И Ультимус уже знаком с порядками этого заведения (Ультимус, которому вообще не следовало здесь быть)! Спорить с ним было невозможно.
– Не надо больше задумываться над этим, – согласился отец Риппл: мысль о танцевальном вечере неожиданно, казалось, ему понравилась. – Если я буду сопровождать Риппл, то все обойдется, как ты думаешь, старушка?
– О да, папа, – согласилась Риппл, радостно примирившись заранее с возможным выговором месье Н., и снова посмотрела на капитана Барра, Бесконечно восторгалась она его выразительным ртом, и раздвоенным подбородком, и всем в нем – начиная с того, как он причесывал свои густые черные волосы, и кончая тем, что говорил о своей матери, («Очень хорошо, сэр, благодарю вас. Да, она все еще живет там же, в Кенте. О да, я бываю там каждую неделю по воскресеньям, когда мне это удается»).
Риппл подумала: «Представить себе только: жить в том же доме, что и он».
– Ну отлично! – сказал майор Мередит.
IV
После вечернего представления Риппл ждал у артистического подъезда автомобиль капитана Барра.
Мать Риппл не приняла участия в этом вечере. Она слишком устала, осталась в гостинице и рано легла спать. Но уснуть не могла, ибо шум Лондона казался ей адом после долгих спокойных месяцев, в течение которых она не выезжала из долины. Мешали ей заснуть и беспокойные мысли. Конечно же, она думала о своей дочери Риппл и об этом молодом человеке. Риппл так явно в него влюблена! Молодой капитан Барр бесспорно увлечен ею! Миссис Мередит размышляла:
«Да, я вышла замуж за первого мужчину, который обратил на меня внимание. Это было так естественно! Мне кажется, все считают, будто их дети должны делать то же самое, что и родители. Но неужели для нее это будет конец всему? Она так молода! Можно было надеяться, что на первом плане у нее будет карьера…».
Затем мысли ее обратились к молодому человеку. Он казался таким славным и приятным! Гарри знал о нем все, и это тоже было преимуществом. «Таким зятем мог бы гордиться каждый», – быстро неслись ее мысли.
По словам Гарри, все, что касалось его службы во время войны, его образования и семейного положения, – все было безупречно. У него симпатичная семья, которая живет в своем старом доме в Кенте. Они были довольно состоятельны, но со времен войны много потеряли. Теперь у них осталось ровно столько, чтобы поддерживать старый дом и содержать мать Виктора. Сестры его замужем.
После войны Виктор Барр, как и многие другие демобилизованные офицеры, занялся тем, что он с добродушной насмешкой называл «гнусной, унизительной коммерцией». Один из его товарищей по полку, которому он случайно спас жизнь, превратился в чудака и оригинала и находился почти на грани умственного расстройства. Не поэтому ли, вопреки обыкновению, он после окончания войны действительно вспомнил о своем старом товарище. Этот человек разыскал Барра, переговорил с ним и, желая его отблагодарить, предложил ему место коммивояжера в своей крупной фирме кондитерских изделий. Капитан Барр не задумываясь принял это предложение, главным образом из-за своей матери.
Мать Риппл, лежа на кровати в гостинице и не в силах уснуть, думала:
«Это не особенно хорошо, но не имеет значения, если все остальное хорошо. А почему остальное должно быть нехорошим! Не знаю. Он очень симпатичный… Но лучше, если бы у нее была возможность выбора. Она должна осмотреться, познакомиться со многими молодыми людьми, иметь десятки поклонников и выбрать из них лучшего…» – Затем явилась мысль: «Но если первый и есть лучший, то к чему беспокоиться? Зачем терять время и разбрасываться ради тех, кто этого не стоит?»
Она подумала: «Во всяком случае, прежде всего ее должны увлекать ее танцы». – Мелькнула другая мысль: «Но, может быть, все это преждевременно? Вероятно, он и не думал ничего такого. Возможно, он просто хочет быть любезным с дочерью своего бывшего начальника, интересной девушкой. Может быть, Риппл ни о чем подобном и не помышляла. Что если это только мимолетная встреча?»
Однако материнский инстинкт подсказывал ей: «Он уже влюблен в Риппл. Он и Риппл хотят одного и того же. Хорошо это или плохо, но так суждено».
V
Тем временем Риппл трепетно переживала волшебный час своего первого танца на балу.
Многие девушки ее возраста и моложе уже бывали на балах. Множество девушек, начинающих выезжать, занятых в конторах, живущих в семьях, уже познакомились с лондонскими дансингами. Они со знанием дела обсуждали достоинства различных садов на крышах и кабаре. Семнадцатилетние девушки, с одной стороны, хорошо разбирались в коктейлях, а с другой – были совершенно «пресыщены» дансингами. Это были не «испорченные ученицы театральных школ», а так называемые «прилично воспитанные девушки из хороших семей». Многие из них бывали по вечерам в загородном Дворце танцев под тем предлогом, что «сегодня годовщина перемирия, и все дансинги Вест-Энда переполнены» или «ради нарядов, так как это самое изысканное место в Лондоне».
Для Риппл все эти впечатления были новыми и неожиданными. Что касается вечерних увеселений, то молодая девушка их не знала, ибо вела строгий затворнический образ жизни. Она, избравшая танцы своей профессией и уже дебютировавшая в лондонском театре, после трехлетних занятий под руководством всемирно известных педагогов, сильно отставала от своих сверстниц во всем, что касалось развлечений, которые позволяли себе многие лондонские школьницы.
Но в тот вечер она вознеслась на вершины, которых никогда не достичь, по меньшей мере, половине ее ровесниц. Риппл была искренне, глубоко влюблена – не так, как влюблялось большинство этих девушек. Они, возможно, уже свыклись с атмосферой влюбленности и ухаживания, встречая мужчин соответствующего им типа и уровня. Они привыкли к поклонению, столь же разнообразному, как сорта душистого горошка. Эти девушки знали, как разобраться в поклонниках и выбрать, но им был неведом внезапный страстный восторг Риппл. Когда же наконец они находили своего избранника, то, вероятно, никогда не испытывали того, что почувствовала Риппл, услышав шутливый вопрос капитана Барра:
– Не покажем ли мы им, как нужно танцевать?
Они отошли от стоявших рядом столиков и вышли на большую свободную площадку. Для Риппл этот огромный Танцевальный зал с яркими китайскими фонариками, с пальмами, со сменяющими друг друга оркестрами, с Толпой корректно скользящих танцоров казался сценой из арабских сказок. Она находила там различные полузабытые поэтические образы своего детства – тех времен, когда еще увлекалась романами.
Капитан Барр взял ее за руку. Она положила другую руку на его широкое плечо. Они понеслись по паркету, и это было невыразимое блаженство.
Бессвязные мысли мелькали в голове Риппл: «Это только доказывает, что тому, кто сам по себе интересен, не обязательно быть безупречным танцором. Наши па не так совпадают, как бывало со Стивом много лет назад, но, по-моему, это вовсе не значит, что он не хороший танцор. Это только потому, что он гораздо выше меня, выше всех, с кем мне до сих пор приходилось танцевать».
Этот вальс танцевали при разноцветном мягком освещении призматических лучей; по временам они пронизывали полумрак залы и скользили то по одной, то по другой паре, и один из лучей горячим красным пятном лег на воротник капитана Барра. Ближайший ко входу оркестр наигрывал:
Кружи меня легче,
Держи меня крепче
В капризном вальсе…
И Риппл прошептала под музыку:
– Капитан Барр, вы не обидитесь, если я вам скажу кое-что?
– О! Конечно, нет. Скажите. Что? Я, наверное, одеревенел от страха, что танцую с таким знатоком, как вы. Скажите мне, если я делаю что-нибудь неправильно, мисс Риппл! Слишком большое па или что-нибудь в этом роде?
– Нет, нет, не то. Но только вы держите одну мою руку слишком высоко, а другую – слишком низко. Видите? От этого платье у меня спадает с плеча.
Платье Риппл относилось к числу тех одеяний, которые так дороги склонному к компромиссам британскому сердцу. Оно было полувечерним и, значит, для человека со строгим вкусом непригодно было ни в качестве вечернего, ни в качестве дневного. Мать Риппл, возвращаясь с чая в Трокадеро, выбрала недорогое хорошенькое платье из лилового креп-жоржета на витрине небольшого магазина, а миссис Мередит была одной из тех женщин, которые, покупая наряды для дочери, не могут забыть о цветах, линиях и тканях, которые некогда сами предпочитали. Вырез платья был обшит кружевом, прикрывавшим белую грудь Риппл. Кружево спустилось вниз, врезавшись с одной стороны в шею и обнажив верхнюю часть тонкого плеча с другой стороны. Движением плеч девушка поправила вырез.
– Поверьте, я ужасно огорчен, – извинился капитан Барр. – Постараюсь помнить и не делать этого больше.
– О, это ничего, все отлично. Когда кавалер настолько выше дамы, такое всегда может случиться, – охотно объясняла Риппл с видом девушки, привыкшей приноравливаться к росту своих кавалеров. Она уже освоилась и с каждой минутой ей становилось все легче с ним разговаривать.
Он спросил:
– Часто ли вы здесь бывали?
– Нет, не очень; то есть, я хочу сказать, никогда не была.
– О да, я вспомнил, вы говорили, что ваш русский учитель не разрешает своим ученицам бывать в дансингах. Почему он это запрещает?
– Отчасти потому, что ему неприятно, чтобы нас, его учениц, видели повсюду, отчасти же из-за того, что не хочет, чтобы мы уставали. Вполне естественно, – продолжала Риппл, – он хочет, чтобы мы отдавали все силы нашей работе.
Капитан Барр не расслышал ее последних слов. Продолжая танцевать, он склонил свою черную голову над ее темноволосой головкой.
– Хочет, чтобы вы… что?
– Отдавали все силы нашей работе.
– Вашей работе? То есть танцам на сцене? Я понимаю. Но, вероятно, предполагается, что вы можете и развлекаться?
– О, конечно. Мы и развлекаемся. Но работа на первом плане.
– А все остальное на втором, в загоне?
– Конечно, пока мы работаем с месье Н. Работа должна быть для нас главным, так он говорит. – Она продолжала рассказывать молодому человеку о месье Н. и о его поразительном таланте. – Видите ли, для него балет, танцы – это творчество, это искусство. Он так старается, вкладывает столько усилий, чтобы все было прекрасным и безупречным. Не должно быть погрешности ни в одном па. Чем больше он делает, тем больше видит, сколько еще нужно сделать. Он хочет, чтобы мы все относились к работе так же. Так я и отношусь.
– Относитесь к своей работе, как он? Однако вы приехали сюда, мисс Риппл.
Риппл не могла ни опровергнуть, ни объяснить этот факт. Она только пробормотала:
– Для артиста работа прежде всего! Мадам и он страстно в это верят.
– Я называю это фанатизмом, – сказал капитан Барр.
Они продолжали танцевать в искусственном полумраке, который прорезывали розовые, зеленые, фиолетовые лучи. Игра света создавала в этом огромном прозаически обставленном зале атмосферу сказки.
А на улице ночные увеселения в Хаммерсмите шли своим чередом: лавки с жареной рыбой были полны народу; веселый хриплый говор стоял над устричным баром, над прилавками с фруктами и кофе. Из Лирического театра по окончании оперы вышла разношерстная публика, среди которой одни были там в первый раз, а другие – в восемьдесят первый. Толпы людей выходили со станций метрополитена. Таксомоторы гудели, трамваи звенели, грузно, с шумом проезжали автобусы. В танцевальном же зале бесшумно кружились пары и оркестр играл:
Ты знаешь, дорогой, я, как на небесах,
Когда в своих руках меня сжимаешь ты.
Риппл, даже танцуя, думала:
«Это слишком прекрасно. Все кончится прежде, чем я пойму, какое это наслаждение».
Она уже не обращала внимания, держит он ее руку слишком высоко, слишком низко или как-нибудь иначе. Он держал ее! Она думала:
«Это слишком чудесно! Когда я стану старой-старой женщиной, то буду вспоминать наш танец и как это было прекрасно».
VI
Тем временем отец Риппл думал: «Клянусь, это совершенно не похоже на то, как танцевали в наши дни».
Майор Мередит сидел со своим сыном Ультимусом под балконом, и его пополневшее, но еще хорошо сохранившееся лицо выражало недовольство. Он подносил руку к усам и пощипывал их, посматривая вокруг. Это место, хотя и новое для него, едва ли было так интересно, как утверждал молодой Барр. Во-первых, здесь не было почти никаких напитков, только лимонад и мороженое. Во-вторых, вся здешняя публика, все эти степенно танцующие девушки и молодые люди – кто они такие? Он не мог определить их социального положения. В-третьих, он предполагал, что для начала его дочь сделает первый тур со своим отцом. Но вот, смотрите-ка, молодой Барр, его сослуживец, умчал ее на его глазах и исчез с ней в этом людском водовороте. Ну, конечно, сегодня его дочь Риппл первый раз выехала в свет!
Грустно вспоминал он о балах, на которых бывал еще задолго до того исторического бала, когда родилась Риппл. Какие вальсы, какие изумительные мелодии! Как танцевали в те дни! Какие красивые бальные платья носили женщины! Турнюры… Что-то бесконечно женственное было в этом изгибе взбитого шелкового турнюра, при одном упоминании о котором нынешняя молодежь начинает смеяться. Платья были более женственны. Масса кружев, множество лент, складок. Корсажи туго зашнурованы и обольстительны. Конечно, в те дни женщина выглядела интереснее. Красавицей называли женщину с приятным привлекательным лицом, хорошим бюстом, изящной тонкой талией. Много ли талий в девятнадцать дюймов можно встретить сейчас? Очень мало. А теперь видишь только, как разгуливают какие-то палки от метелок в прямых сверху донизу платьях, которые просто висят на них, и со стрижеными волосами.
Так майор Мередит оценивал девушек тысяча девятьсот двадцать первого года. Он вспоминал прошлое. Тогда не было стриженых волос. Волосы, эту красу и гордость женщины, обрезать?! Прекрасные волосы были тогда у женщин. Длиннее, чем у Риппл; он встречал десятки женщин, которые уверяли его, что могли сидеть часами, укладывая свои волосы. А какие красивые носили прически – пышные узлы, волнистые пряди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34