Исчезли они будто бы без следа, бросив в разных местах города свои короткие черные автоматы. Один такой автомат лежал в прихожей у Кузница, и Инга требовала, чтобы он от него избавился непременно – сдал властям или, еще лучше, выкинул на помойку. Но Кузниц избавляться от автомата не спешил, ожидая сам не зная чего.
Между тем грибникам наконец улыбнулась удача.
– Генрих! – закричал Шварц из густого осинника, куда они скрылись с Константиновым. – Давай сюда, тут Володя целую плантацию нашел.
И действительно, когда Кузниц наконец продрался через кусты, то увидел, что Константинов сидит на корточках возле пня, а рядом торжествующий Шварц размахивает пластиковым пакетом, полным грибов. Грибы, на непросвещенный взгляд Кузница, были подозрительные, какие-то сизо-черные и темно-зеленые, но Константинов успокоил его, сказав, что это самые что ни на есть классические грузди, безошибочно различать которые он научился в детстве у своей бабушки, по его словам, «фанатичной грибницы».
Константинова поддержал и Шварц, который признался, правда, что вообще в грибах ничего не смыслит, но верным чутьем художника угадывает в этих грибах «душу благородного груздя» и уже видит мысленным взором, как эти слегка маслянистые и аппетитно хрустящие дары леса превращают банальную рюмку водки в изысканное удовольствие.
Распропагандированный Кузниц был мобилизован и стал! вместе со всеми ползать на корточках, собирая эти самые дары леса, но не выражал при этом должного восторга удачливого собирателя.
– Городской ты человек, Генрих, – сказал Константинов.
– Дитя асфальта, – добавил Шварц.
К счастью для Кузница, грибная плантация скоро исчерпалась, и Константинов предложил перекусить и отметить первую удачу. Возражений, естественно, не последовало, и они устроились на поваленной осине неподалеку и достали из рюкзаков бутерброды. Бутерброды с foie gras – остатки даров Эджби – были встречены с должным одобрением. Шварц выставил бутылку какой-то особой настойки собственного изготовления, и Константинов тоже в долгу не остался – вынул из рюкзака продукт своего изготовления, Кузниц же спиртного не взял, так как был еще в немилости у Инги и не захотел дразнить гусей. Но и без его вклада пир намечался славный.
Кузниц разжег костер, и выпили по первой, потом, немного погодя, по второй, опять лениво поговорили про выборы и опять решили, что кто бы ни победил, лучше от этого не станет, и тут Константинов вдруг предложил:
– А давайте грибы поджарим.
– Каким же это образом? – спросил Кузниц.
– На палочках, – ответил Константинов, – я умею.
– Давай, – без особого энтузиазма согласился Шварц, а Кузниц промолчал. Его вдруг охватила сонливость – встали-то очень рано, – и он, привалившись к стволу росшей рядом осины, закрыл глаза, опять стал думать о Леопардах и не заметил, как уснул.
Проснулся он от какого-то странного сладковатого запаха, который примешивался к запаху дыма и прелых листьев. Оказалось, что так пахнут поджаренные Константиновым грузди. Кузницу тут же предложили их отведать. Он выпил вместе со всеми по третьей (или по какой там?) и взял у Константинова прутик с грибами – не только запах, но и вкус у них оказался сладковатый, но вообще-то, не противный, и когда снова выпили, Кузниц опять закусил грибами. И вскоре стали происходить с ним странные вещи. Вдруг как-то сразу стало ему беспричинно весело, захотелось размяться, выкинуть что-нибудь эдакое. Он громко рассмеялся. Константинов удивлено взглянул на него, а он неожиданно для себя вскочил и побежал по лесу, петляя между деревьями, как заяц. Ему кричали вслед, но ему и эти крики казались смешными, и он бежал и смеялся и убежал так, наверное, довольно далеко, а когда наконец выдохся и остановился, то понял, что заблудился.
Константинов и Шварц скрылись в густом осиннике, даже дыма от костра не было видно. Кузниц повернулся и побежал к тому месту, где, как ему казалось, маячила желтая куртка Шварца, но когда он прибежал к этому месту, там не было ни Шварца, ни Константинова и даже дымом не пахло. Тогда он пошел вперед медленнее, стараясь не изменять направления, но никого не было и впереди. Так он шел достаточно долго, озирался по сторонам и даже не совсем уверенно крикнул пару раз, пока не наткнулся на одинокую кривую осину, напоминавшую коряво написанную букву «S», и не понял, что видит эту осину уже во второй раз. Это его развеселило не на шутку – он сел на землю и стал смеяться, вытирая рукавом слезы.
Отсмеявшись, он вдруг разозлился: «Этого еще не хватало. Потерялся! – и решил никуда не ходить, а сидеть и ждать, пока Константинов с Шварцем его не хватятся. – Едва ли они далеко».
Он опять крикнул несколько раз, не получил ответа, сел на рюкзак и закурил. Но как только он закурил, его тут же вырвало. Однако это его почему-то ничуть не огорчило, а наоборот, опять рассмешило, и он снова стал хохотать во все горло. Потом его опять вырвало, и в голове немного просветлело.
«Неужто водка? – подумал он. – Но ведь выпил я совсем немного. – И тут его осенило: – Грибы! Грузди запоздалые, чтоб их! А как там ребята? Они ведь тоже грибы ели».
Ситуация складывалась неприятная – потерялся, да еще и грибами отравился.
«Но все же лучше сидеть на месте, – решил он, – если с ребятами все в порядке, скажу, что нога разболелась. Грибы ведь собираем, а они всю дорогу перли, как на соревнованиях по спортивной ходьбе».
Он попробовал закурить, но его тут же опять затошнило и он выбросил сигарету и неожиданно для себя пересмотрел только что принятое решение сидеть на месте: на месте не сиделось. И он решил сначала походить вокруг, осмотреться, а потом уж вернуться на это место, к осине, и ждать «до упора».
«Надо осмотреть окрестности – вдруг они где-нибудь тут, рядом, а я буду сидеть, как дурак», – подумал он, оправдывая свое новое решение, и пошел в ту сторону, где в густом осиннике вроде брезжил просвет – поляна или дорога.
Когда он наконец дошел до этого просвета – тот оказался намного дальше, чем представлялось, – перед ним вдруг открылось широкое бетонное шоссе. Видимо, это было так называемое стратегическое шоссе – он вспомнил, что видел такие когда-то давно, во время маневров, и тогда говорили, что на такие шоссе могут садиться средние транспортные самолеты и что на гражданских картах такие шоссе не нанесены, а есть только на специальных картах Генштаба.
Шоссе было старое, проложенное, должно быть, еще во времена расцвета Империи и «холодной войны», и сейчас оно пришло в запустение – между плитами торчали пучки почерневшей травы, а кое-где посреди бетонного полотна даже выросли небольшие тонкие деревца. Шоссе, видимо, не пользовались давно – да и пользоваться такими шоссе в гражданских целях было неудобно, – насколько он помнил, эти шоссе имели чисто военное назначение и вели, образно говоря, в никуда.
«Дорога в никуда», – усмехнулся он, вспомнив когда-то читанный роман Мориака, и собрался уже идти назад, к заметной осине – все-таки ориентир какой-никакой, – как вдруг обратил внимание на огромную стаю ворон, буквально заслонившую небо в том конце шоссе, где оно поворачивало и скрывалось за лесом. Стаи ворон осенью, да еще в такой пустынной местности – дело обычное, но как-то слишком уж их было много и явно кружили они над чем-то, что-то наверняка привлекало их на шоссе или в лесу, и Кузниц решил пойти посмотреть.
«Что я привязался к этой осине? Можно подумать, что мы условились там встретиться. Пойду посмотрю, что там вороны увидели», – решил он и быстро пошел по шоссе в сторону поворота. Тошнота прошла, но голова была какая-то пустая и звенело в голове, как от удара.
«Точно отравился, – думал он, приближаясь к повороту, – вот посмотрю, что там вороны нашли, и пойду ребят искать – вдруг они сильно отравились и помощь нужна».
Сначала, когда он был еще далеко, то подумал, что перед ним последствия какой-то природной катастрофы, урагана какого-то, пронесшегося над лесом и завалившего шоссе рыжими обломками сосновых стволов, которые валялись теперь среди застрявших в них различных военных машин.
«Хотя откуда тут взялись сосны, – недоумевал он, – вокруг ведь осины, и слева, и справа от шоссе? Наверное, ураган был такой сильный, что вырвал из земли сосны где-то в другом месте и принес сюда. Должно быть, ураган захватил военную колонну на марше, – продолжал он гадать, приближаясь к завалу, – но почему людей не видно, куда люди подевались?»
Однако ответ на свои вопросы – если это можно назвать ответом – он получил только тогда, когда дошел до поворота и подошел к завалу совсем близко. Он остановился и замер на месте, не в силах заставить себя подойти еще ближе.
Не был лейтенант Генрих Кузниц трусом – профессия обязывала, да и повидал он в своей жизни немало, но картина, которая открылась за поворотом, его потрясла, потрясла своей нелепостью, нереальностью настолько чрезмерной, что она казалась специально созданной, как декорация в американском «ужастике».
На шоссе стояли военные машины, а рядом, покрывая почти все свободное пространство между ними, в различных, иногда очень причудливых позах лежали рыжеватые тела. Машины были самые разные: несколько легких танков, бронетранспортеры, военные джипы, грузовики – больше всего было грузовиков, окрашенных свежей темно-зеленой краской, – и даже полевая кухня, а между ними лежали то ли тигры, то ли леопарды – десятки или даже сотни их тел были разбросаны по шоссе и, по-видимому, все эти звери были либо мертвы, либо спали.
«Скорее всего, они мертвые, – думал Кузниц, закуривая трясущимися руками и не решаясь приблизиться, – уж очень позы неестественные».
Не был трусом лейтенант Кузниц, но ему было сейчас очень не по себе, очень неуютно ему было. В высоком сером небе оглушительно каркали вороны, и вокруг не было ни души, ни на шоссе, ни в густом осиннике по его сторонам. Легкий ветерок доносил от машин сильный запах бензина.
Его опять вдруг затошнило, он выбросил сигарету и заставил себя подойти еще ближе, и тут же стало ясно, что это совсем не тигры и не леопарды, а куклы или чучела, и судя по пятнистой расцветке, скорее всего, чучела леопардов. Он присел на корточки у первого зверя, лежавшего возле колес развернутого поперек шоссе грузовика, и коснулся бархатистой скулы с усами из материала, похожего на рыболовную леску, – скула была холодной и влажной, а с оскаленной морды на него смотрели желтые стеклянные пуговки глаз.
Кукла была сделана мастерски – нигде не было видно ни швов, ни следов каких-нибудь креплений и зверь казался вылепленным из цельного куска мягкого упругого материала.
Он поднялся и, пробираясь по обочине, чтобы не наступить на леопардов, пошел дальше, в глубь завала. Леопардов действительно было очень много – они не только лежали между машинами, но и сидели в кузовах грузовиков на скамейках, тесно привалившись друг к другу. Сидели они и в джипах, а один наполовину высунулся из открытого люка в башне танка и, лежа щекой на броне башни, казалось, провожал Кузница своими ярко-желтыми стеклянными глазами.
Неожиданно усилился ветер, вороны над головой отчаянно заработали крыльями, стараясь удержаться на своем наблюдательном посту, ветер хлопал брезентовыми тентами на грузовиках и открытыми дверцами джипов.
Как раз в тот момент, когда Кузниц проходил мимо, порыв ветра рванул приоткрытую дверцу одного из джипов и оттуда едва ли не к нему под ноги выпал крупный леопард. Кузниц испуганно отшатнулся, переступил через него и хотел было уже идти дальше, как вдруг увидел какой-то блестящий предмет, лежащий возле отрытой дверцы джипа. Что-то в этом предмете показалось Кузницу знакомым, и он опять переступил через выпавшего леопарда, подошел к джипу и поднял предмет с бетона.
Это и правда был хорошо ему знакомый предмет – жетон бойца Международного вспомогательного отряда, сделанный в форме щита с крупной рельефной надписью «INSUFOR» и названием страны по-английски. У офицеров эти жетоны были серебряные, а у солдат и сержантов – бронзовые. Обычно все выцарапывали на них свои имена, у Кузница такой с его фамилией, нацарапанной на обратной стороне, валялся дома, в ящике письменного стола.
На лицевой стороне жетона, который он держал в руках, под надписью «INSUFOR» было выгравировано мелкими буквами: «Ukraine». Он посмотрел на обратную сторону и увидел криво нацарапанную надпись «Gonta».
«Так вот где в конце концов оказались Леопарды!» – эта мысль показалась ему настолько абсурдной, что он даже тряхнул несколько раз головой, отгоняя ее.
Голова вдруг опять сильно заболела, и снова подкатила к горлу тошнота. Он посмотрел на крупную пятнистую куклу, глядевшую на него с асфальта желтыми немигающими глазами, и вдруг в его голове отчетливо прозвучал голос Гонты, хрипловатый, с мягким украинским «г»:
– Часовым скажешь, что тебя Леопард Гонта пригласил. Да смотри, скажи: Леопард Гонта, а то могут не так понять.
Теперь Леопард Гонта лежал перед ним мертвой куклой в окружении своих боевых товарищей.
Все это никак не укладывалось в голове, которая к тому же болела все сильнее. Кузниц присел и провел пальцем по мокрой шерсти на лбу леопарда.
– Прощай, капитан, – тихо сказал он, сам удивившись своему порыву, потом поднялся, положил в карман куртки жетон и окинул взглядом последнюю стоянку «меченых».
«Это что же получается…» – успел он подумать, и тут раздался первый хлопок. Он посмотрел в ту сторону и увидел, что в дальнем конце колонны взметнулось рыжее пламя. Хлопнуло сильнее в другом конце, и в небо поднялся столб огня и черного нефтяного дыма. Скоро вокруг него уже все горело, и он еле успел отпрыгнуть на обочину шоссе. Но и там он простоял недолго – жар погнал его дальше в лес. Над его головой с громким карканьем неслись растрепанные вороны, а позади разгорался большой пожар: слышались взрывы, трещали занявшиеся от пожара деревья, небо над шоссе заволокла туча черного дыма, освещенная снизу красными проблесками.
Сначала он шел медленно, то и дело оглядываясь, но потом, когда закончился густой осиновый подлесок, окружавший шоссе, и начался просторный сосновый лес, перестал оглядываться и пошел быстрее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27