Мысль о том, что продать могут и ее, вселяла в нее страх. Подобная опасность существовала всегда. Ни один чернокожий не мог знать, как сложится его судьба после выхода на аукционный помост. Она вознамерилась сделать все, чтобы переубедить хозяйку. Даже если плантация пойдет с молотка, она надеялась внушить миссис Маклин мысль оставить ее при себе. Эта надежда грела ей душу. Обычно с миссис Маклин было нетрудно договориться, к тому же между ними почти никогда не случалось размолвок.
Процессия двинулась назад, к Большому дому. Согласно традиции миссис Маклин не полагалось сидеть за поминальным столом: ей следовало оставаться в темной комнате, в компании одной-двух соседок, которые, сочувственно охая, станут прикладывать ей ко лбу камфорные компрессы и обмахивать веером из пальмового листа.
В отличие от комнаты, где горевала вдова, за поминальным столом царило веселье. На мужчин начало оказывать действие спиртное, потребленное перед похоронами, женщины тоже перестали изображать скорбь и с радостью возобновили сплетни. Стол ломился от угощений. Каждая гостья постаралась перещеголять остальных неповторимым домашним кушаньем: одна привезла пирог с начинкой из ореха пекана, другая – торт по рецепту леди Балтимор; женщины, более стесненные в средствах, ограничились кукурузными лепешками. Служанки не успевали подкладывать гостям еду.
Только на закате мужчины потянулись к повозкам. Пока они возились с упряжью, женщины проворно разобрали свою посуду. К вечеру в Элм Гроув не осталось ни одного чужого; владелец уже покоился под шестью футами земли на тенистом кладбище, а его вдова, оставшаяся одна в доме, была теперь единственной белой женщиной на всю плантацию.
Труды Лукреции Борджиа были пока что далеки от завершения. Настал черед убирать со стола. Невольники еще не ели, поэтому она разделила оставшуюся снедь на порции и разослала их по хижинам, строго наказав, чтобы, поев, все приступили к тщательной уборке. Уже в глубокой темноте посуда была перемыта и убрана в кухонный буфет, поминальные столы снова стали козлами и досками, грязные простыни, игравшие днем роль скатертей, были отправлены в стирку. Наконец-то Лукреция Борджиа смогла облегченно опуститься на свой кухонный табурет, сбросить бесформенные шлепанцы и задрать натруженные ноги, пристроив их на стуле.
Чернокожие помощницы были отправлены по домам, все свечи, кроме одной, потушены. Настал момент заглянуть к миссис Маклин, чтобы узнать, не нужно ли ей чего. Однако миссис Маклин не вызывала ее, а Лукреция Борджиа слишком устала, чтобы двинуться с места. Она так и сидела без единой мысли в голове, когда дверь отворилась и появился Джубо. Он тоже так устал, что без слов опустился на тюфяк, радуясь теплу, исходящему от догорающих в плите углей. Оба долго молчали. Наконец Джубо проговорил:
– Что будет теперь, когда не стало массы Маклина? Наверное, миссис Маклин будет управлять плантацией с твоей помощью, Лукреция Борджиа?
Она печально покачала головой:
– Чего не знаю, того не знаю. Я делаю все, что могу, чтобы убедить ее, что все может продолжаться не хуже, чем раньше, но не знаю, выйдет ли из этого толк. Смотри, держи язык за зубами и никому не выболтай то, что сейчас услышишь: может быть, миссис Маклин теперь продаст плантацию – землю, скот, негров. Так посоветовал ей перед смертью мистер Маклин.
– Почему ты хочешь, чтобы я помалкивал?
– Сам знаешь, как люди опечалятся, если поймут, что скоро все изменится. Ниггеры не любят перемен. Они привыкают к одному месту и не хотят, чтобы их продавали другим хозяевам. Я и то лишаюсь покоя, стоит мне об этом подумать.
Джубо сел, пытаясь переварить только что услышанное. О напряженной работе, происходящей у него в голове, свидетельствовало то, как увлеченно он теребил себя за пальцы ног.
– Ты хочешь сказать, что нас могут продать?
– Очень даже может быть. Я тоже этого боюсь. Мне тут нравится. Мистер Маклин был добрым хозяином, с миссис Маклин я тоже не знала хлопот. Ни с ней, ни с ним у меня не бывало ссор. Кто знает, где мы теперь окажемся?
– Я никуда не хочу! – Голос Джубо дрожал от страха. – И с тобой разлучаться не хочу, Лукреция Борджиа!
– Никому нет дела до того, чего нам с тобой хочется или не хочется. Остается только помалкивать. Одно меня радует…
– Что? – Он подался вперед, надеясь услышать хоть что-то приятное.
– Очень просто: мы молодые, сильные, хороши собой. Ты, конечно, негр негром и дикарь в придачу, зато силен телом. Любому ясно, какой ты отличный работник. Я не больно красива, зато крепкая и могу о себе позаботиться. За таких дают неплохую цену. Ты одно запомни, Джубо… Он придвинулся к ней поближе:
– Что запомнить, Лукреция Борджиа?
– Чем больше за тебя заплатит на аукционе новый хозяин, тем лучше он будет к тебе относиться. Новый хозяин не станет мучить слугу, за которого отвалил уйму денег.
– Это точно! – согласился Джубо. – А ты думаешь, что на нас не поскупятся?
– Надеюсь, что именно ты да я принесем хозяйке больше дохода, чем кто-нибудь еще на всей плантации. Только я еще не уверена, что она меня продаст. Миссис Маклин без меня как без рук. Вдруг она возьмет меня с собой?
У Джубо задрожали губы.
– Значит, нас разлучат? – Он повозился на полу и устроился повыше, положив голову ей на колени. – Я так не хочу с тобой расставаться, Лукреция Борджиа! Знаю, что не так дорог тебе, как Большой Джем, и что с тем белым блондином тебе нравилось больше, чем со мной, но все равно я тебя люблю. Мне в жизни никто не нужен – только ты.
Она нежно погладила его по голове:
– Мне так приятно, что ты меня любишь, Джубо! Мне бы тоже хотелось, чтобы нас продали вместе, но я на это не очень надеюсь. Ты славный парень. Если нас разлучат, буду по тебе скучать, но разве кто-нибудь может сказать, что с нами случится? Вдруг мы опять попадем к одному хозяину? Хотя для одного это будет дороговато…
Он встал и заставил ее тоже подняться с табурета. Нежно обняв ее и поцеловав, быстро повел к тюфяку, подле которого стал расстегивать на ней платье.
– Я сегодня слишком устала, Джубо, – слабо воспротивилась она.
– Я тоже устал, Лукреция Борджиа, просто мне хочется побыть с тобой. Меня что-то не тянет тащиться обратно в конюшню и спать в конском стойле.
Она опустилась на тюфяк, потянув его за собой.
– Я не жалуюсь, Джубо. Мне тоже не хочется проводить эту ночь в одиночестве. Я сказала, что слишком устала для любви, но тело, наверное, всегда к этому готово. Похоже, это как раз то, что ему требуется. Прошлой ночью я была с тобой, но мы так торопились, что я все позабыла. Любовь никому не причинит вреда. Если ты не врешь, что меня любишь, то мне тоже хочется быть с тобой, Джубо.
Он на короткое время разжал объятия, чтобы задуть огарок свечи, а затем на ощупь нашел на тюфяке ее теплое, нежное тело. Оба чувствовали, что это их последняя ночь любви. Они сумели обойтись без жаркой, потной возни: соединение их тел и сердец было спокойным и бесконечно нежным. Оба догадывались, что им больше не быть вместе. Возможно, по этой самой причине их любовь достигла такой пламенности, а последовавший затем сон был так беспробуден.
Глава XI
А пока жизнь на плантации Элм Гроув текла по-прежнему. Конечно, напряжению и суете, царившим в доме во время болезни мистера Маклина, теперь пришел конец. Не для кого стало готовить бульоны и пюре, пропала необходимость беспрерывно менять и отстирывать грязное белье, потом бдить у постели умирающего. Миссис Маклин безропотно передоверила Лукреции Борджиа заботы по управлению плантацией, а та, как всегда, охотно взвалила на себя бремя власти. Властвовать над другими было ее излюбленным занятием, ничто не давало ей такого счастья, как возможность нагружать работой других. Теперь ее усердие достигло небывалого накала, она изо всех сил старалась убедить миссис Маклин, что благодаря ее стараниям труд на плантации будет приносить плоды отнюдь не меньшие, чем это было в прошлом при живом хозяине.
Как-то утром, по прошествии нескольких дней после похорон, миссис Маклин вызвала Лукрецию Борджиа и передала через нее приказание Джубо запрячь лошадей в кабриолет и отвезти хозяйку со служанкой в Марисбург. Из ее слов следовало, что в этой поездке ей совершенно необходима Лукреция Борджиа: ей претило одиночество, Далила же была слишком занята, она возилась с хозяйским гардеробом. Поездка преследовала некую важную цель, которой не сумел бы достичь один Джубо: здесь требовалось вмешательство самой госпожи, ну а ради приличия было необходимо захватить с собой служанку.
Лукреция Борджиа бросилась в конюшню, чтобы передать Джубо поручение, после чего возвратилась на кухню и стала переодеваться. У нее имелось всего одно приличное черное батистовое платье, в которое она и нарядилась, расставшись с привычным туго накрахмаленным передником. Если на сей раз миссис Маклин отдала предпочтение не своей любимице Далиле, а Лукреции Борджиа, то та не собиралась ударить в грязь лицом.
Скоро они покатили к городку. Миссис Маклин не выпускала из рук сумочку, словно в ней лежало нечто важное. Ее содержимое до поры до времени оставалось для Лукреции Борджиа тайной, хотя обращенное к вознице хозяйское приказание начать путешествие с почты уже давало пищу для догадок.
Марисбург представлял собой даже не городок, а крохотную деревеньку у развилки дорог, однако здесь имелось кирпичное здание банка и лавка, под крышей которой приютилось также почтовое отделение. В немногих добротных домах обитали банкир, ветеринар, адвокат и хозяин лавки; остальные жилища были лачугами, где ютились негры. По деревне бегали отощавшие собаки, лишь изредка находившие, чем поживиться.
Кабриолет остановился возле самой лавки. Лукреция Борджиа надеялась, что хозяйка позовет ее с собой. Миссис Маклин уже извлекла из сумочки письмо, что укрепило эти надежды: отправка письма являлась событием незаурядным.
Пока же она нетерпеливо дожидалась миссис Маклин в кабриолете, развлекая себя разговором с Джубо. Ей очень хотелось узнать, как именно поступит хозяйка с письмом, однако ее нетерпение объяснялось не одним этим: она никогда в жизни не заглядывала в магазин и сгорала от желания посмотреть, каков он изнутри. Вскоре ее изобретательный ум подсказал подходящий предлог. На плантации подходили к концу запасы пшеничной муки, и, будучи предусмотрительной кухаркой, она просто не могла не напомнить об этом своей хозяйке. Озабоченно поджав губы, молодая негритянка вылезла из кабриолета и проникла в полутемное помещение. Миссис Маклин беседовала с мужчиной у окошечка, олицетворявшего собой, собственно, местную почту.
Лукреция Борджиа почтительно приблизилась. Миссис Маклин как раз спрашивала у собеседника, сколько времени будет идти ее письмо до Атланты. Ответа служанка не расслышала, но смекнула, что письмо адресовано сестре миссис Маклин – той самой, которую упоминал мистер Маклин на смертном одре. Лукреция Борджиа похолодела от страха. Неужто миссис Маклин надумала уехать? Неужто Элм Гроув и все черное население плантации ждут торги? Неужто все ее старания произвести впечатление на хозяйку оказались напрасными?
Миссис Маклин обернулась и обнаружила у себя за спиной Лукрецию Борджиа.
– Что ты тут делаешь? – недовольно осведомилась она.
– Прошу меня извинить, мэм. Я пришла напомнить вам, миссис Маклин, мэм, что у нас на исходе пшеничная мука. Возможно, вам захочется прикупить муки здесь. Мы уже скребем по дну бочки.
– С этим я разберусь, – ответила миссис Маклин, жестом отправляя ее восвояси. – Возвращайся к Джубо. Неграм в лавке не место. Меня ждут другие дела. Впредь не покидай кабриолет без моего разрешения.
– Ниггеры в наши дни совсем распоясались, – произнес хозяин лавки, хмурясь, и воззрился на миссис Маклин, дожидаясь ее одобрения этому его замечанию.
Лукреция Борджиа степенно удалилась. Ее любопытство было удовлетворено: миссис Маклин отослала письмо в Атланту. Что касается других дел, то она узнает, в чем они состоят, в свое время.
Увы, ее ждало разочарование. Миссис Маклин велела Джубо везти ее в банк, но, вместо того чтобы войти в это учреждение с парадного крыльца, воспользовалась задней дверью. Умей Лукреция Борджиа читать, намерения миссис Маклин не остались бы для нее загадкой, так как над лесенкой, на которую та поднялась, висела табличка: «А. Оуэн, адвокат».
Здесь миссис Маклин застряла надолго. Лукреция Борджиа томилась от безделья, переговариваясь с Джубо и строя мысленные догадки. Итак, миссис Маклин написала письмо сестре в Атланту – в этом не было никаких сомнений; но что могло так задержать ее в банке? Банк смущал Лукрецию Борджиа. Она знала, что он каким-то образом связан с деньгами, так как слышала разговоры на эту тему между Маклинами, однако не имела ни малейшего понятия, какие услуги он может оказывать. Правда, она знала цену деньгам, хотя никогда не держала в руках больше двух серебряных долларов – платы мистера Маклина за двух подаренных ему ею младенцев.
Минула целая вечность, прежде чем миссис Маклин спустилась по ступенькам и снова села в кабриолет. Откинув черную вуаль с лица, она вытерла платком пот. Джубо получил приказание ехать домой. Лукрецию Борджиа так и подмывало спросить у госпожи про банк, однако у нее не хватило смелости затронуть столь щекотливую тему. Служанка могла позволить себе далеко не все, а уж Лукреция Борджиа умела соблюдать дистанцию. Она решила не торопить события, уверенная, что рано или поздно обо всем узнает.
Спустя неделю миссис Маклин стала ежедневно отряжать Джубо на почту за письмом; если таковое вдруг придет, Джубо надлежало обращаться с ним с особой осторожностью и тщанием и, чего доброго, не потерять на обратном пути. Лукреция Борджиа первой встречала его у ворот, всякий раз опережая хозяйку и задавая один и тот же вопрос: «Ну, привез?» Ответ всегда был одним и тем же: «Нет». У Лукреции Борджиа от этого «нет» становилось легко на сердце. Однако через две недели торжествующий Джубо крикнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43