– Я знаю это, Дженевра, и обещаю обуздать свою подозрительность. А ты постарайся одолеть свою тоску.
Дженевра сидела на табурете, но тут она поднялась и повернулась к нему. По щекам ее струились слезы.
– О, Роберт! – пробормотала она и обвила его руками.
И он обнял ее и напрягся.
– Дженевра… – прошептал он.
Она почувствовала внезапный прилив желания, захвативший его, и в первый раз после рождения Уилла в ней встрепенулось ответное чувство.
Зазвонил колокол, сзывавший всех на ужин.
Роберт глубоко вздохнул.
– Нам надо спуститься вниз, – объявил он, отпуская ее.
Дженевра отодвинулась от него, взяла платок и, осушив слезы, подумала: «Если бы мы еще несколько мгновений побыли наедине, то плотина моих чувств прорвалась бы. А так лишь тонкая струйка вырвалась наружу. Но в плотине появились первые трещины».
В ту ночь, когда Роберт приблизился к ней, Дженевра смогла ответить ему чуть ли не с прежним пылом. Однако преграда между ними все же сохранялась. И, казалось, сломать ее невозможно.
Через два дня, повинуясь отчаянию, Дженевра по тропинке спустилась к краю утеса. Она любила смотреть, как пенилась внизу морская вода, яростный шум моря почему-то успокаивал ее. На этот раз она была одна, только с Уимси, которая стала ее тенью. Камеристок Дженевра распустила по домам, а от услуг пажей отказалась.
Собирались тучи, и в любой момент мог начаться дождь, поэтому никто не стал навязываться ей в попутчики, чему она была очень рада.
«Мне надо побыть одной… – твердила она себе, – одной, чтобы увидеть Господа на небесах. Даже если он выкажет свой гнев, направив на землю гром небесный, вспышки молний, которые напомнят об адском огне, и прольет на землю дождь, который измочит меня насквозь». Уимси скулила и ежилась под ненадежным навесом, образованным скалой.
Очевидно, Господь решил, что простого дождя для исцеления меланхолии маловато, и сверху посыпались громадные градины, они отскакивали от Дженевры и устилали землю вокруг маленькими ледяными шариками. Порывы ветра швыряли перед ее глазами градины, не давая ничего увидеть впереди.
Разыгравшаяся дикая буря, как ни странно, и вправду оказалась целительной, она принесла с собой умиротворение. Дженеврой овладело приподнятое настроение. Она громко рассмеялась и наклонилась, чтобы лучше рассмотреть, как вскипает подстегиваемая бурей пена внизу, как она крутится и ударяется о морской берег.
Внезапно внимание Дженевры привлек тревожный протяжный крик. Она отошла от края утеса.
И огляделась по сторонам. К ней кто-то мчался.
Роберт! Давний сон оказался вещим. «Вот я стою тут, в тени, на краю утеса. А позади меня Золотой Орел». Однако наяву Золотой Орел явился ей не в блеске сияющего шлема, а в повседневной одежде – подбитом ватой камзоле, лосинах и башмаках, в военной шапке на голове. Зато он не отворачивался, а мчался к ней во всю прыть, продолжая кричать.
Дженевра ждала.
Роберт остановился ярдах в трех от нее, словно боясь подойти поближе, и просительно раскрыл свои объятия.
– Дженевра, – умолял он, – не делай этого!
– Чего не делать? – спросила Дженевра не без любопытства.
– Не прыгай с утеса! Дженевра, жена моя, ты не должна убивать себя! Любимая, ты нужна мне и Уиллу!
Его слова и перепуганный вид мигом разрушили преграду. Но на сей раз Дженевра не стала плакать. Град еще падал, с силой колотя их, но ни он, ни она не замечали этого. Дженевра улыбнулась – радостной улыбкой, которой не озарялось ее лицо пять долгих месяцев.
– Я и не собиралась прыгать, Роберт. Я просила Господа исцелить меня. И он ответил на мои молитвы! О, Роберт!
Она бросилась прямо в его распростертые объятия.
И тогда пришли слезы, исцеляющие слезы, от которых камзол Роберта намок больше, чем от града, который уже начинал стихать.
– Любимая, – снова сказал он, прижавшись щекой к платку Дженевры. – Слава Богу! А я подумал, что толкнул тебя на тяжкий грех самоубийства.
– Нет, Роберт. Просто буря всегда успокаивает меня. Мне нравится наблюдать за морем, когда оно разбивается о скалы. Я была в отчаянии, но умереть не хотела. Я слишком люблю Уилла, покинуть его не в моих силах.
Она не стала говорить о своей любви к мужу, чтобы не раздражать его.
– Слава Богу! – повторил Роберт. – Но ты промокла насквозь. Пойдем!
Он не стал больше ждать – поднял ее на руки и пошел к замку, а вслед за ним понуро поплелась дрожащая Уимси. Это был долгий путь, и Дженевра боялась показаться Роберту слишком тяжелой. Однако он ни разу не оступился.
Она обняла одной рукой его за шею, а другую прижала к груди. Сердце у него билось ровно, уверенно. Он легко проследовал через внезапно умолкший большой зал, направляясь в их спальню.
Когда они вошли, Сигрид повернула юное личико к двери и от изумления широко раскрыла глаза. И, отложив шитье, тут же вскочила на ноги.
– Миледи! Вы вымокли. Позвольте мне…
– Можешь оставить нас, – бросил ей Роберт. – Уведи с собой собаку и оботри ее досуха.
Сигрид с поклоном удалилась, подталкивая вперед упиравшуюся Уимси.
Дженевра размышляла, какую сказку ей придумать для большого зала, пока Роберт укладывал ее на кровать и снимал с нее мокрую одежду.
Порывистая лихорадочная страсть вдруг овладела ими. Дженевра не сопротивлялась, напротив, она помогала Роберту снимать одежду с нее, а потом с него – неловкими пальцами путаясь в застежках на камзоле, она чуть не порвала его. Через мгновение они, уже обнаженные, лежали в кровати.
Однако Роберт не стремился поскорее избавиться от своей страсти. Дженевра не торопила его. Они ласкали друг друга, пока не наступили драгоценные мгновения взаимного восторга. Дженевре казалось, что она парит над своим телом, видит, как оно растягивается, слабеет, наслаждается под крепким мускулистым телом мужа. Роберт зарылся лицом в ее волосы, которые выпростал из-под чепца. И после того, как он поднял голову, душа Дженевры вернулась в тело.
– Любимая, – пробормотал муж и нежно поцеловал ее, а потом, крепко обняв, положил голову Дженевры к себе на плечо. – Мне так не хочется ехать в Ардингстон! – прошептал он, целуя ее волосы. – Я бы с радостью предпочел остаться здесь. Но в скором времени нам все равно предстоит путешествие в Тиркалл. Мы можем отправиться туда сразу после визита к Нортемпстону.
– А потом? – сонно спросила Дженевра.
– Потом будет уже слишком поздно возвращаться сюда. Мы отпразднуем Рождество в Тиркалле, а весной, объехав все мои владения, вернемся сюда. Это будет нашей летней резиденцией, Дженевра. Ты согласна?
Дженевра понимала, что ее муж уже принял такое решение, но ей было приятно, что он спрашивает ее мнение.
– Ваше желание для меня закон, милорд, – весело произнесла она.
Он засмеялся.
– Если бы я не знал тебя лучше, то почти поверил бы тебе.
– Но это так, – возразила Дженевра. И тоже засмеялась. – Я очень послушна, когда меня не заставляют делать то, что мне не нравится.
– Дерзкая девчонка, – поддразнил ее Роберт, возобновляя ласки.
Глава двенадцатая
В замке начали готовиться к путешествию. Роберт собирался въехать в Ардингстон торжественно и пышно, поэтому вся его свита, включая отца Джона, которому предстояло ехать в качестве их личного священника, собиралась в дорогу. Первым делом занялись оружием и доспехами – полировали, удаляли с кольчуг ржавчину, чинили и чистили седла, упряжь, попоны, флажки и знамена.
Путешествие могло занять по крайней мере две недели, а может, и больше, учитывая возраст Уилла. Уимси за лето подросла, но вряд ли могла бежать всю дорогу рядом с лошадьми. Еще щенком она выучилась ездить на лошади, припав к ней впереди сидящей в седле Дженевры. Так что ее мог посадить к себе кто-нибудь из свиты, если только конь примет столь необычного седока.
Мег попросила разрешения взять Эдану и Уистэна с собой – Бернард ехал старшим конюхом, и семья не хотела разлучаться. Так как отец Джон отправлялся в путь с ними, Роберт согласился взять сына Эннис Гарри пажом, чтобы тот не пропускал занятий. Нет нужды говорить, в каком восторге пребывал мальчик. Эннис же не слишком была этому рада.
Дженевра с грустью расставалась с Мартином и Эннис. Она подружилась даже с капитаном Нори. Можно было лишь надеяться, что разлука продлится не больше полугода.
И вот настал день отъезда. Пестрая вереница всадников, вьючных животных и пешей свиты – тронулась в путь. Перемещался обоз довольно медленно – со скоростью не более четырех миль в час, или около семи лиг в день.
Дженевра чувствовала себя обновленной, мрачное расположение духа покинуло ее. Она наслаждалась прекрасными отношениями с Робертом, ей доставляли радость дни, проведенные в седле, и ночи, которые они коротали под незнакомыми крышами. К сожалению, путешествие омрачалось сильными дождями. Когда же наконец выглянуло солнце и своим ослепительным блеском высушило путников, никто не встретил его с большим облегчением, чем Дженевра.
Уилл путешествовал в маленькой люльке, привязанной позади седла Дженевры. Его молоденькая няня не так хорошо ездила верхом, чтобы взять ребенка к себе. Вооруженные воины, включая Роберта, Алана и отца Джона (у священника был громадный меч, которым он хорошо владел), не одобряли поведения хозяйки, однако Дженевра не могла доверить младенца никому – ни преданным слугам, ни даже Мег или Сигрид. Она решила везти сына сама.
Уиллу было сухо под кожаным навесом, но он, подобно прочим путешественникам, не любил дождливых дней. Крепкому малышу, уже научившемуся сидеть, в плохую погоду приходилось лежать неподвижно. Разумеется, это вызывало у него протест.
Бернард скакал с плетеными корзинами, перекинутыми по обе стороны седла. В каждой лежал младенец. Их мамаша, мешковато сидевшая в седле, трусила позади Дженевры и Сигрид, которая тоже была неважной наездницей. Мег то и дело встревожено оглядывалась назад, где Бернард вез ее драгоценную ношу.
– Они в полном порядке, – успокаивала ее Сигрид. – Бернард – хороший наездник и сможет приглядеть за двойняшками! При такой заботе с ними ничего не случится.
– Я знаю, – призналась Мег. – Но просто я не привыкла быть так далеко от них.
Дженевра подслушала этот разговор и улыбнулась. Она взглянула через плечо на колыбельку, где мирно посапывал ее ребенок.
Когда солнце снова появилось на небе, Дженевра решила переодеть Уилла, вынула его из люльки и положила перед собой на седло.
– Не урони его! – сказал Роберт, взволнованно глядя на сына и наследника, который широко улыбнулся отцу и пустил пузырь.
– Нет, милорд. У Хлои мирный нрав, и она привыкла к нему.
«Как и Принц», – подумал Роберт, почувствовав уверенность Дженевры. Он смотрел, как расплылось от удовольствия личико ребенка. Скоро малыш подрастет, и тогда он пересадит его на своего коня.
«Роберт Уильям. Мой сын и наследник. Да, это так. И все же ни одна черточка его не указывает на то, кто его отец. Может, такой черты никогда и не будет. В конце концов, многие дети совершенно не похожи на своих родителей. По крайней мере волосы у Уилла светлые, а глаза голубые».
А у Дрого?
Роберт отбросил прочь предательские мысли. Он дал обет преодолеть свое недоверие и не собирался нарушать его. К тому же та кухонная девка, что спала с Дрого, разрешилась смуглым ребенком с карими глазами.
Дрого. Все беды Роберта неизменно начинались с младшего брата. Вина, ревность, недоверие, разочарование – все это было порождением его мстительной и неизбывной зависти.
«Этот негодяй за многое должен мне ответить», – подумал Роберт, впервые осознав, что ядовитые семена, посеянные Дрого, пустили корни в его душе.
Это была горькая мысль, и Роберту предстояло ее обдумать.
Обоз Сен-Обэна представлял собой внушительное зрелище, и жители городов и деревень, через которые они проезжали, высыпали на улицу поглазеть. На большинстве лиц читалось любопытство, иные смотрели хмуро, даже плевали, а купцы поспешно закрывали свои лавки ставнями – от греха подальше.
Однако люди Роберта порядка не нарушали, по крайней мере пока находились в поле зрения господина. Был только один случай бесчинства – во время ночного привала возле города. Группа оруженосцев посетила местную таверну. Ребята хватили лишку и натворили бед. В конце концов виновных выпороли.
– Чтобы в следующий раз им неповадно было дурить, – мрачно сказал Роберт, лично надзиравший за поркой.
– Да, – согласилась Дженевра. В первый раз она столкнулась с тем, что мужу пришлось распорядиться о наказании. Однако это было необходимо. Лорд Сен-Обэн не желал, чтобы за его именем потянулась дурная слава.
Перед прибытием в Ардингстон Роберт приказал сделать привал на один день, во время которого все вымылись, привели в порядок лошадей и принарядили упряжь. Сен-Обэн проверил своих людей, лошадей и снаряжение, чтобы удостовериться, насколько хорошо устранены следы долгого пути. Он хотел, чтобы все, включая его самого и его жену, прибыли в безукоризненном порядке, с развевающимися знаменами и флажками. Ради такого случая он надел свою кольчугу, а поверх нее – камзол с геральдическими украшениями.
Итак, Дженевра въехала в ворота замка рядом с Золотым Орлом. Впрочем, на сей раз голову его покрывал сверкающий стальной шлем, с кольчатым ожерельем, защищавшим горло. Золотые шлемы хороши для турниров, а не для долгого путешествия.
Дженевра с гордостью наблюдала, как длинный сверкающий обоз въезжает вслед за ними на двор. Трудно было разместить всех их людей в замке и служебных строениях. Кое-кому из свиты пришлось спать в палатках, а конюхи устроились в конюшнях, вместе с лошадьми. Гостей, видимо, понаехало немало. Шелковые павильоны для рыцарей и кожаные палатки для оруженосцев и купцов уже виднелись повсюду.
Дженевра не сомневалась, что обоз герцога и герцогини Ланкастерских, самопровозглашенного короля и королевы Кастильских, отличался особой пышностью. Принц Джон наверняка привез с собой своих самых именитых вассалов и рыцарей.
Принц не часто наведывался в Англию и не пользовался в народе популярностью, ибо люди считали его жестоким и жадным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28