– Я в этом не уверена, – возразила Филиппа.
– Почему?
– Потому что он считает вас моим любовником!
На лице Питера появилось такое неподдельное удивление, что Филиппа громко рассмеялась. Она рассказала ему, что произошло, когда она вышла из комнаты и наткнулась на сэра Риса, спавшего у них под дверью.
– Надеюсь, вы сказали ему, что это не соответствует истине? Представляю, что было бы с вашими родителями, если бы они услышали что-нибудь подобное! – побледнев от ужаса, воскликнул Питер.
– Вы не считаете меня достаточно привлекательной? – смеясь, спросила Филиппа.
– Вы самая красивая девушка из всех, что я видел, миледи, за исключением вашей матушки! – воскликнул он, сверкнув глазами. – Но я ценю доверие и дружбу вашего отца и никогда не нарушу данное ему слово охранять и защищать вас. Я люблю вас как… сестру… Я готов умереть за вас, но…
– Понятно! Вы не любите меня так, как поют об этом трубадуры. Что ж, это мне даже больше нравится, потому что у меня теперь есть старший брат. – Она вздохнула. – Так вы считаете, что нам не стоит расставаться с сэром Рисом?
Питер вздохнул:
– Это невозможно, миледи. Если мы сбежим, он станет искать нас, на всех дорогах выставит посты и рано или поздно найдет.
– Выходит, мы бессильны что-либо изменить? – печально спросила Филиппа.
– Что вас так огорчило, леди Филиппа? – вдруг раздался чей-то голос.
Она быстро обернулась и увидела сэра Риса, смотревшего на них с откровенной неприязнью.
– Мы с Питером говорили о моей лошадке, сэр. Разве вы не заметили, что она прихрамывала, когда мы подъезжали к трактиру? Питер вынул камень, застрявший у нее в копыте.
– А-а-а, – протянул он, не сводя своих темных глаз с Филиппы. Затем обратился к Питеру: – Как вы думаете, завтра ваша госпожа сможет ехать на этой лошади?
– О да, сэр Рис! Не извольте беспокоиться, завтра мы продолжим наше путешествие.
– Хорошо. Скоро подадут ужин, и ваша матушка хотела бы, чтобы вы вернулись вовремя.
Сэр Рис подал ей руку, и Филиппе ничего не оставалось, как опереться на нее и позволить ему вывести ее из конюшни, при этом пробормотав скороговоркой «Благодарю вас, Питер».
Выйдя на свежий воздух, Филиппа тут же высвободила свою руку и высказала сэру Рису все, что она о нем думала:
– Я запрещаю вам шпионить за мной и Питером, когда мы оказываемся наедине, сэр! Я уже говорила вам, что Питер – верный сквайр и лучший друг моего отца! Мне он тоже друг, и не больше!
– Я прекрасно помню, что вы мне сказали, леди Филиппа, но я считаю своей первейшей обязанностью оберегать вас… от любых неожиданностей.
Она смерила его красноречивым взглядом и, обогнав его, быстро пошла в сторону трактира. Войдя в зал, она, поискав глазами мать, села рядом с ней. От леди Роксетер не ускользнуло, каким странным блеском горят глаза дочери. Крессида знала, что Филиппа скрепя сердце терпела присутствие сэра Риса и все время думала о том, как бы от него избавиться. Но сегодня вечером между ними явно что-то произошло. Графиня вздохнула, но не проронила ни слова: завтра они приедут в Греттон и больше никогда не встретятся со своим защитником, решившим охранять их по своей воле. Ее отец – сэр Греттон – не раз писал ей, что соседи сторонятся его, узнав, что он впал в немилость у теперешнего короля. Теперь ее родители жили в своем имении очень замкнуто, никого не принимая и никуда не выезжая.
На следующий день они наконец приехали в маленький городок Ладлоу, который славился своими ярмарками. В отличие от Милфорд-Хейвена в Ладлоу было чисто и спокойно. День был не базарный, поэтому улицы не были заполнены повозками, которые в базарные дни привозили на ярмарку продавцов и покупателей. Городок жил спокойной, мирной жизнью, хотя в прошлом был оплотом сторонников Йорков, о чем напоминал теперь только мрачный, некогда неприступный, замок. Сэр Рис натянул поводья своего коня, чтобы дать возможность дамам полюбоваться на эту городскую достопримечательность.
Когда они выехали из городка, Филиппа пришпорила свою лошадку, сгорая от нетерпения поскорее войти в родной дом матери, о котором та столько ей рассказывала. Единственное, что омрачало радость от встречи с бабушкой и дедушкой, так это страх, что они могут не застать сэра Дэниела в живых.
Как только они въехали в усадьбу дедушки, сэр Рис придержал своего коня и жестом дал понять Филиппе, чтобы она поравнялась с матерью. Филиппа взглянула на мать – ее глаза блестели от слез. Дочь подъехала к ней вплотную и, поняв, что творится сейчас в душе матери, взяла ее за руку.
– Мама, не плачь, все будет хорошо, – тихо проговорила Филиппа, стараясь ободрить и успокоить графиню.
– Перед отъездом в Милфорд-Хейвен я заезжал к вашему дедушке, и он сам попросил меня выполнить там кое-какие поручения. Он был бледен и еще слаб, но говорил внятно и разборчиво. Ваша бабушка сказала мне, будто врачи уверены, что он скоро пойдет на поправку.
«Так сэр Рис навещал моих родителей, несмотря на неприязнь других соседей?» – подумала Крессида. «Теперь уж точно мама будет признательна ему за все, что он сделал для нас и для дедушки с бабушкой! Без сомнения, сэр Рис будет теперь самым желанным гостем в доме», – огорченно подумала Филиппа.
Как только она увидела дом, где родилась и выросла ее мать, Филиппа пришла в неописуемый восторг. Вечернее солнце осветило каменный первый этаж и бревенчатый верх, оштукатуренный и выкрашенный в желтый цвет, на фоне которого ярко выделялись темные дубовые балки. Хозяйственные постройки и конюшни отсюда не были видны, но, как только слуги заметили всадников, приближающихся к дому, конюхи тут же подбежали к ним и взяли лошадей под уздцы. Один из конюхов обратился к сэру Рису по-уэльски, и тот что-то ответил ему на его родном языке. Ожидания Филиппы, что сэр Рис оставит их наконец в покое, не оправдались, так как его коня и коня Дэвида конюхи повели вместе с их лошадьми в дедушкину конюшню. Питер снял Филиппу с лошади, и она, оглядевшись, увидела на крыльце женщину, вышедшую их встречать. Сэр Рис помог графине спешиться, и та, заливаясь слезами, побежала навстречу матери. Филиппа отметила про себя, что ее бабушка, леди Греттон, как и ее дочь, была небольшого роста, но в отличие от нее обладала приятной полнотой.
Мать и дочь обнялись, плача от радости. Филиппа подошла к ним и услышала, как они торопливо обменивались короткими вопросами.
– Как отец? Он…
– Ему гораздо лучше, он очень хотел встретить вас, но пока не решается выходить из дома. А как Мартин? – понизив голос, спросила бабушка.
Крессида ответила едва слышным шепотом:
– Когда мы уезжали, причин для беспокойства не было.
Леди Греттон облегченно вздохнула:
– Хорошо, что он не поехал вместе с вами. Здесь по-прежнему небезопасно.
Она увидела подбежавшую к ним Филиппу и раскинула руки, чтобы заключить внучку в свои объятия.
– Дорогая, ты не представляешь, с каким нетерпением мы ждали этой минуты, чтобы взглянуть на тебя и крепко обнять!
Бабушка обняла ее, и Филиппу окутал свежий запах розмарина и лаванды. Они обнимались, то смеясь, то плача от радости.
Теперь Филиппа могла хорошо рассмотреть свою бабушку – Милдред Греттон. Полная, небольшого роста, с приятными чертами лица, еще хранившими следы былой красоты, унаследованной дочерью и внучкой. На ней было темно-зеленое шелковое платье, немодное, но отлично сшитое. На голове у нее был маленький льняной чепчик, а не бархатный, какой носили теперь во Франции и при дворе английского короля.
Не выпуская внучку из объятий, бабушка обернулась к сэру Рису:
– Рис, как я рада видеть вас, да еще в компании моих дорогих девочек. Вы всегда самый желанный гость в Греттоне. Дэниел тоже вам очень обрадуется.
Сэр Рис вежливо поклонился:
– Благодарю вас, Милдред, но я не смогу остаться. У меня дома есть неотложные дела, да и вам надо побыть наедине со своими любимыми. Я нашел их на пристани в Милфорд-Хейвене и решил привезти в Греттон целыми и невредимыми. Как сэр Дэниел?
– Такой же, как и неделю назад, когда вы заезжали к нам, Рис. Он очень переживает, что не может выходить на прогулки и ездить верхом, однако врачи надеются, что он скоро окрепнет.
Филиппа перевела взгляд с бабушки на сэра Риса. Вне всякого сомнения, ее бабушка с дедушкой были с ним в прекрасных отношениях. Сама она не могла дождаться, когда он наконец уберется из Греттона. Он уже попрощался с ее матерью и направился к ней.
– Рад слышать, леди Филиппа, что ваш дедушка поправляется. На днях я к вам заеду, чтобы лично убедиться, что вы ни в чем не нуждаетесь, – сказал он, подойдя к ней и протягивая ей руку.
Она неохотно протянула ему свою, пробормотав соответствующие случаю слова благодарности за его помощь во время путешествия. Он наклонился, поцеловал ей руку и пошел с Дэвидом на конюшню забрать своих коней, которых там накормили и напоили. Когда сэр Рис скрылся из виду, у нее промелькнула мысль, что, может быть, они больше никогда не встретятся, но понять, радует ее это или огорчает, она так и не смогла.
Все трое поднялись на крыльцо и, миновав тяжелые двери парадного входа, вошли в большой холл. Какой-то мужчина сидел у пылающего очага, несмотря на то что лето было в самом разгаре. Когда они вошли, он с трудом поднялся, опираясь на дубовую трость. Крессида бросилась к нему и так крепко его обняла, что он зашатался и чуть не упал.
– Осторожно, хозяин! Леди Крессида, не забывайте, в каком состоянии ваш отец, – строго сказала пожилая женщина, стоявшая у кресла больного. Филиппа смущенно наблюдала, как мать осторожно усаживала обратно в кресло своего отца. Леди Греттон встала рядом с внучкой и взяла ее за руку. Наконец Крессида обернулась и встала рядом с сидящим в кресле пожилым человеком, который пристально смотрел на девушку.
– Отец, а вот и Филиппа. Подойди, дитя, поцелуй своего дедушку.
Филиппа подошла к дедушке и опустилась перед ним на колени. Несмотря на болезнь, сэр Греттон по-прежнему был крупным, широкоплечим мужчиной. У него были белые волосы до плеч, его широкое открытое лицо оставалось обветренным и загорелым. Он не стеснялся слез, которые текли по его щекам, и смотрел на внучку не отрываясь. Затем он поднял глаза на дочь и жену, которые подошли к его креслу, и улыбнулся.
– У меня дочь – самая красивая в Англии, и вот теперь я смотрю на свою внучку – такую же красавицу, как и ее мать. Но в ней есть черты, унаследованные от отца. Судя по очертаниям подбородка, она такая же упрямая, как и ее отец. – Он посмотрел на свою сиделку – пожилую женщину, стоящую у его кресла. – Вы согласны со мной, Элис? Правда, она взяла от своих родителей все самое лучшее?
Женщина стала внимательно разглядывать Филиппу, а та в свою очередь уставилась на сиделку.
– Это Элис – няня твоей мамы, служанка твоей бабушки. Последние несколько недель она ухаживает за мной и так донимает меня запретами и строгими внушениями, что порой мне хочется от нее избавиться, – пожаловался дедушка.
– Я это делаю для вашего же блага, и вы прекрасно это знаете, – ответила женщина, сохраняя непоколебимое спокойствие. – Доктор велел, чтобы вы соблюдали щадящий, спокойный режим, а вы ведете себя так, будто совершенно здоровы, – выговаривала Элис своему подопечному, не сводя с него своих добрых, внимательных глаз. Когда Крессида обняла ее за плечи и поцеловала в щеку, Элис расплылась в довольной улыбке и густо покраснела. – Как хорошо, что ваша мама снова вернулась сюда! Жаль только, что ненадолго, – печально сказала няня. – Видит Бог, я хотела поехать вместе с ней… туда… после… после… но мне не разрешили. Дорогая, – обратилась Элис к Филиппе, – будь такая же верная и храбрая, как твоя мама.
– Она действительно такая, – засмеялась Крессида. – Признаться, у нее гораздо больше здравого смысла, чем у меня в ее годы.
– Ну, это мы еще посмотрим. Пойду на кухню, – сказала Элис, повернувшись к леди Греттон. – Проверю, готов ли ужин. А где сэр Рис Гриффит? Он поужинает с нами?
– Нет, Элис, он извинился и уехал. Он сказал, что за время его отсутствия в его имении накопились неотложные дела. Но он обещал, что обязательно заедет к нам, и очень скоро, – сказала леди Греттон.
– Ясное дело, что очень скоро, – пробормотала Элис, бросив многозначительный взгляд на Филиппу, и пошла к двери.
– Разумеется, теперь у нас нет ни пажей, ни сквайров. Я и слуг отпустила, чтобы мы побыли одни, ведь нам есть что сказать друг другу! – сказала бабушка со вздохом.
Филиппа осталась сидеть у ног дедушки, но не упустила случая хорошенько осмотреть холл. Только теперь она поняла, почему здесь горел камин: холл был такой большой, что даже в летнюю жару в нем было холодно и сыро. Девушка с интересом разглядывала старинную мебель: буфет, в котором тускло поблескивало серебро, несколько сундуков с красивой замысловатой резьбой, массивные кресла с подлокотниками, простой стол, накрытый для ужина, и несколько стульев без спинки. Вдруг Филиппа испуганно вскрикнула: что-то мокрое и холодное ткнулось ей в руку, затем показалась лохматая голова.
– Не бойся, это Борс, – засмеявшись, сказал дедушка. – Старый дружище Борс, с которым мы не раз охотились на оленя. Ляг, Борс. Знакомься, к нам в гости приехала самая молодая хозяйка.
Филиппа погладила гончую, и та лизнула ее в щеку.
– Нет, дедушка, я его не боюсь. Я люблю все сущее, что создал Господь на белом свете. Мне надо будет навестить свою лошадку и посмотреть, не скучает ли она без меня.
– Как хорошо, Филиппа, что ты в душе осталась мышкой-полевкой, хотя и привыкла жить во дворце, – тихо проговорил дедушка, нежно глядя на внучку.
Крессида рассказала родителям, как они встретились с Рисом Гриффитом, который был так любезен, что решил сопровождать их до самого Ладлоу.
– Все это время меня не покидало тревожное предчувствие, что… – Она на минуту замолчала. – Поскольку мы приехали сюда тайно, я боялась, что он может выдать нас властям, но оказалось, что он желанный гость в моем родном Греттоне.
– Несмотря на то что он унаследовал земли твоего мужа, Крессида, сэр Рис доказал нам, что он наш верный и надежный друг, – сказала бабушка и с тревогой посмотрела на мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22