https://wodolei.ru/catalog/unitazy/
– спросила она у мужа.
– У нас в «стране пребывания» похожая история была – я же рассказывал, – ответил Кузниц. – Эти двое дикарей с «мухой» – при желании вполне можно сказать, что они из этих, как Ефим говорит, потерянных. И вообще, я эти сказки уже слышал – в штабе много об этом говорили, когда в Англии этот случай с бомбой произошел – у нас ведь в штабе почти все британцы, только несколько еще поляков да мы. А здесь вроде пока потерянных нет, разве что из броневичков кто-нибудь вылезет. Вообще-то, я не очень верю этим слухам – похоже на газетную утку. Кстати, эти дикари, которых возле «мухи» схватили, так это, скорее всего, сами террористы и были – арабы в длинных таких рубашках ходят – галабиях, – скинул рубашку, и вот тебе дикарь.
– Из броневичков никто не вылезет – они наглухо задраены, я сам видел, – сказал Ефим.
– Не надо все так сразу отрицать, – вмешалась Константинова, – ведь в перерождения мы тоже сначала не верили. Никто не в состоянии постичь Его замыслы!
– Аминь, – резюмировал Константинов, – надо на посошок и домой – поздно уже.
– Vous avez raison, – поддержал его Дорошенко почему-то по-французски.
– Успеете, – сказал Вольф Шварц, – сколько тут ехать?! А я вот что думаю насчет этих потерянных. Как вам известно, я атеист и во все эти божьи провидения не верю. По-моему, при всех этих перерождениях действует какое-то сильное поле, вот оно и может, так сказать, выдергивать из прошлого людей, которые находились в этом временном слое, что ли. Вообще-то, я не специалист, но…
– Заметно, – сказал Константинов.
– Ну и что! – парировал Вольф. – Мне это подсказывает интуиция творческого человека. Мало что ли известно случаев, когда художник провидел будущее?! Вот Дали, например…Что он там предсказал?
– Полет Гагарина, – сказал Дорошенко и чокнулся с Константиновым.
– Не смешно, – сказал Вольф и тоже поднял свою рюмку, – предлагаю выпить за творческую интуицию.
Тост получил всеобщее одобрение, и тема, казалось, была забыта, но вдруг неожиданно для всех в роли теоретика выступил Ефим.
– Я тоже думаю, что бог тут ни при чем, – сказал он. – Я думаю, что просто наша планета не желает больше терпеть те гадости, которые мы творим с ней и на ней. Ядерные технологии и особенно ядерное оружие угрожают планетарному равновесию, и на Земле начинают происходить компенсационные процессы – так называемые перерождения ядерных материалов. Что же касается этих «потерянных», то это вполне могут быть мутанты.
– Теория не нова, – заметил Константинов, – ее уже пытались протолкнуть наши академики, но беда в том, что она недоказуема. Почему, если это так, как ты говоришь, планета не реагирует на испытания ядерного оружия – их ведь многие страны продолжают проводить?
Ефим хотел ответить, но тут кот, почувствовав, что присутствующие потеряли бдительность, исхитрился и стащил мясную колбаску с его тарелки.
– Ловите его, ловите! – истошно закричала Ира Калинкина, вскочив с чурбачка. – Ему нельзя это есть – у него аллергия.
Общими усилиями кота загнали под диван – он там утробно выл и не хотел расставаться с добычей. Супруги Шварц-Калинкины улеглись на пол и пытались его выманить фальшивыми посулами мяса в будущем, но у кота уже было мясо в настоящем и на посулы он не поддавался.
Очередное собрание карасса закончилось. Переступая через хозяев, гости потянулись в прихожую одеваться.
Шварц жил в новом районе, а остальные – в старом городе, куда ехать надо было сначала маршруткой, а потом метро. Ехали все вместе, но по дороге почти не разговаривали, только Инга обсудила с Леной Дорошенко перспективы катанья на горных лыжах в Карпатах этой зимой. Так доехали до «Театральной», где Константиновы выходили, а остальным надо было делать пересадку. Время было позднее, людей в поезде было мало, но в вестибюле станции они неожиданно увидели довольно большую толпу.
– Интересно, что там произошло, – сказал Ефим и пошел к толпе, остальные потянулись за ним. Кузниц толпы боялся и хотел остаться, но Инга потянула его за собой.
Все столпились вокруг человека, сидевшего на скамейке у стены, и возбужденно переговаривались. Человек этот действительно выглядел странно. На нем был кожаный комбинезон и кожаный шлем с длинными ушами, и на лбу у него сидели большие очки-консервы. Кузниц подумал, что больше всего он напоминает фотографию Валерия Чкалова у самолета после перелета в Америку. В детстве у Кузница была книжка с такой фотографией, и он ее хорошо помнил. Человек что-то доказывал стоящему возле него дежурному полицейскому.
Любопытный Ефим поговорил с людьми и выяснил, что этого человека привели с собой в метро какие-то подростки, что он тут всего боится и просит вывести его наверх. Больше Кузниц ничего не успел узнать, потому что подошел их с Ингой поезд. Поезд был последним, и пришлось уехать. Через окно вагона Кузниц успел еще раз мельком увидеть этого странного человека и еще раз подивиться его сходству с Чкаловым со знаменитой фотографии. По дороге домой они с Ингой вяло обменялись впечатлениями, решили, что это какой-то шутник так вырядился. Утром об эпизоде никто не вспомнил, и только потом, спустя много месяцев, выяснилось, что была это их первая встреча с «потерянным».
4. Пребывание «в стране пребывания»
«Во время пребывания в „стране пребывания“»… – Кузниц писал отчет для штаба, и давался он Кузницу тяжело, поэтому он делал частые перерывы: пил чай и ходил курить на кухню, хотя ни чаю, ни курить не хотелось, и надо было бы поторопиться, потому что он и так дотянул до последнего дня и из штаба уже звонили и ругались.
Больше всего на свете он не любил писать официальные бумаги и всегда писал их не так, как положено, и всегда приходилось переписывать. Он и тянул до последнего дня отчасти потому, что в этот день уезжал и рассчитывал отдать отчет представителю штаба, который обычно их провожал, и тогда уже никто не сможет его заставить этот отчет переделывать.
Наконец он поставил точку, расписался и, не перечитывая, запихнул отчет в конверт. Сделал он это как раз вовремя: со двора послышался автомобильный сигнал – приехал Валера. Молча присели на дорожку, говорить было не о чем – все уже было переговорено. Инга давно пыталась отговорить Кузница от этих поездок, но накануне вечером предприняла особо массированное наступление, даже со слезами, что совсем не было на нее похоже. Поэтому сейчас он наскоро ее поцеловал, схватил свой видавший виды чемодан и, сказав: «Позвоню, как долетим», – скатился вниз по лестнице, хлопнулся на сиденье Валериного «форда», и скоро дом скрылся из глаз.
«Зачем я в это ввязался?» – тоскливо думал Кузниц по дороге, пока заезжали за Хосе, а потом за Ариелем. Но когда в машину сел Ариель, думать о чем-либо стало невозможно – Ариель излагал свою жизненную позицию и постоянно требовал одобрения аудитории.
– Однова живем! – говорил он. – Заработаем немного денег, а пуля, она дура, скажете, нет?!
Получив искомое одобрение в виде по-военному бравого Валериного «А то!» и неопределенных междометий со стороны Кузница и мрачного Хосе, Ариель сменил тему и стал произносить инвективы в адрес своего легкомысленного приятеля Феликса, который мало того, что пьет и ничего в семью не приносит, но еще и недавно вознамерился эмигрировать в поисках сладкой жизни, что, по мнению Ариеля, было позором и предательством по отношению к вскормившей его, то есть Феликса, Неньке Украине.
– Чем же он ей так обязан? – поинтересовался Хосе тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
– Всем, – сказал Ариель, и дальнейшее уже не трудно было предсказать. Традиционный спор о патриотизме грозил перерасти в серьезную ссору, но дорога в аэропорт, к счастью, была недолгой и «soldiers of fortune» подошли к стойке пограничного контроля хотя и надутые, но все же! окончательно не разругавшись.
У стойки их, как обычно, ждал представитель штаба майор Выхрестенко, который, тоже как обычно, произнес прочувствованную речь на ломаном украинском по поводу их высокой представительской миссии в общем деле борьбы цивилизованного мира против варваров и о поддержке, которую готова в случае чего оказать своим гражданам Украина и, в частности, ее доблестные вооруженные силы, и тоже традиционно добавил на русском:
– В случае чего, хлопцы, мы ничего не знаем – вы сами по себе. Понятно?
Бравые наемники кисло подтвердили, что понятно, а Хосе сказал, что высокую миссию они это… он долго искал подходящий глагол и наконец заверил Выхрестенко, что высокую миссию они не подкачают. На этом процедура напутствия завершилась, Кузниц сунул Выхрестенко конверт с отчетом, и скоро они уже сидели в самолете.
Чартер на Крит был полупустым, как, впрочем, и все рейсы за границу после начала войны. Заказали этот чартерный рейс какие-то бизнесмены, и они же в основном сидели в салоне – греки и украинцы, одинаково громогласные и бесцеремонные, но свободных мест было много и Кузниц сел отдельно от Ариеля и Хосе, которые, похоже, продолжили старый спор об Украине, ее роли и миссии в мире.
«Крит…» – думал Кузниц. Остров безумного Минотавра и «танцев с быком», туристский рай, в котором он когда-то побывал, даже не предполагая, что снова попадет сюда, но война смешала все карты и изменила все планы.
«Обязательно надо в этот раз исхитриться съездить в Сфакию», – решил он и стал прикидывать, как это лучше сделать.
На Крите Кузница интересовала не столько его древняя культура, Кносский дворец и византийские монастыри – он добросовестно всюду побывал под мудрым водительством Инги и остался равнодушным, – сколько критская одиссея немолодого лейтенанта Королевского корпуса алебардистов Гая Краучбека, которая в Сфакии началась и там же закончилась в старой рыбацкой лодке под командой сумасшедшего саперного капитана.
Ивлин Во был одним из любимых писателей Кузница, а «Офицеры и джентльмены» – любимой книгой. Сколько раз он мысленно брел вместе с лейтенантом Краучбеком по военным дорогам Крита, отступая под пулями наглых немецких штурмовиков в компании людей в такой же форме, как у него, но чужих и чуждых ему.
«Обязательно надо съездить в Сфакию», – сказал он себе еще раз.
Принесли довольно хороший по военным временам обед – видно, бизнесмены, заказавшие чартер, постарались, – и он занялся едой – дома обстановка была такая, что он, считай, и не завтракал. Вскоре после обеда к нему подсел Хосе.
– Что, опять поссорился с Ариелем? – спросил Кузниц.
– Да нет, – Хосе отхлебнул кофе из чашки, которую принес собой, – с ним нельзя поссориться, просто не успеваешь – он напивается раньше.
– Что, уже?
– Ну да, спит, – Хосе помолчал и спросил: – А ты не боишься, что по нашему самолету «правоверные» шарахнут?
– Я фаталист, – ответил Кузниц, – и потом ты же знаешь, что современных ракет у «правоверных» уже нет, а старая зенитка «Боинг» на такой высоте не достанет, – он чувствовал, что Хосе подсел к нему не зря, что не зениток он боится, а хочет о чем-то поговорить. Так и оказалось.
– Слышишь, – сказал Хосе, – а какие у тебя дела с этим Аджубеем?
– С каким Аджубеем? – спросил Кузниц, хотя и понял, что Хосе имеет в виду Эджби.
– Ну, с этим, из IAO?
– С Абдулом? – переспросил Кузниц. – Так ты же знаешь, что мы вроде как подружились с ним после того теракта в Стамбуле. Помнишь? Это ведь он нам эту халтуру устроил – переводчиками в добровольческом отряде, а не то пришлось бы лапу сосать – сам знаешь, конференций сейчас нет – война.
– Это я знаю, – согласился Хосе, – только почему он с тобой в «стране пребывания» встречается? Ты что, на него работаешь? Или это тайна? Если тайна, то я не лезу. Просто капитан Гонта меня спросил: что это, говорит, Генрих с этим пижоном из Logistics яшкается?
– Так и сказал: «яшкается»?
– Ну да, – Хосе отдал пустую чашку стюардессе, которая как раз провозила мимо свою тележку, – ты же знаешь Гонту – университетов он не кончал. Так в чем дело? Можешь сказать?
Кузниц знал капитана Гонту, знал, что он, хотя университетов и не кончал, был из военной разведки, и это было плохо. Говорил он Абдулу, что не надо в расположении встречаться, лучше в городе. Абдул только смеялся:
– We are friends, aren't we?
– Тайны тут никакой нет – мы с Абдулом приятели. Он говорит, что я «a very unusual man».
– Indeed, – усмехнулся Хосе и пошел на свое место.
«Плохо, – подумал Кузниц после его ухода. Он рассеянно посмотрел на напоминающие грязный снег облака, закрывавшие землю, – плохо, что Гонта что-то почуял, а может быть, и знает что-то. Украина, правда, сочувствует борьбе коалиции, но официально ведь считается нейтральной, да и не все сочувствуют – много есть таких, что в душе на стороне арабов, особенно в армии, – традиционная дружба еще со времен Союза. И у генералов этих, которые танки хотели толкнуть арабам, наверняка есть кто-то свой в разведке. А все Абдул виноват – нельзя было нам встречаться на Островах открыто, я ему говорил».
Роль Кузница в этой истории с танками была невелика. Никакого задания он не получал – случайно все вышло. Удивило его тогда просто, что им вдруг дали для перевода на английский техническую документацию на семьдесят шестые. Он поинтересовался у Ярошенко, не собираются ли прислать эти танки на Острова, но тот сказал, что не знает, что это задание из дома, из Управления тыла, и посоветовал не совать нос не в свои дела.
Тут как раз у него была встреча с Эджби назначена. Совсем по другим делам – мальтийцем одним он тогда занимался из штабной обслуги, бегал за ним по базарам в Нижнем городе. Ну и рассказал он Эджби про документацию на танки, рассказал просто так, «для разговора». Кузниц с ним виделся часто, не скрываясь, и не всегда по шпионским делам. Абдул считал, что так меньше подозрений, и даже с начальством высоким договорился, сказал, что лейтенант Кузниц участвует в антитеррористической операции. Абдул был приятным во всех отношениях парнем, начитанным, знал даже кое-какую русскую литературу, и интереснее было с ним, чем с полуграмотными комбатантами из Добровольческого отряда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– У нас в «стране пребывания» похожая история была – я же рассказывал, – ответил Кузниц. – Эти двое дикарей с «мухой» – при желании вполне можно сказать, что они из этих, как Ефим говорит, потерянных. И вообще, я эти сказки уже слышал – в штабе много об этом говорили, когда в Англии этот случай с бомбой произошел – у нас ведь в штабе почти все британцы, только несколько еще поляков да мы. А здесь вроде пока потерянных нет, разве что из броневичков кто-нибудь вылезет. Вообще-то, я не очень верю этим слухам – похоже на газетную утку. Кстати, эти дикари, которых возле «мухи» схватили, так это, скорее всего, сами террористы и были – арабы в длинных таких рубашках ходят – галабиях, – скинул рубашку, и вот тебе дикарь.
– Из броневичков никто не вылезет – они наглухо задраены, я сам видел, – сказал Ефим.
– Не надо все так сразу отрицать, – вмешалась Константинова, – ведь в перерождения мы тоже сначала не верили. Никто не в состоянии постичь Его замыслы!
– Аминь, – резюмировал Константинов, – надо на посошок и домой – поздно уже.
– Vous avez raison, – поддержал его Дорошенко почему-то по-французски.
– Успеете, – сказал Вольф Шварц, – сколько тут ехать?! А я вот что думаю насчет этих потерянных. Как вам известно, я атеист и во все эти божьи провидения не верю. По-моему, при всех этих перерождениях действует какое-то сильное поле, вот оно и может, так сказать, выдергивать из прошлого людей, которые находились в этом временном слое, что ли. Вообще-то, я не специалист, но…
– Заметно, – сказал Константинов.
– Ну и что! – парировал Вольф. – Мне это подсказывает интуиция творческого человека. Мало что ли известно случаев, когда художник провидел будущее?! Вот Дали, например…Что он там предсказал?
– Полет Гагарина, – сказал Дорошенко и чокнулся с Константиновым.
– Не смешно, – сказал Вольф и тоже поднял свою рюмку, – предлагаю выпить за творческую интуицию.
Тост получил всеобщее одобрение, и тема, казалось, была забыта, но вдруг неожиданно для всех в роли теоретика выступил Ефим.
– Я тоже думаю, что бог тут ни при чем, – сказал он. – Я думаю, что просто наша планета не желает больше терпеть те гадости, которые мы творим с ней и на ней. Ядерные технологии и особенно ядерное оружие угрожают планетарному равновесию, и на Земле начинают происходить компенсационные процессы – так называемые перерождения ядерных материалов. Что же касается этих «потерянных», то это вполне могут быть мутанты.
– Теория не нова, – заметил Константинов, – ее уже пытались протолкнуть наши академики, но беда в том, что она недоказуема. Почему, если это так, как ты говоришь, планета не реагирует на испытания ядерного оружия – их ведь многие страны продолжают проводить?
Ефим хотел ответить, но тут кот, почувствовав, что присутствующие потеряли бдительность, исхитрился и стащил мясную колбаску с его тарелки.
– Ловите его, ловите! – истошно закричала Ира Калинкина, вскочив с чурбачка. – Ему нельзя это есть – у него аллергия.
Общими усилиями кота загнали под диван – он там утробно выл и не хотел расставаться с добычей. Супруги Шварц-Калинкины улеглись на пол и пытались его выманить фальшивыми посулами мяса в будущем, но у кота уже было мясо в настоящем и на посулы он не поддавался.
Очередное собрание карасса закончилось. Переступая через хозяев, гости потянулись в прихожую одеваться.
Шварц жил в новом районе, а остальные – в старом городе, куда ехать надо было сначала маршруткой, а потом метро. Ехали все вместе, но по дороге почти не разговаривали, только Инга обсудила с Леной Дорошенко перспективы катанья на горных лыжах в Карпатах этой зимой. Так доехали до «Театральной», где Константиновы выходили, а остальным надо было делать пересадку. Время было позднее, людей в поезде было мало, но в вестибюле станции они неожиданно увидели довольно большую толпу.
– Интересно, что там произошло, – сказал Ефим и пошел к толпе, остальные потянулись за ним. Кузниц толпы боялся и хотел остаться, но Инга потянула его за собой.
Все столпились вокруг человека, сидевшего на скамейке у стены, и возбужденно переговаривались. Человек этот действительно выглядел странно. На нем был кожаный комбинезон и кожаный шлем с длинными ушами, и на лбу у него сидели большие очки-консервы. Кузниц подумал, что больше всего он напоминает фотографию Валерия Чкалова у самолета после перелета в Америку. В детстве у Кузница была книжка с такой фотографией, и он ее хорошо помнил. Человек что-то доказывал стоящему возле него дежурному полицейскому.
Любопытный Ефим поговорил с людьми и выяснил, что этого человека привели с собой в метро какие-то подростки, что он тут всего боится и просит вывести его наверх. Больше Кузниц ничего не успел узнать, потому что подошел их с Ингой поезд. Поезд был последним, и пришлось уехать. Через окно вагона Кузниц успел еще раз мельком увидеть этого странного человека и еще раз подивиться его сходству с Чкаловым со знаменитой фотографии. По дороге домой они с Ингой вяло обменялись впечатлениями, решили, что это какой-то шутник так вырядился. Утром об эпизоде никто не вспомнил, и только потом, спустя много месяцев, выяснилось, что была это их первая встреча с «потерянным».
4. Пребывание «в стране пребывания»
«Во время пребывания в „стране пребывания“»… – Кузниц писал отчет для штаба, и давался он Кузницу тяжело, поэтому он делал частые перерывы: пил чай и ходил курить на кухню, хотя ни чаю, ни курить не хотелось, и надо было бы поторопиться, потому что он и так дотянул до последнего дня и из штаба уже звонили и ругались.
Больше всего на свете он не любил писать официальные бумаги и всегда писал их не так, как положено, и всегда приходилось переписывать. Он и тянул до последнего дня отчасти потому, что в этот день уезжал и рассчитывал отдать отчет представителю штаба, который обычно их провожал, и тогда уже никто не сможет его заставить этот отчет переделывать.
Наконец он поставил точку, расписался и, не перечитывая, запихнул отчет в конверт. Сделал он это как раз вовремя: со двора послышался автомобильный сигнал – приехал Валера. Молча присели на дорожку, говорить было не о чем – все уже было переговорено. Инга давно пыталась отговорить Кузница от этих поездок, но накануне вечером предприняла особо массированное наступление, даже со слезами, что совсем не было на нее похоже. Поэтому сейчас он наскоро ее поцеловал, схватил свой видавший виды чемодан и, сказав: «Позвоню, как долетим», – скатился вниз по лестнице, хлопнулся на сиденье Валериного «форда», и скоро дом скрылся из глаз.
«Зачем я в это ввязался?» – тоскливо думал Кузниц по дороге, пока заезжали за Хосе, а потом за Ариелем. Но когда в машину сел Ариель, думать о чем-либо стало невозможно – Ариель излагал свою жизненную позицию и постоянно требовал одобрения аудитории.
– Однова живем! – говорил он. – Заработаем немного денег, а пуля, она дура, скажете, нет?!
Получив искомое одобрение в виде по-военному бравого Валериного «А то!» и неопределенных междометий со стороны Кузница и мрачного Хосе, Ариель сменил тему и стал произносить инвективы в адрес своего легкомысленного приятеля Феликса, который мало того, что пьет и ничего в семью не приносит, но еще и недавно вознамерился эмигрировать в поисках сладкой жизни, что, по мнению Ариеля, было позором и предательством по отношению к вскормившей его, то есть Феликса, Неньке Украине.
– Чем же он ей так обязан? – поинтересовался Хосе тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
– Всем, – сказал Ариель, и дальнейшее уже не трудно было предсказать. Традиционный спор о патриотизме грозил перерасти в серьезную ссору, но дорога в аэропорт, к счастью, была недолгой и «soldiers of fortune» подошли к стойке пограничного контроля хотя и надутые, но все же! окончательно не разругавшись.
У стойки их, как обычно, ждал представитель штаба майор Выхрестенко, который, тоже как обычно, произнес прочувствованную речь на ломаном украинском по поводу их высокой представительской миссии в общем деле борьбы цивилизованного мира против варваров и о поддержке, которую готова в случае чего оказать своим гражданам Украина и, в частности, ее доблестные вооруженные силы, и тоже традиционно добавил на русском:
– В случае чего, хлопцы, мы ничего не знаем – вы сами по себе. Понятно?
Бравые наемники кисло подтвердили, что понятно, а Хосе сказал, что высокую миссию они это… он долго искал подходящий глагол и наконец заверил Выхрестенко, что высокую миссию они не подкачают. На этом процедура напутствия завершилась, Кузниц сунул Выхрестенко конверт с отчетом, и скоро они уже сидели в самолете.
Чартер на Крит был полупустым, как, впрочем, и все рейсы за границу после начала войны. Заказали этот чартерный рейс какие-то бизнесмены, и они же в основном сидели в салоне – греки и украинцы, одинаково громогласные и бесцеремонные, но свободных мест было много и Кузниц сел отдельно от Ариеля и Хосе, которые, похоже, продолжили старый спор об Украине, ее роли и миссии в мире.
«Крит…» – думал Кузниц. Остров безумного Минотавра и «танцев с быком», туристский рай, в котором он когда-то побывал, даже не предполагая, что снова попадет сюда, но война смешала все карты и изменила все планы.
«Обязательно надо в этот раз исхитриться съездить в Сфакию», – решил он и стал прикидывать, как это лучше сделать.
На Крите Кузница интересовала не столько его древняя культура, Кносский дворец и византийские монастыри – он добросовестно всюду побывал под мудрым водительством Инги и остался равнодушным, – сколько критская одиссея немолодого лейтенанта Королевского корпуса алебардистов Гая Краучбека, которая в Сфакии началась и там же закончилась в старой рыбацкой лодке под командой сумасшедшего саперного капитана.
Ивлин Во был одним из любимых писателей Кузница, а «Офицеры и джентльмены» – любимой книгой. Сколько раз он мысленно брел вместе с лейтенантом Краучбеком по военным дорогам Крита, отступая под пулями наглых немецких штурмовиков в компании людей в такой же форме, как у него, но чужих и чуждых ему.
«Обязательно надо съездить в Сфакию», – сказал он себе еще раз.
Принесли довольно хороший по военным временам обед – видно, бизнесмены, заказавшие чартер, постарались, – и он занялся едой – дома обстановка была такая, что он, считай, и не завтракал. Вскоре после обеда к нему подсел Хосе.
– Что, опять поссорился с Ариелем? – спросил Кузниц.
– Да нет, – Хосе отхлебнул кофе из чашки, которую принес собой, – с ним нельзя поссориться, просто не успеваешь – он напивается раньше.
– Что, уже?
– Ну да, спит, – Хосе помолчал и спросил: – А ты не боишься, что по нашему самолету «правоверные» шарахнут?
– Я фаталист, – ответил Кузниц, – и потом ты же знаешь, что современных ракет у «правоверных» уже нет, а старая зенитка «Боинг» на такой высоте не достанет, – он чувствовал, что Хосе подсел к нему не зря, что не зениток он боится, а хочет о чем-то поговорить. Так и оказалось.
– Слышишь, – сказал Хосе, – а какие у тебя дела с этим Аджубеем?
– С каким Аджубеем? – спросил Кузниц, хотя и понял, что Хосе имеет в виду Эджби.
– Ну, с этим, из IAO?
– С Абдулом? – переспросил Кузниц. – Так ты же знаешь, что мы вроде как подружились с ним после того теракта в Стамбуле. Помнишь? Это ведь он нам эту халтуру устроил – переводчиками в добровольческом отряде, а не то пришлось бы лапу сосать – сам знаешь, конференций сейчас нет – война.
– Это я знаю, – согласился Хосе, – только почему он с тобой в «стране пребывания» встречается? Ты что, на него работаешь? Или это тайна? Если тайна, то я не лезу. Просто капитан Гонта меня спросил: что это, говорит, Генрих с этим пижоном из Logistics яшкается?
– Так и сказал: «яшкается»?
– Ну да, – Хосе отдал пустую чашку стюардессе, которая как раз провозила мимо свою тележку, – ты же знаешь Гонту – университетов он не кончал. Так в чем дело? Можешь сказать?
Кузниц знал капитана Гонту, знал, что он, хотя университетов и не кончал, был из военной разведки, и это было плохо. Говорил он Абдулу, что не надо в расположении встречаться, лучше в городе. Абдул только смеялся:
– We are friends, aren't we?
– Тайны тут никакой нет – мы с Абдулом приятели. Он говорит, что я «a very unusual man».
– Indeed, – усмехнулся Хосе и пошел на свое место.
«Плохо, – подумал Кузниц после его ухода. Он рассеянно посмотрел на напоминающие грязный снег облака, закрывавшие землю, – плохо, что Гонта что-то почуял, а может быть, и знает что-то. Украина, правда, сочувствует борьбе коалиции, но официально ведь считается нейтральной, да и не все сочувствуют – много есть таких, что в душе на стороне арабов, особенно в армии, – традиционная дружба еще со времен Союза. И у генералов этих, которые танки хотели толкнуть арабам, наверняка есть кто-то свой в разведке. А все Абдул виноват – нельзя было нам встречаться на Островах открыто, я ему говорил».
Роль Кузница в этой истории с танками была невелика. Никакого задания он не получал – случайно все вышло. Удивило его тогда просто, что им вдруг дали для перевода на английский техническую документацию на семьдесят шестые. Он поинтересовался у Ярошенко, не собираются ли прислать эти танки на Острова, но тот сказал, что не знает, что это задание из дома, из Управления тыла, и посоветовал не совать нос не в свои дела.
Тут как раз у него была встреча с Эджби назначена. Совсем по другим делам – мальтийцем одним он тогда занимался из штабной обслуги, бегал за ним по базарам в Нижнем городе. Ну и рассказал он Эджби про документацию на танки, рассказал просто так, «для разговора». Кузниц с ним виделся часто, не скрываясь, и не всегда по шпионским делам. Абдул считал, что так меньше подозрений, и даже с начальством высоким договорился, сказал, что лейтенант Кузниц участвует в антитеррористической операции. Абдул был приятным во всех отношениях парнем, начитанным, знал даже кое-какую русскую литературу, и интереснее было с ним, чем с полуграмотными комбатантами из Добровольческого отряда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27