И когда стало ясно, что ливень и не думает прекращаться и, даже наоборот, усиливается, я решила, что мне ничего не остается, как пробираться к дому сквозь него. Тщательно заперев двери мельницы, я зашагала по земле, едва различая ее под покровом воды.
Пригнув голову, чтобы было легче преодолеть сплошную водяную стену, я с трудом пробиралась вперед, так как ветер взметал до колен мои юбки и останавливал меня на каждом шагу. Я уже промокла до нитки. Поэтому я не без радости увидела вдруг возле себя морду Сан-Фуа. Руа протянул мне руку.
– Влезайте скорее, – сказал он и подставил мне свою обутую в сапог ногу, чтобы я воспользовалась ею как стременем.
Он усадил меня в седло перед собой и, обвив мою талию руками, пустил Сан-Фуа по колючим от ростков полям. Но я увидела, что мы направляемся не к Семи Очагам, а совсем в другую сторону. Я повернулась и посмотрела на него.
– Семь Очагов вон там, – показала я ему.
Он рассмеялся – и вдруг нагнулся и нагло поцеловал меня в губы. Я ахнула и отвернулась, чтобы он не увидел, как краска заливает мои щеки.
– Куда мы едем? – спросила я.
– Ко мне. Вы ведь еще не видели, где я живу, не так ли?
– Я думала, вы живете в норе вместе с лисами. И вы должны извиниться, сэр.
– За что?
– Я не та женщина, что позволяет всяким целовать себя, – сказала я резко.
– Я не всякий, и я не извиняюсь. Это был чудесный поцелуй, хотя и мокрый.
Сказав еще что-нибудь, я только выглядела бы смешной в его глазах. Я, которая смело могла говорить с Сент-Клером, онемела от одного поцелуя!
Мы миновали открытую местность и нырнули в лес, который раньше я видела только из Семи Очагов на горизонте. Меня всегда занимало, что же там, за этой стеной леса, и вот теперь я увидела, что это мрачное и темное место, где стонут терзаемые ветром сосны, и что узкая тропа, по которой осторожно пробиралась Сан-Фуа, привела нас к берегам, покрытым черной, как смола, грязью. Я вдруг вспомнила.
– Это и есть Черный Берег? – спросила я.
– Он самый.
– Это здесь живут аллигаторы?
Он ответил, что аллигаторы здесь не живут, но это место – своего рода перекресток на их пути из ручья к реке. И когда мы переезжали бурный в этот час ручей по временному бревенчатому мосту, он рассказал, как однажды видел тут драку между двумя аллигаторами и как они расплескивали хвостами черную грязь на пятьдесят ярдов вокруг, а от их рева земля сотрясалась за много миль отсюда.
– Значит, вы живете здесь вместе с аллигаторами? – ехидно спросила я.
– Вы сейчас увидите, где я живу, – ответил он.
И вскоре мы были на месте, у старого строения из земляного цемента, которое служило раньше помещением для карет и лошадей. Оно стояло на расчищенной на несколько акров поляне, которая когда-то возделывалась, но со всех сторон ее окружал лес. И когда мы спешились, я огляделась с интересом большим, чем старалась показать.
– Это ваша земля? – спросила я.
Его лицо помрачнело.
– У меня нет земли, – бросил он в ответ. – Это плантация Континю. Здесь теперь никто не живет, – он рассмеялся, – кроме привидений.
– Не то ли привидение обитает здесь, что бродит по трясине Мэри-де-Вандер?
Он искоса взглянул на меня:
– Кто рассказал вам об этом?
– Вин. Эту и еще много разных историй. Я никогда не слышала столько рассказов о неверных женах – может, здесь климат такой? – с притворной наивностью спросила я.
Наклонившись, он подобрал камень и зашвырнул его в поле.
– Муж-южанин – это тиран, – обыденным голосом произнес он. – Ему надо принадлежать целиком и полностью. Он никогда не позволит жене иметь мнение, отличное от его собственного. Неудивительно, что жены бунтуют по-своему. Но послушайте, Эстер, что мы стоим под дождем? В моем камине отличный огонь.
Открыв дверь, которая находилась прямо на земле, он провел меня вверх по узким ступеням мимо помещения, предназначавшегося для конюшни, теперь пустого, но еще сохранившего запах кожи и сена. На верху лестницы он открыл другую дверь, и я оказалась в длинной низкой комнате с двускатной крышей. В камине горело бревно.
Он взял мою мокрую шаль и развесил ее на стуле у огня…
– Правда же, здесь получше, чем в Семи Очагах, Эстер?
Я не ответила, но нашла это место довольно приятным. На балках, подпирающих потолок, он развесил свои трофеи – лисьи хвосты, оленьи рога и даже свирепую голову медведя. Тут почти не было мебели – только узкая кровать, один-два стула и срубленное вручную сиденье возле камина. Но все было чисто, а на полках в углу хранились продукты и кухонная утварь.
– Вы сами себе готовите? – удивилась я.
Он весело согласился.
– Сядьте здесь, Эстер, – скомандовал он, – и я приготовлю вам такой кофе, какого вы никогда не пробовали. По крайней мере во всей Джорджии.
Я села на сиденье. Он ловко приготовил кофе и поставил его на огонь, затем снял с полки чашки и поставил на каменный выступ у огня, чтобы они подогрелись.
– Вы бы удивились, если бы попробовали, какой обед я могу приготовить на одной только сковороде, – смеялся он. Однако, вспомнив о пустых комнатах в Семи Очагах и вечно ломящийся от обильной пищи стол, я не переставала удивляться, почему он выбрал такой скромный образ жизни, когда у него есть возможность жить по-другому.
– Почему вы живете здесь, вот так, Руа?
Он разлил кофе в чашки и добавил горячего молока из кувшинчика.
– Потому что мне это больше нравится. Вот, Эстер, – попробуйте. А я расскажу вам мой секрет приготовления кофе.
– Но ведь это странно, что вы предпочитает жить здесь, когда могли бы поселиться в Семи Очагах, – настаивала я.
Он задумчиво помешивал кофе:
– Я не люблю Семи Очагов. Я бы ни за что не стал там жить.
– Но Руперт говорил, что когда-то вы жили именно там.
– Верно.
– Тогда почему же?
Он продолжал мешать свой кофе и не отвечал мне.
– Вы поссорились с братом?
Он коротко рассмеялся:
– Я всю жизнь только и делал, что ссорился с ним.
– И поэтому теперь вы живете здесь?
Он быстро выпил кофе, затем встал, чтобы поставить свою чашку на каминную полку.
– Эстер…
– Да?
– Вам известно, что мы с Сентом не настоящие братья? А только наполовину. У нас один отец, но разные матери. Моя мать была дочерью бедного фермера, Она умерла, когда я родился.
Я медленно проговорила:
– Но ведь вы жили в Семи Очагах, не так ли, Руа?
– Да, – быстро ответил он. – Сначала меня растила моя бабушка, а когда она умерла, мой отец взял меня к себе. Я вырос в таких же условиях, как и Сент. Пока был жив отец, это был и мой дом.
Я молча смотрела на него, думая, что, по крайней мере по этому поводу, Флора Мак-Крэкин была информирована верно. Руа был незаконным сыном Пьера Ле Гранда. И, сидя напротив меня у камина, он, хотя и был сыном дочки бедного фермера, выглядел так же импозантно, как его брат.
Но он вдруг оставил серьезный тон и строгое выражение лица, словно снял шляпу с головы, и пересел на сиденье рядом со мной.
– Не оттого ли, что вы такая любопытная, вы мне и нравитесь? – развязно спросил он.
Но меня не так просто сбить с мысли.
– Скажите, почему вы покинули Семь Очагов?
Он откинулся, протянул ноги в сапогах к огню и нехотя ответил:
– После нашего поражения, когда я вернулся с войны, там все изменилось…
– Вы имеете в виду, что больше уже не было ни денег, ни рабов?
Он пристально смотрел на меня, и его глаза насмешливо блеснули. Затем рассмеялся, словно его что-то очень развеселило, но тут же стал снова серьезным.
– Ну хорошо, Эстер, давайте считать, что – ни денег, ни рабов. А теперь, ради бога, забудем о делах. И поговорим о… ваших губах, например. Вам когда-нибудь говорили, как они прелестны?
– Не валяйте дурака! – Я напряженно выпрямилась.
– Или что ваши брови взлетают, как крылья?
– Что за вздор вы несете, – начала я, но запнулась, так как его руки обняли меня. Он притянул меня к себе так близко, что я почувствовала, как его тело прижимается к моему. Я руками уперлась в его грудь и попыталась освободиться, но он схватил обе мои руки и зажал их в одной своей. Я вдруг почувствовала, что больше не хочу сопротивляться. Его рот прижался к моему, крепко и больно. Меня накрыло волной такого чувства, что показалось, будто весь мир улетел куда-то. Я не хотела больше ничего, кроме того, чтобы его тело было как можно ближе и его губы – тоже, столько сладости было даже в том, что они причиняли мне боль. Я никогда в жизни не испытывала ничего подобного, даже не представляла себе, что во мне живет такое волшебное чувство, что заставляет забыть и о времени, и обо всем на свете.
Только когда его руки стали нащупывать пуговицы на моем корсаже, а пальцы прижались к груди, разум мой прояснился, и холодная волна смыла с меня тот волшебный туман. Я со всей силой оттолкнула его от себя.
– Нет, нет! – крикнула я.
Он отпустил меня так быстро, что я чуть не упала с сиденья, и, вскочив на ноги, он торопливо подошел к стулу, на котором висела моя шаль.
– Пойдемте, – сказал он резко и бросил шаль мне на плечи. – Я отвезу вас обратно.
Я спустилась вслед за ним по ступенькам и позволила ему подсадить меня на лошадь, но когда он вскочил в седло позади меня и обнял, я отпрянула, потому что мне было неописуемо стыдно вспомнить, как в этой убогой комнате я чуть не потеряла осторожность из-за этого незаконнорожденного сына фермерской дочки.
Я сидела насторожившись и смотрела на тропинку впереди.
Но он только тихо рассмеялся и притянул меня поближе. Затем его шепот раздался у самого моего уха:
– Я так долго ждал вас.
Его голос снова рассердил меня. Такая любовь не входила в мои планы – я должна довести это до его сознания.
– Ни за что не забуду, – проговорила я и не узнала своего голоса, так холодно и с такой ненавистью он прозвучал, – что, как только я оказалась у вас в гостях, вы не преминули воспользоваться этим.
– Потому что я вас поцеловал?
– Да.
Он промолчал, и мы двинулись под дождем. Когда он наконец заговорил, его голос был таким же холодным и враждебным, как мой:
– Значит, вы "добропорядочная" леди – а, Эстер?
Я смотрела сквозь дождь, пытаясь разглядеть впереди, скоро ли та поляна, где он должен оставить меня. Он заговорил снова, на этот раз спокойно:
– Теперь мне кажется, что вы мне совсем не нравитесь, Эстер, раз видите злой умысел там, где его нет.
– Приехали, – едва смогла выговорить я, так как поняла, что не хочу ничего, кроме как вернуться в его объятия, к его губам.
Он остановил Сан-Фуа, и я соскользнула на землю, затем повернулась и посмотрела ему в лицо.
– Нравлюсь я вам или нет, – бросила я ему, – мне совершенно неважно. Но запомните раз и навсегда: я приличная девушка.
Он рассмеялся мне в глаза:
– Ну и упивайтесь своими приличиями, Эстер, – хотя, говорят, в любви от них мало радости. И насколько я помню, Эстер, я сказал, что вы мне не нравитесь, но не сказал, что не люблю. А я люблю вас – такой, какая вы есть!
Прежде чем я что-то сообразила, он развернул Сан-Фуа и галопом помчался в сторону леса. А я, кутаясь в шаль, стала пробираться сквозь дождь и грязь к Семи Очагам.
Глава VII
Когда я входила в дом через черный ход, то услышала, что хлопнула парадная дверь. Заглянув в темноту зала, я увидела, что по лестнице поднимается Сент-Клер. Наконец-то он приехал. Решив не откладывать разговора с ним, я направилась на кухню. Пусть доберется до своей башни, я последую туда за ним с бутылкой, которая скорее расположит его ко мне.
Пройдя через заднее крыльцо, куда дождь заносился порывами ветра, я очутилась на кухне. Вин, который и привез Сент-Клера из Дэриена, стоял у камина, согревая руки. Около него увивались Маум Люси и Марго и, широко раскрыв глаза, внимали его шепоту.
При моем появлении Вин поспешно переменил тему и стал рассказывать о своей опасной поездке по Проливу.
– Вода так и бурлит, – говорил он. – К ночи лодка может потонуть.
Я видела, что он притворяется, и не дала себя провести.
– Поэтому вы и выглядите так, будто встретили привидение? – резко спросила я.
Нахальные глазки Марго вспыхнули, а Маум Люси недовольно поджала губы. Она проговорила развязным тоном:
– А мы как раз и говорили о привидении.
– Что, снова женщина в белом?
Маум Люси медленно произнесла:
– Прошлой ночью она появилась снова.
– И, конечно, бродила по трясине Мэри-де-Вандер?
– Да, мэм.
Я рассмеялась – но тут же остановилась и велела Вину принести из подвала бренди.
– А потом переоденься во что-нибудь сухое, иначе это именно твое привидение будет бродить по Мэри-де-Вандер.
Я сидела у камина в ожидании бренди, пока Марго сновала из кухни в столовую, накрывая ужин. Глаза ее злобно светились, как тлеющие угольки, и во всех ее движениях сквозило недовольство. А Маум Люси продолжала торчать у печи, неподвижно глядя на огонь, забыв об ужине.
Я упрекнула ее:
– Хватит мечтать о привидениях, займись ужином. Неужели ты не понимаешь, что никаких привидений не существует?
Она стояла не шелохнувшись и проговорила нараспев:
– Человек видит то, что видят все. – Она произнесла это зловеще, словно заклинание.
– Неужели ты видела ее?
– Нет, мэм, – не в этот раз. Я ее видала – но не в этот раз.
– Тогда кто же ее увидел – и когда?
– Таун. Таун видела ее. Прошлой ночью ее посетил призрак – это была заколдованная женщина.
– Таун! – Я вспыхнула от гнева и почти прошипела имя этой бездельницы, которая не нашла занятия получше, чем болтать о привидениях и призраках. Когда буду говорить с Сент-Клером, решу вопрос с Таун раз и навсегда.
Я нашла его в башенной комнате уже переодетым в заплатанный халат, разбирающим какие-то бумаги, что лежали перед ним на карточном столике лицо его было еще холоднее, чем всегда, если только это возможно. Я прочитала заголовки бумаг: Жан Пуатье – Столовые Деликатесы; Николас – Марочные Вина. Я догадалась, что сегодня был день платежей.
Он даже не взглянул на меня, когда я вошла, так что я, не говоря ни слова, открыла бренди и налила ему. Он взял стакан и лениво отхлебнул из него, другой рукой продолжая разбирать счета. Наконец он поднял глаза:
– Вы что-то хотели?
– Да.
– Слушаю.
– Я договорилась в Дэриене о рабочих, они прибудут пятнадцатого января.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39