уже к завтрашнему дню молва о ее взлете облетит всю плантацию. Она возвратилась на кухню, чтобы дождаться там хозяйского зова.
Супруги Маклин просидели с Ренсомом Лайтфутом на веранде до самых сумерек. Потом женщина ушла, сославшись на множество дел. После ее ухода Ренсом принялся бахвалиться своей удалью и удачливостью, о которых свидетельствовало возросшее поголовье рабов на многих плантациях. Он хвастался тем, что является единственным белым производителем на всю округу.
– Мой брат, – заливался он, – пытался пойти по моим стопам, но надолго его не хватило. Для него это оказалось сложновато, а мне хоть бы что. Я гораздо сильнее его.
Маклин слушал хвастуна, время от времени заходясь кашлем. Уже в темноте он послал Далилу на кухню за Лукрецией Борджиа, которая тем временем нагнала страху на Эмми, наврав ей с три короба насчет ожидающих ее мучений, связанных с деятельностью Ренсома Лайтфута. Бедную Эмми ничего не стоило напугать, и Лукреции Борджиа доставляло садистское удовольствие ее терзать. Впрочем, очередь Эмми еще не подошла. Пока что Лукреции Борджиа предстояло организовать покрытие нового хозяйского приобретения – молодых самок. Она сменила фартук, обвязала голову свежим лиловым платком и предстала перед Маклином.
– Кажется, уже достаточно темно, чтобы я могла отвести массу Лайтфута к хижинам, масса Маклин, сэр.
– Именно это я и хотел тебе поручить. Проследишь там, чтобы все прошло как следует. Если мистеру Лайтфуту что-нибудь понадобится, постарайся все для него сделать. – Говоря это, он смотрел на чистую простыню у кухарки под мышкой.
– Кажется, все уже предусмотрено, мистер Маклин, – молвил Ренсом, вставая. – В моем деле всего-то и требуются мужчина да женщина. Лучше, конечно, чтобы женщина отдавалась с охотой, но, откровенно говоря, это не так уж обязательно. Хочет она этого или нет, ей все равно никуда не деться.
– Сюда, пожалуйста, масса Лайтфут, сэр.
Лукреция Борджиа прошла вперед, первой спустилась с веранды и зашагала по тропинке, ведущей к невольничьему поселку. В хижину Пенси и Мей-Энн она вошла, не соизволив постучаться. Обе девушки сидели напротив друг друга за пустым столом, на стульях с жесткими сиденьями и прямыми спинками. На столе горела одна-единственная сальная свечка в ржавом подсвечнике. Обе разом подняли глаза на появившихся в дверном проеме Лукрецию Борджиа и Ренсома. Во взгляде Пенси читался страх, Мей-Энн, наоборот, предвкушала удовольствие.
– Вот это – Пенси, – сказала Лукреция Борджиа, указывая на молоденькую мулатку. – Вторую звать Мей-Энн. В соседней хижине живут другие две – Жемчужина и Агнес. Все, кроме Пенси, давно не девицы. Поэтому мистер Маклин и предложил вам начать с Пенси.
Ренсом оглядел хижину и остался доволен чистотой и свежей побелкой. Он не возражал бы остаться здесь подольше. Ему случалось работать и в жалких, замызганных хибарах. Он заметил в углу набитый кукурузной шелухой матрас, накрытый ветхим, но чистым лоскутным одеялом. Сияющая Лукреция Борджиа сдернула с ложа одеяло и застелила матрас простыней.
– Если Пенси запачкает простыню кровью, то чтобы к завтрашнему утру она была отстирана! – приказала она. – С белым вам придется спать на простыне.
– Кровь?! – взвыла Пенси. – Мне будет так больно?
– К чему эти слезы, малышка? – спросил ее Ренсом сахарным голоском. – Уж не боишься ли ты меня? Ведь я сделаю тебя счастливейшей девушкой на свете!
– Нет, мне будет больно! – не унималась она. – Какое уж тут счастье!
– Самое что ни на есть! – Он оскалил зубы. – Ты будешь с любовью вспоминать все, даже боль.
– Я слыхала, что в первый раз всем бывает больно.
– Заткнись, Пенси! Масса Лайтфут – белый человек, а не ниггер, который завалил бы тебя в кустах и проткнул насквозь. У белого сучок поменьше, чем у ниггера. Верно, масса Лайтфут?
Лайтфут покосился на Лукрецию Борджиа и не сдержал смеха. Стоило ему провести рукой у себя между ног, как там вздулся здоровенный бугор.
– Кое у кого из белых тоже есть на что посмотреть, учти это, Лукреция Борджиа. Держу пари, что я заткну за пояс любого черномазого с плантации.
Раз ее еще не лишили девственности, то сейчас самое время. Пожалуй, с нее и начнем. Лучше сразу покончить с самой трудной частью, тем более что потом она все равно попросит еще. К тому же это поднимет настроение Мей-Энн. Она вспомнит, как ее лишали девственности и каким приятным занятием это оказалось.
Лукреция Борджиа с вожделением уставилась на растущий на глазах бугор у Ренсома в штанах. То, что скрывала ткань, восполнялось воображением, поэтому оснащение белого казалось еще внушительнее, чем, вероятно, было на самом деле. Она и вообразить не могла, что белый мужчина может оказаться таким могучим. Видимо, вся болтовня на этот счет была высосана из пальца: этот мужчина явно выдерживал сравнение не только с Джубо, но и с самим Большим Джемом.
– Прошу прощения, сэр, но, может, было бы лучше, если бы я принесла из Большого дома гусиного жира или кусочек сала? Такая хрупкая девушка – и такой могучий мужчина!
Он покачал головой:
– Обойдусь без гусиного жира и без сала. Поплюю немного – и готово дело!
– Поплюете? – Она прыснула, вспомнив, что и Большой Джем всегда пользовался этим средством. Она повернулась к Пенси: – Раздевайся, девка, и ложись на спину. Масса Лайтфут не может цацкаться с тобой всю ночь напролет. Больно надо!
Но Пенси и так была охвачена страхом, а при упоминании о крови у нее свет померк в глазах. Лукреции Борджиа пришлось прийти к ней на помощь: она сдернула ее со стула и расстегнула единственную деревянную пуговицу, на которой держалось ее платьице из мешковины.
– Сама разденешься или мне применить силу? Зачем, по-твоему, масса Маклин платил за тебя денежки? Думаешь, массе Лайтфуту нравится здесь прохлаждаться? Пора соображать!
Она подтолкнула голую девушку к матрасу. Пенси упала и, шурша кукурузной шелухой, поджала колени к подбородку.
– Нет, так не годится! – Лукреция Борджиа звонко шлепнула ее по ягодице. – Ложись на спину и разведи ноги. Не своевольничай, а то получишь тумаков. – Она для убедительности показала девушке свой увесистый кулак. Пенси нехотя подчинилась. – Мей-Энн! Завтра ты подробно расскажешь мне, как вела себя Пенси. Ей самой будет лучше, если она сейчас же перестанет реветь и займется делом.
Ренсом Лайтфут снял сапоги, носки, стянул рубашку. Пенси стерегла с матраса каждое его движение. Лукреция Борджиа многое отдала бы, чтобы остаться, однако понимала, что не найдет подходящего предлога. Она поплелась к двери. С сожалением берясь за дверную ручку, кухарка надеялась, что Лайтфут успеет к этому времени сбросить штаны, но он медлил, дожидаясь, чтобы она затворила дверь с другой стороны.
– Ну что, Лукреция Борджиа, – донесся до нее его нетерпеливый голос, – почему же ты не уходишь? Твоя помощь мне больше ни к чему. Я сам справлюсь с девчонкой. Прекрати! – рявкнул он на рыдающую Пенси. – Будешь ныть, не получится никакого удовольствия. Может быть, тебе будет из-за чего похныкать, но ты быстро забудешь об этом. – Он вспомнил про Мей-Энн, торчавшую все еще за столом. – Разделась бы и ты! С двумя приятнее, чем с одной!
Та охотно согласилась.
– Пенси успокоится, если рядом буду я. Лукреция Борджиа исчерпала все предлоги и была вынуждена волей-неволей удалиться. Она вышла в темноту. Полоска света, выбивавшаяся из-под двери, исчезла: в хижине задули свечу. Лукреция Борджиа решила довольствоваться подслушиванием, раз не могла лицезреть заманчивую сцену воочию. Она обошла хижину, встала под распахнутым окном и затаила дыхание.
Сначала раздались шаги Лайтфута, приблизившегося к матрасу, потом громкое шуршание шелухи. Девушка по-прежнему рыдала, он пытался ее вразумить.
– Лучше потрогай, что Ренсом припас для тебя, малышка. Хороша штучка? Какая девушка откажется от такой игрушки?
Злосчастная Пенси сжала зубы.
– Эй, детка, – терпеливо гнул свое Ренсом, – бери пример с Мей-Энн: она уже принялась за дело. Не отставай! Как тебе моя игрушка, Мей-Энн?
– Это просто чудо, сэр! Я ее уже обожаю. Не будь глупышкой, Пенси, просто протяни руку. – Она немного помолчала. – Ну, теперь одумалась?
Шуршание матраса заглушил сердитый возглас Ренсома:
– Черт возьми, девка, ты раздвинешь ноги или нет? Лучше сделай это сама, не то я тебя заставлю!
Пенси ответила ему стоном:
– Прошу вас, масса Лайтфут, пожалуйста, не надо!
На какое-то время все умолкли, потом раздался крик, быстро захлебнувшийся: рот Пенси был своевременно зажат сильной ладонью. Она продолжала стонать, но это ее уже не спасло. Матрас шуршал все громче, стоны и всхлипывания Пенси становились все настойчивее. Потом все стихло. После нескольких минут молчания голос Пенси укоризненно произнес:
– Это все, масса Лайтфут, сэр? Ах, как мне было больно! Боль до сих пор не прошла. Может, вынете?
– Вот уж нет! Скоро начнется самое интересное. То было только начало. Дальше тебе не будет больно. Ляг поближе, Мей-Энн. Я хочу чувствовать твое тело.
Лукреция Борджиа навострила уши. Вскоре послышались размеренные звуки, потом их темп увеличился. Внезапно все смолкло.
– Ух! – простонал Лайтфут. – Насилу удержался. Хочу еще немного повременить. – Ритмичные движения возобновились.
– Вы скоро, сэр? – нежно проворковала Мей-Энн. – Я тоже больше не могу. Вы бы поторопились, сэр.
До слуха Лукреции Борджиа донесся хрип, проклятие, натужный вздох.
– Черт! До чего славно! Самое милое дело – лишить девку девственности. Эту я разработал что надо, век будет меня благодарить. А ты придержи лошадей, Мей-Энн. Дай мне хотя бы отдышаться. Ну как, понравилось, Пенси?
– Вообще-то да, сэр. Было страшно больно, но дело того стоило.
Любопытство Лукреции Борджиа было полностью удовлетворено. У нее не было желания подслушивать возню Лайтфута с умудренной Мей-Энн. Ее интересовало одно – как пройдет дефлорация Пенси. Теперь можно было убираться подобру-поздорову. Она на цыпочках покинула палисадник.
Единственную улицу невольничьего поселка заливал лунный свет. Очень не хотелось возвращаться: ведь на кухне ей придется делить ложе всего-навсего с Джемом-младшим. Сцена, свидетельницей которой она стала, так распалила ее, перед глазами вставали такие соблазнительные картины, что она не могла себе позволить провести остаток ночи в одиночестве. Она нуждалась в обществе мужчины.
Конечно, она всегда могла прибегнуть к услугам Джубо; однако они давно не спали вместе, и теперь она боялась последствий. Достаточно одного соития – и она понесет. Какой ей после этого смысл спать с Лайтфутом, если она уже будет беременна от негра? Тем не менее потребность в мужчине была слишком велика, чтобы она могла остановиться на полдороге.
Держась в тени хижин, она миновала поселок, нырнула в распахнутые ворота конюшни и подкралась к пустому стойлу в дальнем ее конце, где спал Джубо. Она долго шарила в темноте рукой, пока не определила, в какой позе спит Джубо и где находится его мужское достоинство – часть тела, которая наиболее занимала кухарку.
– Кто здесь? – спросил он спросонья.
– Тихо ты! Это я, Лукреция Борджиа.
– Лукреция Борджиа? Ты забыла, что масса Маклин запретил мне притрагиваться к тебе? Теперь он хочет, чтобы ты родила ему светлокожего сосунка от этого блондинчика. Зачем ты меня будишь и оглаживаешь? Опомнись!
– Все в порядке, Джубо! – Она опустилась рядом с ним на колени, не прекращая ласк. – Верно, масса Маклин запретил тебе ко мне прикасаться. Но разве ты нарушаешь его запрет? Зато мне масса Маклин ничего не запрещал.
– Ты права, Лукреция Борджиа. Ах, как хорошо!
– Для меня это, конечно, не так приятно, как спать с тобой, зато для тебя – почти столько же удовольствия, как делать это по-настоящему. К тому же так я совершенно уверена, что не забеременею.
– Побыстрее, Лукреция Борджиа, побыстрее!
Она повиновалась. Его тело изогнулось, он судорожно втянул в легкие воздух и обессиленно рухнул на солому.
– Спасибо, Лукреция Борджиа!
– Не стоит благодарности. Просто мне этого захотелось. Твой сон будет теперь спокойнее.
– Это точно!
– И мой – тоже.
Она собралась уходить и напоследок бросила через плечо:
– Знаешь, что я тебе скажу, Джубо…
– Что, Лукреция Борджиа?
– Что все разговоры, будто белые мужчины сплошь немощны, – враки. Масса Лайтфут – загляденье, а не мужчина. Он даже тебя перещеголял.
– Ты, видать, сравниваешь его с тем, какой я сейчас, – с добродушным смехом откликнулся он.
Лукреция Борджиа возвратилась в Большой дом, где в чулане позади кухни спал Джем-младший. Она прижала младенца к себе. Его ротик нашарил ее сосок. Лукреция Борджиа баюкала его, пока он опять не заснул. Она вспоминала Пенси и Мей-Энн и отчаянно им завидовала. Белый мужчина! Везение, да и только! Впрочем, скоро наступит и ее черед. Она ждала своей очереди с замиранием сердца. Пока же она была готова довольствоваться Джубо, хоть в этом и было куда меньше радости.
Глава VIII
Ренсом Лайтфут провел на плантации Элм Гроув примерно месяц. Правда, жил там не все время: по пятницам, позавтракав, уезжал домой, чтобы снова возвратиться лишь в понедельник. Таким образом, для работы у него оставалось только по четыре ночи в неделю, однако он рассудил, что, не получая за свои труды наличными, может самостоятельно устанавливать себе режим.
Покончив с Пенси и Мей-Энн (которые весьма сожалели об этом – Пенси забыла прежние страхи и взирала на Ренсома с неприкрытым вожделением), он перебрался к Жемчужине и Агнес, у которых провел больше времени, чем у первой пары, – потому, должно быть, что Жемчужина пришлась ему по вкусу более остальных. Он покрыл бывшую женщину Джема, но не лег с Летти, поскольку она пока оставалась с Дейдом. Зато он лишил невинности бедняжку Эмми, которая вследствие этого объявила Лукреции Борджиа об утрате трудоспособности сроком на неделю. Одной полновесной кухаркиной пощечины оказалось достаточно, чтобы она мгновенно пришла в себя, хотя стонам не было конца – были бы слушатели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43