Они платят нам ренту за свое жилье, большей частью рыбой. Надо с ними потолковать.
Они спускались по тропинке между домиками, и Дженевра, отвечая на приветствие молодой женщины, качавшей ребенка, запнулась об обломок скалы, валявшийся на земле. Колено ее подогнулось, и она упала бы прямо в грязь, если бы Сен-Обэн не подхватил ее. Она вцепилась в него, пытаясь удержаться на одной ноге, ибо, едва она поставила другую ногу на землю, колено ее пронзила острая боль.
Дженевре показалось, что, когда муж обнял ее, ее поразил разряд молнии, лишив последнего дыхания. Руки и ноги словно растаяли. Она подняла голову, и от того, что прочитала в глазах Роберта, у нее закружилась голова. Она закрыла глаза и выдохнула.
Он, продолжая держать ее, прорычал:
– Вы ушиблись?
Волны потрясения отпрянули, и она еще немного набрала воздуха в легкие.
– Нет, то есть не слишком… Колено… Она снова поставила ногу на землю и проверила колено. Боль слегка отпустила. К ней подбежала встревоженная Мег. Дженевра не замечала никого, кроме Сен-Обэна.
– Ничего страшного, я уже могу идти.
Он с шумом выдохнул и, вместо того чтобы отпустить, привлек ее поближе. Мег, заметив, что они заняты лишь собой, потянула Алана в сторону и зашагала по тропе.
– Святые угодники! – пробормотал Сен-Обэн. – Как же я хочу тебя, Дженевра!
Сердце Дженевры громко забилось.
– Завтра вечером я буду совсем здорова, – едва дыша, призналась она. И глаза ее обещали великий восторг любви.
Глава седьмая
Дженевра лежала на огромной постели и ждала. Дождь и ветер бились о ставни, врываясь в комнату сквозняком. Ночью погода изменилась, небо заволокли черные беспросветные тучи, находившие с моря.
Все утро Дженевра провела в беседе с Мартином и его женой. Она вознамерилась взять на себя надзор за всем хозяйством в замке и даже собиралась внести некоторые улучшения, но ненавязчиво, чтобы не обиделся Мартин. Его жена Эннис с восторгом приняла приглашение сделаться одной из камеристок. После совещания с управляющим Дженевра, вместе с Эннис и Мег, расчесывала и пряла шерсть, устроившись в большом зале.
– Подобные нитки получаются только из превосходной шерсти, – заметила Дженевра, положив шерсть так, чтобы компаньонки могли дотронуться до нее.
– Такой шерсти в Мерлинскрэге предостаточно, миледи, – улыбнулась Эннис, которая ловко пряла пряжу с помощью колеса. – Ведь наше главное занятие – это разведение овец.
– А потом шерсть отправляется в Барнстепль, – с улыбкой кивнула Дженевра. – Кроме той, что мы оставляем для себя.
Мег пряла столь же проворно, хотя и деревянной прялкой, которую держала под рукой.
– Но, прежде чем из нее получится одежда, все это нужно очистить, покрасить и соткать, – фыркнув, заметила она.
– Здесь есть люди, которые умеют отбеливать и красить шерсть, – заверила ее Эннис. – Что же касается ткачества, то в нашем хозяйстве имеется ткацкий станок, которым довольно часто пользуются. Сюда приходит заезжий ткач, он делает более тонкую ткань.
Поглощенные домашними делами, они провели тихий мирный день, лучше узнавая друг друга. А Сен-Обэн тем временем проверял лошадей, их амуницию, доспехи и оружие.
И вот тот миг, которого Дженевра ожидала весь день, наступил. Мег отправилась спать только после того, как помогла хозяйке вымыться с головы до ног ароматизированной водой и расчесала ей волосы до блеска. Замок постепенно затихал, и Дженевра в нетерпении смотрела на дверь. Наконец Сен-Обэн вошел в опочивальню, расправив позади себя кожаную портьеру.
Он разделся, взял свечу и, держа ее высоко в руке, подошел к кровати. От пламени камина волосы его казались золотистыми.
Дженевра затаила дыхание. Она не могла разобрать выражение его лица из-за пляшущих теней, однако мягкий свет падал на его великолепное мускулистое тело, ласкал широкие плечи, рельефную грудную клетку, узкие бедра и стройные сильные ноги. Мягкие вьющиеся волосы на груди казались немного темнее прямых волос на голове. Супруг, без сомнения, желал ее. Его вчерашнее признание явно не было плодом ее воображения.
Пронзившая ее ответная боль желания не удивила Дженевру. Это ощущение было ей знакомо еще с первой брачной ночи.
– Супруг мой, – хрипло прошептала она. И, воодушевившись вчерашним, отбросила одеяла приглашающим жестом. – Я жду вас, милорд.
– Я надеюсь на это. Вы же моя жена, – брюзгливо заметил он. – И ждете вы меня или нет, у меня есть право делить с вами постель.
Такого ответа Дженевра ждала от него меньше всего. Она покраснела от возмущения и резким тоном заметила:
– Может, вы предпочитаете, чтобы я не хотела вас милорд? Вам нравится, когда женщина сопротивляется?
Некоторое время он молчал с непроницаемым выражением лица, придвинув свечу поближе, чтобы лучше рассмотреть жену. Пламя взметнулось и оставило легкий дымок, заплясавший перед глазами Дженевры. Потом он протянул к ней свободную руку, намереваясь развязать ленты на ее ночной сорочке.
– Нет. – Голос его звучал напряженно. – От вас не требуется никаких выкрутасов.
Дженевра продолжала пылать от ярости, но, несмотря на растущее раздражение, не сопротивлялась, когда он снял с нее ночное одеяние и, взяв отставленную в сторону свечу, снова поднес ее к жене, чтобы полюбоваться линиями ее обнаженного тела, засиявшего при свете свечи, как алебастр. Дженевра сжала кулаки, едва удерживаясь от того, чтобы не свернуться в комочек и не спрятаться.
Взгляд Сен-Обэна задержался на прекрасной округлой груди Дженевры, на ее широких бедрах, которым сама природа велела вынашивать детей, на гибких и стройных ногах. Она слегка вздрогнула, едва он коснулся ее щеки, однако его рука, пробежавшая вниз по ее шее к плечу и задержавшаяся в ямочке меж грудей, была нежной. Дженевра не могла скрыть трепета, вызванного прикосновениями Роберта. Неясная улыбка – удовольствия, восхищения, предвкушения радости – коснулась его губ. Он отвернулся, чтобы поставить подсвечник, и задул пламя.
– В красоте тебе не откажешь, жена моя, – пробормотал он, возвращаясь на кровать. – Я охотно сделаю тебе ребенка. – И с этими словами он проскользнул к ней под полог в таинственную ароматную темноту.
Взяв обеими руками под плечи, Сен-Обэн притянул ее к себе. Несмотря на очевидную страсть, он не торопился взять ее, но заботился о том, чтобы доставить ей удовольствие – и все это проделывал молча, не произнося ни единого нежного слова. И все же под настойчивыми движениями его рук и губ Дженевра расслабилась и простила супругу его черствость. Она все увереннее отвечала на его ласки. Прикосновения его были нетерпеливы, но бережны. Роберт был больше не в силах притворяться циником.
Наконец Дженевра рассталась с остатками своей обиды и гордости и дала волю неумеренной страсти.
– Пожалуйста! – прошептала она. Руки и губы его замерли.
– Да, женушка, – пробормотал он и подмял ее под себя.
На этот раз боли не было, а вместо нее пришло ощущение нарастающего блаженства. Дженевра как можно ближе прильнула к нему, обвила его ногами и наслаждалась, почти переставая дышать. И когда все тело зазвенело и затрепетал, она, сама того не сознавая, выкрикнула его имя. Вся жизнь растворилась в этом едином всепоглощающем чувстве парения.
Дженевра пришла в себя, почувствовав, что муж всей тяжестью своего тела давит на нее. Ей стало трудно дышать. Она крепче сомкнула руки вокруг него, и он мощным толчком, содрогаясь, излил в нее свое семя. И в тот же миг замер, зарывшись лицом в подушки возле ее плеча. Потом приподнялся и переместился в сторону.
Дженевра лихорадочно схватила его за руку.
– Вам было приятно, милорд? – Она проглотила ком в горле и добавила, – надеюсь, я не разочаровала вас.
Он встрепенулся и высвободил пальцы из ее руки.
– Нам обоим было приятно, жена. Да я и не сомневался, что получу удовольствие.
Роберт хмыкнул, потом снова переместился и склонился над ней. У Дженевры мелькнула мысль, что он хочет поцеловать ее, но он этого не сделал.
– А теперь спи, женушка. – Он коснулся ее щеки. Это было мимолетное и, как подумала Дженевра, машинальное движение, так как после этого он кратко произнес: – Да благословит тебя Бог, жена. – И отвернулся.
Дженевра подавила вздох. Подобно улитке, прячущейся в свои створки, Роберт снова ушел в себя. Он допускал ее к своему телу, но доступ к своему сердцу закрыл. Может быть, навсегда.
Роберт, изумленный, довольный и несколько обескураженный той пылкостью, с которой Дженевра откликнулась на его страсть, лежал и мучительно боролся с искушением снова обладать ею. Он был перепуган не на шутку. Первая его жена, Джейн, несмотря на свою холодность, умудрилась-таки завести шашни с другим мужчиной. Чего в таком случае следует ждать от Дженевры? Ведь это же бездонный колодец страсти! Выход виделся только один: как можно усерднее трудиться по ночам самому. Перспектива любовных трудов показалась Роберту столь заманчивой, что он туг же повернулся к жене и немедля приступил к исполнению своего замысла.
Все последующие ночи Сен-Обэн казался ненасытным в своей страсти, и Дженевра торжествовала. «Значит, какие-то чувства в нем все-таки пробудились, я перестала быть ему безразлична», – радовалась она.
Днем Дженевра чувствовала себя немного усталой, однако не настолько, чтобы у нее пропало желание поехать с ним на верховую прогулку или на охоту. У нее появился собственный кречет, уже обучаемый премудростям птичьего лова. Она выглядела вполне счастливой, как и полагается любимой и любящей женщине. Никто и не подозревал о той преграде, что до сих пор существовала между нею и Сен-Обэном. Это печалило ее, однако она глубоко прятала свое разочарование и жила надеждой.
Иногда по вечерам при обсуждении мыслей какого-нибудь древнего философа их мнения сходились, а пару раз они даже музицировали вместе. Это уже кое-что.
Мег вышла замуж за Бернарда в сырой ветреный день, две недели спустя после их приезда в Мерлинскрэг. В тот вечер весь замок гудел – ведь праздник пришел сюда впервые после многих лет. Это был, разумеется, не королевский праздник, однако собравшиеся в большом зале гости веселились от всей души, потому что Мег быстро снискала расположение женской половины замка, а Бернард успел подружиться с местными конюхами.
Ради такого случая новобрачных усадили за стоявший на возвышении стол, откупорили новый бочонок эля, равно как и небольшую бочку медовухи. Наблюдая за акробатами, которых удалось залучить на этот вечер управляющему, Дженевра подала знак Алану, чтобы тот наполнил их чашу медовухой. Она отпила немного и подала чашу Сен-Обэну.
– Мартин говорил мне, что этот напиток готовится из нашего меда, – сказала она. – По-моему, он очень хорош.
Роберт поднял чашу и критически оглядел прозрачную золотистую жидкость, прежде чем попробовать ее.
– Вы согласны?
– Да. – Он снова отпил и подержал жидкость во рту, прежде чем проглотить ее. – Вкус отличный, а зимой, когда в него добавят специи, он будет еще лучше. Местное красное вино, которое мы раньше пили, тоже неплохое, почти такое же тонкое, как аквитанское. Там его выжимают из винограда, что растет возле Бордо.
Дженевра улыбнулась.
– И оно намного дешевле, чем вино из Бордо, которое нужно привозить на кораблях. Я всегда знала, что жизнь в Мерлинскрэге имеет свои преимущества!
– Но то же самое можно сказать и о жизни в Тиркалле.
Он словно поддразнивал ее, и Дженевра улыбнулась еще шире.
– Я не прочь убедиться в этом лично, милорд.
Сен-Обэн мгновенно помрачнел, но ответил ласковым тоном:
– Всему свое время, женушка. Я счастлив хоть немного передохнуть от управления поместьями. Так что можно не спешить с возвращением. Я хотел бы подольше любоваться горами, дикими торфяными болотами, морским берегом. – Голос его снова стал озорным. – Я бы даже не отказался отправиться на прогулку вдоль побережья, несмотря на сильный ветер.
– Неплохая идея. Говорят, скачки в прибое укрепляют ноги лошадей.
Гонцу, отосланному с письмом к матери Сен-Обэна, еще рано было возвращаться. Прошло слишком мало времени. Дженевре любопытно было познакомиться с леди Сен-Обэн, но в то же время она немного опасалась встречи. Вдова могла не одобрить брак своего сына с незаконнорожденной. Тем более что Роберт, хоть и не утратил прежней настороженности, понемногу добрел. Иногда он выглядел таким счастливым и юным. Иногда он даже шутил. Как сегодня.
Прошел месяц. Теплый сухой май перетек в июнь. Дженевра, к великому своему огорчению, убедилась, что забеременеть ей снова не удалось.
Наполненная дурными предчувствиями, она сказала об этом Сен-Обэну, улучив момент, когда они наконец остались одни.
Небольшая морщина пересекла лоб Роберта.
– Какая жалость! – воскликнул он. – Ведь я же так усердствовал! А что, если… – Он не высказан вслух своих опасений, при мысли о которых страх сковал Дженевру. «А что, если я бесплодна?» – Впрочем, это не так уж важно, – продолжал он. – У нас очень много времени впереди. – Заметив ее тревогу, он счел нужным успокоить ее: – Не бойтесь, Дженевра. – Он улыбнулся. – Я приду к вам, как обычно, когда буду готов.
Дженевра широко раскрыла глаза, уловив сокровенный смысл, который он вложил в свою улыбку.
– Роберт! Супруг мой! – Дженевра прильнула щекой к его груди, обильно омочив ее слезами.
Роберт почувствовал на коже влагу, и мускулы его напряглись.
– Вы плачете? Ведь ничего страшного не случилось.
Дженевра конвульсивно сглотнула и крепче сжала его руку.
– Муж мой, простите меня, но эти слезы выражают благодарность за сочувствие, которого я не ожидала, – сказала она, и он явственно распознал в ее голосе недомолвку.
Ровное биение его сердца, которое она ощущала щекой, убыстрилось. Дженевра почувствовала, как он коснулся рукой ее спутанных волос. И когда он ответил ей, голос его прозвучал как-то сдавленно – видимо, ее муж с трудом сдерживал смех. Роберт притянул ее поближе к себе.
– В таком случае все в порядке, моя маленькая монашенка.
Он смеялся над ней, однако в своем радостном возбуждении Дженевра не обратила на это внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28