную программу, – сказала Пиппа ему через окошко в перегородке, споласкивая овощи. – Она будет проходить в Риме.
– М-м, – отозвался он с другой планеты. – Сигареты есть?
– Конечно – в сумке.
– Принеси мне, а? Я с ног валюсь. Ленивый паршивец. Она вытерла руки, достала пачку и бросила ему.
– Ментол! – сказал он с отвращением. Пиппа резала фенхель.
– Слушай – не нравится, не ешь – я такие курю.
– Ладно. – Он закурил. Она стряхнула фенхель в сковороду с оливковым маслом и засунула в печь. – Это все равно что, – он задержал дыхание и выдохнул, – вдыхать озеро.
Она принялась читать про менгиры. Есть что-то устрашающее и величественное в одиноком камне посреди поля. Такое облегчение снова учиться, и ничего смешного.
– Все до единого в моей группе с сотворения мира знали, что хотят быть архитекторами, – призналась она Винсу, когда они сели за стол.
Он сидел, закинув голову, будто загорал, и ничего не ел.
– Так ты думаешь, что уже слишком старая?
– Нет, но мне многое придется нагонять.
– Ничего. Ты доучишься, выпустишься – и все равно никакой работы не будет. У тебя будет много времени для саморазвития.
– Спасибо. Очень обнадеживает.
– Я сам скоро останусь без работы. – Он поднял стакан шотландского виски, будто салютуя ей, проглотил половину и скривился.
– Ой, мне очень жаль, – сказала Пиппа. Он не платит ей, потому что у него нет денег. Он из богатой семьи, но у него, наверное, не хватает, чтобы за все это платить. – Что ты будешь делать? Или мне не спрашивать?
– Можешь спрашивать. Я не знаю.
Ему больше не нужно будет, чтобы она ему готовила. Они доели молча.
Пока кофеварка готовила кофе, Пиппа вымыла кастрюли, отметив себе прихватить жидкость для мытья посуды на следующий раз. Но она ведь больше не будет сюда приходить.
Он вдруг оживился, взял в руки колоду карт и стал тасовать.
– Джин?
– Конечно, – сказала она, споласкивая кастрюлю, у нее появилось ощущение, что приговор отсрочен. Они сели за стол, он раздал карты.
– Я снова курю, – сообщил Винс, вдруг преисполнившись энтузиазма. – Как здорово. Надо держаться вместе, – сказал он, держа ее за локоть, и она не поняла, почему он вдруг решил быть с нею очаровательным. – Они принимают законы против нас.
Он хлопнул порцию джину и налил себе еще чашечку эспрессо.
– Я чуть не наступил на кого-то у торгового автомата сегодня. Ты понимаешь, над этим городом уже не властен даже Господь, – грустно сказал он. – Это так угнетает – почему мы здесь все еще живем?
Было уже поздно, и ей надоел этот разговор. Она надела кеды и встала.
– Э-э, ты должен мне за пять дней.
– Тебе наличными? – Он встал, вид у него был пьяный и усталый.
– Как хочешь. Кредитных карточек я не принимаю.
Он вышел из спальни, пересчитывая банкноты.
– Еще тридцати пяти у меня нет. Мне придется остаться в долгу.
– Выпиши мне чек. Я не обналичу, пока ты не скажешь.
Он встал перед ней. Настоящая развалина. Глаза закрыты.
– Я так устал.
– Ладно, не беспокойся.
Винс положил ей голову на плечо. Через мгновение они обнимались, что было интересно, потому что все отчуждение куда-то исчезло.
Пиппа сняла куртку и уютно прижалась к нему. Его тело ее удивило – он оказался не таким высоким, как она думала, всего на пару сантиметров выше. Он громко дышал ей в ухо, и она почувствовала ностальгию по тем временам, когда он находился в противоположном конце комнаты и она его ее не знала.
Винс отстранил ее, положив руки ей на плечи.
– Я больше не могу. Ты должна уйти.
– Погоди. Ты сам начал это минуту назад. А теперь вышвыриваешь меня?
– Ну, если ты останешься, – жалобно заныл он, – мне придется лечь с тобой в постель, а я этого сделать не могу!
– Ладно, – сказала она. Но никто не пошевелился.
У нее не было парня – никаких отношений с кем-либо. Винс необыкновенно красив. Она ему как будто нравится. Пиппа положила голову ему на плечо и прижалась к его животу. Посудомоечная машина грохотала и вздыхала.
– Приятное напряжение, – изрек он. – Заставляет меня задуматься.
– Да? И о чем ты думаешь?
– О твоей груди.
– Ты меня дразнишь.
– Ты не думаешь, что нам надо на этом остановиться? – прошептал он с закрытыми глазами. – Я хочу сказать, будет неудобно, если у нас не выйдет длительных отношений.
– Ох, не выйдет у нас никаких отношений.
– Я рад, что ты согласна. Да, тебе пора, – искренне сказал он, но так и остался стоять, положив руки ей на задницу.
Это нечестно – сначала завести, а потом отпустить. Она попробовала его поцеловать, но он отдернул голову. Это совсем не походило на комплимент.
Ну и к черту его. Она вышла, завернула за угол и нажала кнопку лифта. Ей не хотелось завязывать с ним отношений. Ей не хотелось даже работать на него, но может ли она это себе позволить? Лифт не шел целую вечность. Из нью-йоркского небоскреба не сбежишь. Приходить ли ей готовить в следующий четверг? Пиппа повернула обратно и позвонила в дверь за разъяснениями.
Он открыл дверь, втащил ее и прижал к стене. Очень скоро они уже лежали в постели, разметавшись на темных простынях. Он не целовал ее и лишь зарывался носом ей в шею, если она пыталась его поцеловать. Все произошло очень быстро, никаких разговоров. Презервативы были у него прямо рядом с кроватью. Очень скоро все закончилось. Он лежал на спине, закрыв глаза.
Было холодно. Комнату наполнял шум с улицы. Он укрылся одеялом и отодвинулся от Пиппы. Она не знала толком, что делать. Она стояла у окна и курила свою последнюю сигарету. Было что-то зловещее в том, что она стояла в ночи так высоко над городом; мимо пролетали самолеты, столько всего происходило внизу, – это ее пугало. В окне дома напротив двое обнаженных людей скакали по комнате.
– Боже, Винс, смотри: этажом ниже, на два окна правее.
– А, да, – зевнул он. – Каждую ночь. Я наблюдаю за ними, они за мной. Такова жизнь в центре.
С тридцать седьмого этажа она услышала сигнал мусоровоза, который задом подъезжал к контейнерам.
– Мне не нравится мысль, что за мной наблюдают.
Его глаза были закрыты.
– Свет был выключен.
Было совершенно ясно, что он не хочет, чтобы она осталась. Она оделась, поцеловала его в макушку.
– Я сплю, – сказал он.
Она сама открыла дверь. Она только что протрахала работу?
Он не хотел разговаривать
Утром Винс нашел в раковине Пиппин волос, и его чуть не стошнило.
Легкая депрессия окутала «Мингус Ресник», как густой смог. Все, включая самого Ресника, старались убраться подальше. Клаудиа встала перед его столом.
– Хотела сказать, – резко заявила она, – я нашла новую работу. Это в «Парнасе». Значительно севернее, но платят столько же.
– Рад за тебя, Клаудиа. – Они не обсуждали это, но Винс считал, что она пойдет с ним. Конечно, ему-то идти некуда. – Придержишь мои звонки?
Он закрыл дверь, уселся за столом и начал мягко проваливаться в сон. Он напишет еще одно письмо, и тогда можно поспать. В животе урчало. Он лег на диван, и ему показалось, будто он не оправдал собственных надежд. Он лежал, но не спал, полчаса, все ожидая, когда его разбудит стук в дверь.
Зазвонил телефон.
– Я только хотела сказать, – произнесла Пиппа, не дав ему даже поздороваться, – что я думаю – ты потрясающий. Но будет большой ошибкой продолжать в том же духе, и извини, что говорю это по телефону. Ты был прав с самого начала.
– Хорошо, – рассмеялся Винс с облегчением. – Но ты все-таки будешь мне готовить?
– Ну, нам придется разработать постоянное расписание. Ты для меня все-таки слишком свободен в поведении.
– Хорошо. Приходи сегодня. Все равно я должен тебе денег.
– Извини. Мне надо работать.
– Мне и самому нужно много прочитать, – сказал он, не понимая толком, хочет ли он, чтобы она пришла. – Можем работать вместе. – Не нужно было и начинать с Пиппой, так зачем же он продолжает?
По дороге домой он купил новую книжку П.Д. Джеймс и бутылку виски. Когда появилась Пиппа, он уже был зол на нее. Она же прекрасна знает, что он не может переварить кукурузу. И она принесла суп в консервной банке.
– «Кэмпбелл»?
– У меня не было времени.
– За что я тебе плачу?
– Хороший вопрос, Винс, – быстро сказала она. – И платишь ли ты мне, тоже хороший вопрос.
– Я не могу есть кукурузу.
– Прекрати ныть! – прошипела она, очень злобно.
Весь смысл присутствия Пиппы заключался в том, чтобы не беспокоиться о еде. Но теперь ему нужно беспокоиться по поводу Пиппы, так что какая разница? Что ей нужно? Он закурил ее сигарету. Люди всегда ждут слишком многого. Зачем он настоял, чтобы она пришла? Он вскочил в ужасе:
– Ты открыла окно?
Она не подняла глаз от книги.
– Сейчас весна.
– У меня здесь центральная вентиляция. – Он с громким стуком захлопнул окно. – Никогда не открывай окна. Всякая гадость влетает в квартиру и откладывает личинки в обивку.
– Да ладно тебе, – отозвалась она, не отрываясь от книги.
– И все покрывается копотью.
Он открыл книгу на главе об официальных уведомлениях.
Пиппа рисовала что-то, свернувшись на диване в колготках.
– Значит, ты едешь в Рим?
Она пожала плечами, притворившись, что с головой погружена в книгу.
– Обязательно поезжай. Может быть, я поеду с тобой. – Он сел на диване у ее ног.
– Хм, не знаю, разрешат ли тебе. – Ее встревожило это заявление. – По-моему, тебе придется подавать документы отдельно.
Винс взял ее за руку и притянул к себе, чтобы обнять. Она не далась. Книга с громким стуком упала на пол.
– Я думала, мы это уже выяснили, – сказала она.
– Просто ты такая милая. Это-то мне можно сказать?
– Я не готова к такой дружбе, которая тебе нужна.
– Откуда ты знаешь, что мне нужно? – Винс резко встал. От этого все поплыло перед глазами. – Я сам не знаю, что мне нужно.
Пиппа повела себя так, будто он ничего не сказал.
– Хорошо. Но ты все еще должен мне денег. – Она снова принялась читать.
Он выхватил из кармана пиджака бумажник.
– Вот. – Он вытряс его содержимое на журнальный столик… – Бери. Бери, говорю. Забирай свои долбаные деньги.
Она сгребла свои книги и бумаги, пересчитала банкноты. Небось все это время подсчитывала, сколько он ей должен. Она гордо и сердито вышла из комнаты босиком, держа кеды и куртку в руках, и хлопнула дверью. Дверь, ударившись о косяк, снова открылась.
Он рванулся вперед, чтобы закрыть дверь, и ободрал подбородок о край столика. Стакан виски покачнулся и свалился на ковер, виски выплеснулось на кредитные карточки, а стакан покатился в сторону и стукнулся о стену.
Винс закрыл дверь. Прихрамывая, вернулся в квартиру.
Не нужно никому звонить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47