Посидев с ними и вяло обсудив последние события, Кузниц пошел к себе в номер и лег прямо на покрывало гостиничной кровати, не раздеваясь.
Он выключил свет и, глядя, как по потолку бегают тени от веток стоявшего под окном какого-то экзотического дерева, которое раскачивал вдруг налетевший с моря сильный ветер, думал обо всем сразу и скоро заснул с таким чувством, как будто только что закончил читать интересную книгу о какой-то другой жизни, не похожей на его собственную, захлопнул ее и смутные тени ее героев растворились в темноте сна и исчезли навсегда.
6. Lost and found
– Блин! – сказал посетитель, – эти осы, блин, – он энергично отмахнулся от упрямого насекомого, норовившего забраться ему за воротник, – октябрь ведь уже, хотя и по новому календарю, но все равно осень. Давно пора им в спячку впасть. Безобразие и анархия в природе, вы как полагаете? – спросил он Кузница.
Кузниц неопределенно хмыкнул, продолжая разглядывать посетителя. Нельзя сказать, что тот был точной копией своих известных портретов (впрочем, в этом не было ничего необычного – на официальных портретах оригинал всегда приукрашен: и выше, и черты благороднее), но сходство со знаменитым родственником, что ли? – или как их называть, клонов этих, братья? – сходство, несомненно, было. Одежда другая, современная – под курткой маечка черная с надписью по теме «Leader of the Pack» и оскаленной волчьей пастью. И грязноват был посетитель, и запашок от него легкий исходил: смесь перегара и вроде тряпок паленых, но сходство определенное – тот же крутой лоб, переходящий в намечающуюся лысину, рыжеват, маленькие глаза с прищуром.
– Вы как устроились в новой жизни? – спросил он посетителя.
– Приемщиком перебиваюсь в пункте приема вторичного сырья в ожидании пособия, – посетитель почесал шею. – Нервный зуд, должно быть, не могла ж она меня укусить, вы как считаете?
Кузниц счел этот вопрос риторическим и опять спросил, стараясь, чтобы его голос звучал официально и сухо:
– Итак, вы просите выдать вам пособие на том основании, что вы так называемый «потерянный», вновь родившийся в этом времени. И при этом утверждаете, что вы, – он посмотрел на экран компьютера, – Ульянов Владимир Ильич, родившийся в 1870 году в городе Симбирск, окончили два курса юридического факультета Казанского университета. Правильно?
– Ну! – Владимир Ульянов энергично кивнул.
– И вы утверждаете, что сейчас 1889 год?
– Этого я не утверждаю, – посетитель хитро прищурился и стал очень похож на свой портрет, правда, более позднего периода, – прошу не искажать мои слова. Я утверждаю, что был 1889-й, когда я в прошлой жизни жил, а сейчас, говорят, и век уже двадцать первый.
«Не выглядит он на девятнадцать лет, – думал Кузниц, – лет тридцать ему сейчас, как минимум. Впрочем, неизвестно, когда он воскрес и что за это время ему пришлось испытать, и вообще, это уже не мое дело – надо отправить его в исторический отдел или к биологам, – мое дело лингвистическая экспертиза».
Он повернулся к компьютеру и начал печатать:
«Обратившийся в Украинскую службу идентификации клонов за пособием по причине переселения во времени, называющий себя Ульяновым В. И. говорит на современном литературном русском языке с незначительной примесью вульгаризмов. Архаизмы и специальные термины в речи отсутствуют. Фонетическая окраска речи соответствует южному говору».
– Зайдите вот с этим, – он протянул распечатку лжеУльянову (или не лже, кто знает?), – с этим листком в соседнюю комнату: как выйдете – направо. Там вам скажут, что делать дальше.
Посетитель взял справку, внимательно прочитал и спросил:
– Дадут пособие, вы как думаете? А то надоело в мусоре копаться.
– Дадут, наверное. Почти всем дают. Только работать все равно придется, на пособие не проживешь – инфляция.
– Ну да, инфляция, – посетитель тяжело поднялся и вышел, не прощаясь.
После ухода посетителя Кузниц посидел некоторое время, бездумно глядя на экран компьютера, по которому уже начали извиваться разноцветные ленты заставки, потом встал и выглянул за дверь своего кабинета: коридор был пуст – больше посетителей не было. Он вернулся в кабинет и стал у открытого окна.
За окном было зелено и тихо, окно выходило в Старый Ботанический сад и звуки города сюда почти не достигали; на дереве под окном прыгали какие-то довольно крупные птицы с пестрым опереньем.
«Сойки, должно быть, – подумал он, – надо будет у Константинова спросить – он всех птиц знает. – Этим вечером предполагался очередной сбор карасса. – Надо будет и про Ленина рассказать. "Не бейте его, он Ленина видел!"» – вспомнил он фразу из старого анекдота и усмехнулся.
Кузниц работал в Украинской службе идентификации клонов, которую они между собой называли «lost amp; found», как называют за границей бюро находок на вокзалах и в аэропортах. Служба была организацией военной и имела статус военного НИИ. Устроил их с Хосе в эту Службу Эджби, когда они бедствовали без работы после Мальты.
Переводческой работы тогда не было, и Кузниц хотел было уже пойти преподавать, хотя дело это очень не любил, но тут в городе, как всегда неожиданно, появился Эджби и пристроил их с Хосе в эту Службу специалистами по лингвистической экспертизе.
Ариель идти работать экспертом отказался – сказал, что он переводчик и переводчиком умрет. Перебивался сначала, но потом ситуация улучшилась, и сейчас он был независимый «free-lance translator», не жаловался и даже уговаривал их с Хосе бросить эту возню с клонами и тоже стать «свободными художниками», как и он. Но Кузниц был человеком инертным и продолжал работать в Службе по привычке, хотя ничего интересного в этой работе уже не находил, а Хосе был кадровым военным и без армии существования своего не мыслил, хотя работа ему тоже не нравилась.
Теория, которую Кузниц впервые услышал от Эджби на Мальте, теперь стала общепризнанной. Было доказано – как, Кузниц не знал и никто из карасса не смог толком ему объяснить, в общем, было как-то доказано, что на месте перерождения оружия действует некий инкубатор, который клонирует людей, находившихся там в давние или сравнительно недавние времена.
Клоны эти были разные, среди них, если верить газетам и слухам, попадались и известные когда-то личности, но Кузницу известные люди до сих пор не попадались, и теперь, когда он столкнулся вдруг с клоном не кого-нибудь, а самого великого Ленина, он почувствовал явное разочарование.
Сейчас, стоя у окна и с наслаждением вдыхая прохладный осенний воздух – целый день все-таки в прокуренном кабинете, – он вдруг вспомнил, как когда-то давно видел по телевизору интервью с потомком Пушкина. Потомок этот был слесарем-водопроводчиком и говорил и вел себя соответственно. Глядя на него, чувствовал тогда Кузниц какую-то неловкость и даже стыд, и сейчас впечатление от Ульянова-клона было похожее.
«Впрочем, – думал он, – это может быть и самозванец похожий». После попытки теракта на Красной площади в начале года, когда бомбу чуть ли не в мавзолей заложили, в газетах писали, что много появилось Ульяновых: и клонов, и самозванцев. «Вот и на Украину один добрался, возможно, и клон. Надо к Хосе сходить, рассказать и с ребятами из исторического поговорить», – решил он, закрыл окно и отправился к Хосе.
Но до Хосе ему дойти не удалось – по пути к его кабинету встретился ему профессор Рудаки.
– Генрих! – обрадовался, увидев его, Рудаки. – Как удачно, что я вас встретил, а то вот думаю, с кем бы это кофе выпить, о жизни нашей наукообразной поговорить, и тут вы. Не откажете кофе выпить со стариком? – Рудаки явно кокетничал и стариком отнюдь не выглядел.
– Не откажу, – усмехнулся Кузниц и пожал протянутую руку. – Здравствуйте, Аврам Мельхедекович! Я, правда, думал к Мартинесу зайти, поделиться новостью: Ленин у меня только что был, представляете?!
– Клон? – Рудаки взял его под руку и потянул к выходу.
– Трудно сказать, может, и клон. Говорит нейтрально с вкраплениями некоторых словечек уголовно-молодежных. Знаете эти: «блин», «типа»?
– Трудный случай, – покачал головой Рудаки, – у клона ведь при рождении память может быть, как у новорожденного, – чистый лист, это позднее уже могут сведения из прошлой жизни проявиться. Теперь только биологи смогут определить, если сумеют. Трудный случай, – Рудаки опять покачал головой, – а к Мартинесу вы лучше не ходите. Я только от него. Расстроен он очень, у него тоже трудный случай, можно сказать, вызов его профессиональной компетенции. Китаец там к нему ходит, утверждает, что он клон человека периода династии Мин, а Хосе Сальваторович его в упор не понимает: ни то, что он говорит, ни то, что пишет.
Рудаки замолчал, пропуская Кузница впереди себя на лестничную площадку, и уже на лестнице продолжил:
– Меня на консультацию позвал, а я, сами понимаете, по-китайски, кроме «Нинь-хао», и не знаю ничего. А китаец наглый – жаловаться собирается, а кому жаловаться и на что? _ Рудаки засмеялся. – Но Хосе Сальваторович расстроился.
Кузницу нравился Рудаки – не был он похож на чванливых университетских профессоров, хотя в своей науке был достаточно известен и книги его за границей переводились. В Службе клонов он числился консультантом.
– Китаец этот, скорее всего, с базара. Решил пособие таким способом получить, – Рудаки опять засмеялся, вытащил из кармана сигареты и предложил Кузницу.
Они вышли из здания Службы через проходную, которую охраняли военные – блюла Украина свои немногочисленные секреты, настоящие и мнимые, – и оказались в Старом Ботаническом.
Хотя октябрь был на удивление жарким, в Саду в тени старых деревьев было прохладно. Пройдя немного по центральной аллее, они устроились в летнем кафе и заказали кофе.
– Что вы вообще об этом думаете, Аврам Мельхедекович? – спросил Кузниц, когда принесли кофе. – Раз уж вы меня со службы выдернули, просветите хотя бы бедного эксперта. А то у меня такое чувство, будто я деньги зря получаю – деньги, правда, небольшие, но все же.
– О деньгах вы не беспокойтесь – деньги нам правительство просто так дает, чтобы мы с голоду бунт какой не замыслили и сидели спокойно. А к нашей работе деньги имеют отношение весьма малое, так сказать, пропорционально той сумме, которую они нам выделяют, – Рудаки погладил свою аккуратно подстриженную бородку и хитро прищурился. Сразу же под обликом современного модно одетого пожилого европейского интеллектуала проступил старый хитрюга-перс, торгующийся с варварами о разделе, скажем, какой-нибудь Каппадокии или Триполитании.
– Что же касается ваших занятий, – продолжал он, отхлебнув кофе, с удовольствием затянувшись и выдохнув в сторону струю дыма, – что касается ваших занятий, то тут, как говорили в старину, «темна вода во облацех». Мы ведь, в сущности, не располагаем никакими надежными фактами. Возьмем это пресловутое перерождение оружия. А было ли оно? А был ли мальчик, так сказать, цитируя классика?
– Ну, как же, – возразил Кузниц, – я был на Островах, своими глазами видел «условно убитых», правда, – он помолчал, вспоминая, – не все тогда были убиты условно, настоящие убитые и раненые тоже были.
– Вот видите, ~ Рудаки стряхнул пепел в жестянку из-под орехов, которая заменяла в кафе пепельницу, – не все в войну играли, некоторые по-настоящему воевали и сейчас воюют, на Ближнем Востоке, например. А «условно убитые» и здесь в городе есть, не видели? Они уже и свою организацию создали, «Лига леопардов» называется – довольно жуткая организация, откровенно фашистская. Не сталкивались с ними?
– Да нет пока, – сказал несколько сбитый с толку Кузниц. Не понимал он, к чему клонит хитрый перс, а тот, как будто прочитав его мысли, продолжил:
– Я вот к чему клоню. Все это очень похоже на заговор, заговор людей без какого-либо потустороннего вмешательства. Договорились оружие не применять и выдали за божье провидение или действие каких-то малопонятных природных сил. А с клонами еще проще, особенно когда пособия им стали выдавать. Подумайте сами, сколько на свете всяких безумцев и авантюристов или просто любителей пособия получать, – Рудаки помолчал и предложил: – А не заказать ли нам еще по чашечке?
– Конечно, давайте закажем, – Кузниц подозвал официантку и заказал кофе. Мысли у него разбегались – ничего не скажешь, озадачил его профессор своей гипотезой!
– А кому это надо? – наконец спросил он.
– Кому? Кому? – засмеялся Рудаки. – Да кому угодно. Церкви, чтобы людей в страхе божьем держать, – вон как авторитет церкви после этих перерождений возрос. Правителям всяким тоже не помешает – на войну легче народ поднять и закончить войну проще, ведь до абсурда дошли с практической реализацией теорий Хантингтона: Христианская коалиция, Союз правоверных. Вы только подумайте, что «правоверным» делать, если, не дай бог, Европу завоюют. Собор св. Петра в мечеть превращать или парижанок заставлять паранджу носить? Абсурд. Надо было эту войну кончать – вот и устроили так, будто бы переродилось оружие.
В теории Рудаки явно было рациональное зерно. Кузниц и сам думал, что уж больно избирательно срабатывает божье провидение. Он вспомнил раненого солдата в мальтийской тюрьме, кровь, капающую на пол проходной с его руки. Почему не переродилась пуля, попавшая ему в руку, а та, которая попала в Гонту, переродилась?
– Может быть, вы и правы, Аврам Мельхедекович, – задумчиво проговорил он, – подумать надо. Мне это до сих пор просто в голову не приходило. Друзьям обязательно расскажу – мы как раз собираемся сегодня вечером. Вы ведь не делаете тайны из своей теории?
– Какая тайна?! Помилуйте. Просто гипотеза, не подтвержденная фактами, как, впрочем, и гипотеза о перерождении, – Рудаки откинулся на спинку стула, закинул руки за голову, хитро посмотрел на Кузница поверх темных очков и продолжил: – Правда, властям эта гипотеза может не понравиться – они не любят, когда их хватают за руку. Но мы ведь живем в демократической стране, не так ли?
– Ну да, – усмехнулся Кузниц, – к тому же мои друзья к власти никакого отношения не имеют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27