– Одиночество и успех!.. Или неуспех…»
Если она выберет сцену, то вовсе не обязательно станет прима-балериной и знаменитостью. Возможно, ее ждет серое платье. Она может навсегда остаться скромной неизвестной танцовщицей в задних рядах кордебалета. В таком случае стоит ли оставаться на сцене?
«Да, – упорно думала она. – Стоит. Я все-таки поживу хоть немного своей собственной жизнью».
Затем она так же решительно подумала: «Нет, все же это не стоит таких жертв. Лучше быть счастливой девушкой – из тех, что становятся хорошими женами и матерями. Одной из девушек, которые мирно живут дома, проводят дни в расчетах с прачкой, в проверке, свежа ли рыба – выпуклые ли у нее глаза, и выходят замуж, как только представится случай. Думаю, что если бы Виктор увез меня до того, как начались эти ссоры из-за моей работы, он мог бы сделать из меня такую же женщину, как его мать. Возможно, так было бы проще, и я чувствовала бы себя более счастливой. Если бы он женился на мне во время моего турне…»
Ход мыслей Риппл внезапно прервался. Такси свернуло на боковую дорогу, и по теням вязов стало ясно, что остался только час до того времени, когда нужно было возвращаться в город. Случилось так, что именно в это время машина, в которой ехала балерина (и дублерша Мадам) Риппл, сломалась. Почти одновременно произошла другая катастрофа – с самой Мадам, в Лондоне.
ГЛАВА V
КАК РАЗ ВОВРЕМЯ

I
Скрежещущий резкий звук тормозов вонзился прямо в сердце сидевшей в автомобиле девушки. Она сразу же поняла, что случилось что-то непредвиденное. В том, что касалось механизмов, Риппл была еще более невежественна, чем девяносто девять женщин из ста, и сознавала это. Для всего многообразия вопросов, относящихся к механизмам, их мощности, свойствам и составным частям, для всех машин, моторов, инструментов и деталей, для бесчисленных металлических предметов, которые создал человек, чтобы они блестели, звенели, гремели, стучали и бренчали в его руках, – для всего этого у Риппл было одно детское выражение. Начиная с того времени, когда она десяти лет отроду прочитала рассказы Киплинга, и кончая ее представлением о беспокойной работе Стива, все относящееся к машинам и механизмам Риппл называла: «чинкл-чинкл».
Что-то произошло теперь с «чинкл-чинкл» этого такси, которое должно было через час доставить Риппл обратно в город.
Разве не было у нее какого-то предчувствия? Разве последняя репетиция не была полным провалом? Не думала ли она с ужасом о премьере? Не этим ли все объясняется? Риппл опоздает! Вот оно – поражение, катастрофа, несчастье, гибель! Она вынуждена будет опоздать. Именно теперь, когда так важно вовремя быть в театре (она твердила себе это, не ведая, что на сей раз речь идет о самом важном моменте в ее жизни).
Риппл резко, тревожно крикнула: – В чем дело?
Последовало зловещее, многозначительное, раздражающее молчание. Затем шофер ответил: – Надо глянуть, мисс.
Он вышел из автомобиля, Риппл тоже встала. Прошло несколько минут, показавшихся ей бесконечными, пока он куда-то лазил и что-то осматривал. Растерянный шофер открывал «чинкл-чинкл», закрывал, снова трогал; растянулся на пыльной дороге под кузовом автомобиля, ворчал, пыхтел и в конце концов многозначительно произнес: – А!
– В чем дело? – снова крикнула Риппл в сильнейшей тревоге, чувствуя, что время уходит. – Что такое, что?!
– Вышла из строя коробка передач, – сообщил он почти довольным тоном. – Придется ее чинить.
– Можете ли вы починить сами? Сколько времени это займет?
– Починить, мисс? На месте починить нельзя, – терпеливо объяснил шофер. – Очень неприятно, что все случилось здесь, в двух милях от гаража, мимо которого мы недавно проехали, а до следующего – полторы мили. Куда бы мы ни пошли, на это потребуется, по крайней мере, полчаса, так что, я думаю, нам лучше остаться здесь и ждать, пока кто-нибудь не проедет и не возьмет нас на буксир.
– Остаться здесь? Но мы не можем здесь оставаться! – волновалась Риппл. – Вы знаете, который час? – Она взглянула на свои часики. – Мне необходимо попасть в город к семи часам. Я должна быть в театре. Вы не понимаете? Мне нужно танцевать!
От нетерпения она топала ногами.
– У меня премьера, – говорила она шоферу, как будто, услышав это, он мог все уладить. – Обычно представление начинается около половины девятого, но сегодня занавес поднимется ровно в восемь. Я должна быть там. Мне нужно, по крайней мере, полчаса, чтобы одеться и загримироваться для первого номера. Я выступаю в отдельном номере – вы можете понять, как это важно!
II
Бедная Риппл! Насколько сильнее она бы волновалась, если бы знала, что в этот момент сама Мадам, тоже взволнованная, бледная от боли, отдавала распоряжения: – Пошлите за мисс Риппл. Позвоните ей на квартиру. Мисс Риппл Мередит! Кто знает ее номер? Хорошо! Позвоните ей сейчас же… Скажите, чтобы она приехала.
III
Шофер стряхнул пыль с колен. – Как это неприятно, мисс, – сочувственно повторял он. – Я не могу сделать ничего сверх того, что в моих силах, не так ли? Никто не может. И никто не мог бы предвидеть, что эта шестерня сломается…
– А у вас нет другой?
Он снисходительно посмотрел на нее. Она ответила ему далеко не снисходительным взглядом.
Сейчас Риппл испытывала по отношению к водителю то чувство, которое испытывает женщина любой профессии по отношению к мужчине любой профессии в момент катастрофы. Это негодование порождено невежеством и глубоко несправедливо, но оно всегда бывает в таких случаях.
Риппл думала: «Почему он никуда не годится, ничего не смыслит в своем деле? Я так никогда не поступаю в моей работе. Если бы я умела танцевать не лучше, чем он справляется со своим «чинкл-чинкл», мне было бы просто жаль себя».
Водитель добродушно изрек: – Такие вещи случаются. Не стоит вам так расстраиваться из-за того, что вы не попадете в город вовремя. Они обойдутся без вас. Если бы я мог снова завести машину и погнать ее в город с поврежденной коробкой передач! Но это все равно, как если бы вы попробовали танцевать со сломанной ногой. Вы понимаете, что я хочу сказать, мисс? Ничего не поделаешь…
– Но мне необходимо, необходимо! – эти слова замерли на ее устах, холодок глубже проник в сердце. Почему она поддалась своему сумасбродному желанию вырваться за город в день премьеры! Что толкнуло ее на это?
Теперь придется пенять на себя! Она здесь и ничего не может сделать. Для нее, Риппл, пропала премьера.
Сильвия будет танцевать вторую девушку в «Греческой вазе». Кто будет исполнять роль сестры Русалочки? Вероятно, Пандора. Что скажет на все это Мадам?
IV
В Лондоне прима-балерина воскликнула в этот момент: – Что, Риппл нет дома? Вам сказали, куда она ушла? Нет? Никто не знает, где она может быть? Оставьте ей записку, чтобы, как только она появится, шла прямо в театр. Пусть, ни с кем не говоря, поднимется ко мне. Скажите, что это очень спешно…
А Риппл стояла на дороге, беспомощная, рядом с бесполезным автомобилем, и в голове ее засела мысль, мрачная, как падающая на девушку тень придорожных вязов: «Вот само собой все и разрешается; теперь закончится моя сценическая карьера. Это значит, что я выйду замуж за Виктора – у меня больше нет выбора».
Немеркнущий луч вечной надежды блеснул среди этого мрачного отчаяния: «Я не могу пропустить спектакль! Не может быть, чтобы меня постигла такая беда. Что-то должно помочь мне, какое-то чудо…»
Из глубины души выплыли строки, запомнившиеся с детства:
Мольба, высказанная или невысказанная,
Есть искреннее желание души.
Ей вспомнился недавний рассказ Мадам о ее испытании перед комиссией. О том, как она вся сосредоточилась на мысли: «Только бы нога у меня не подвернулась, только бы не подвернулась!»
V
Мадам, беспокойно ворочаясь на диване в своей уборной, кусала губы и в отчаянии спрашивала: – Вы уверены, что они правильно выполнят поручение и пришлют Риппл, как только она вернется? Они знают, что это так спешно?
VI
Водитель сказал Риппл: – Если бы проехал какой-нибудь парень на мотоцикле, мы могли бы послать его в гараж. Может быть, кому-то из нас лучше выйти на большую дорогу: здесь, кажется, никто не проезжает; если хотите, вам лучше пойти, мисс.
– Я пойду, – решила Риппл. – Если здесь действительно нельзя ничего сделать, то я попытаюсь найти выход. Вам лучше остаться на месте: я отыщу гараж.
Ее вышитая зеленым бисером сумка лежала на сиденье такси – ручная сумка, предмет, к которому невольно тянется каждая женщина, прежде чем что-либо предпринять. Будь это расставание с возлюбленным или простой визит, женщина, прежде всего, потянется к своей сумке. Так поступила и Риппл. Затем она повернулась, собираясь уходить. Тогда-то и произошло чудо.
Вдали послышался звук, напоминающий рычание льва.
– О, кто-то едет на мотоциклах! – вскричала Риппл, и сердце ее забилось: – Остановите их! О, остановите их!
VII
В театре балетмейстер, друг Мадам, ломал руки.
– Что я говорил? Что я говорил?! «Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела». Я знал, что произойдет несчастье. Это конец. Моя постановка! Моя «Русалочка»! – Слезы текли по его лицу.
Мадам, лежа на подушках, прошептала на своем родном языке:
– Не волнуйтесь, успокойтесь. Эта девочка будет танцевать вместо меня. Я послала за Риппл. Вы сами говорили, что она хороша, лучшая моя дублерша…
– Но ее здесь нет! Она куда-то уехала! Она со своим возлюбленным. Всегда, всегда, когда женщина нужна, в любой критической ситуации, она оказывается у своего возлюбленного. Ее не найдут, она не придет!
VIII
Шофер стоял посреди дороги. Оба мотоциклиста сбавили скорость и остановились посмотреть, в чем дело. Теперь они, казалось, находились в затруднении.
Первый мотоцикл, которым управлял чернобровый молодой парень в шлеме с наушниками, имел весьма потрепанный вид; сбоку у него была грязноватая оранжевая коляска. Машина тащила за собой на буксире вторую, совершенно другого вида, отполированную и блестящую, словно только что с выставки.
Риппл видела это, но находилась в таком состоянии, что не заметила ни большой выхлопной трубы, ни низкого изогнутого руля – деталей, по которым можно было безошибочно определить особо скоростную модель. Она не знала, что название этого любимого детища инженеров и промышленников торжественно провозгласят перед публикой только после длительных испытаний.
Подсознательно она представила себе, что новый мотоцикл, с его узкой, похожей на торпеду коляской, – скованный Пегас. Умоляющими глазами Риппл взглянула на седока, имевшего несколько унылый вид. Это был стройный молодой человек в куртке с поясом, без шлема, в специальных очках, с шарфом на шее.
– Стив! – воскликнула Риппл.
Это в самом деле был Стив; Стив, в то утро влетевший в ее комнату, как птица, которая прилетает поклевать крошки со стола во время завтрака и улетает прочь; Стив, одинаково весело болтавший обо всем – и о Риппл и ее работе, и о себе самом; Стив, так сильно огорченный тем, что не успеет в театр к ее выступлению.
Конечно, Стив должен был быть в Брукленде. Но в тот момент она совершенно об этом забыла. Он очутился здесь чудом. И ей даже показалось естественным, что только Стив придет ей на помощь (а не один из братьев, и не случайный встречный, и не Виктор Барр, о котором она меньше всего думала в тот момент), и никто другой, кроме Стива, друга ее детства, ее настоящего товарища.
Он выскочил из машины и подошел к ней. Риппл не могла сразу собраться с мыслями. Только долгое время спустя она определила то впечатление, которое произвело на нее его внезапное появление. Девушка вспомнила картину Тициана, которую видела в Национальной галерее.
Картина изображала юного Вакха в момент, когда он сходит с колесницы и спешит на помощь к покинутой Ариадне. Мотоцикл Стива модели 1923 года был совсем не похож на изображенную на картине колесницу, влекомую леопардами и сопровождаемую толпой пляшущих козлоногих фавнов. Ариадна, окутанная развевающимися волосами, тоже едва ли походила на Риппл в ее синем шерстяном платье, в шляпке, серых шелковых чулках и модных туфлях. Ничем не напоминал сходящего с колесницы греческого бога и Стив Хендли-Райсер, хотя бы уже потому, что Вакх, откормленный, несколько тучный, увенчанный виноградом, не мог похвастать характерной для молодого англичанина тонкой, гибкой талией. Несмотря на все это, было в шедевре Тициана нечто, впоследствии всегда напоминавшее Риппл эпизод на дороге. Впечатление внезапной встречи, мгновенное желание Стива прийти ей на помощь, его энергия – все это потом воскресало в ее памяти. Но в тот момент она стала только торопливо и путано объяснять ему детским, взволнованным, почти плачущим голосом:
– Стив, о Стив, можете вы отвезти меня обратно? Отвезите меня в театр! Занавес поднимется в восемь. Можем ли мы успеть? Такси сломалось, повреждена шестеренка или что-то в этом роде. Мы здесь застряли. Я не знала, что делать. Можете ли вы довезти меня? Стив, успеем ли мы? Успеем?!
– Мне кажется, да; думаю, что успеем, – уверенным ободряющим тоном ответил Стив. – Тут может быть только один выход. Мне придется повезти вас на этой штуке, – он указал на блестящую новую машину. – Подумать только, что скажут на заводе! Будут очень ругаться. Мы не предполагали ехать на этой машине, вы знаете. Ничего не поделаешь – придется. Мы поедем на ней. Может быть, она не очень запачкается за это время, – засмеялся он.
Стив повернулся к похожей на торпеду боковой коляске и быстро извлек из ее недр свою промасленную сумку и набор того, что Риппл называла «чинкл-чинкл» – бидоны с маслом, инструменты, карбюраторы, цепи, связку ключей.
– Мы положили это как балласт, – преспокойно объяснял Стив. – Паркер, – обратился он к механику, – присмотрите за всем; вы поедете за нами. Мы не увидимся с вами в дороге. Пошлите кого-нибудь из ближайшего гаража на помощь этому автомобилю. Затем ждите меня. Да, на Лондонской стороне моста Пэтни. Ждите, пока я не подъеду. Понятно?
– Да, сэр.
– Теперь садитесь, Риппл, садитесь!
– Я еще не расплатилась с водителем, – проговорила Риппл, – Я должна ему, кажется, пять фунтов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34