https://wodolei.ru/catalog/mebel/komplekty/
А в рукопашных стычках маскировать себя неуклюжими, отвлекающими внимание позами и переходами. С таким прикрытием, рассказывал Патрик, порою удаётся вырубить полкабака или всю охрану, прежде чем у них в головах забрезжит правильная мысль насчёт тебя…
Однажды, дело было на Старогаванской, в Дудином офисе, Гек поцапался с Червончиковым клевретом. Дядя Джеймс принимал по одному своих приближённых с отчётами. Мазила, кстати, тоже вошёл в их число, на диво расторопно заняв своё место на бандитском олимпе. Его преемник, Магомет, нелепо погиб от ножа пьяного торговца на рынке в момент «инспекции». Торговца прилюдно забили насмерть, а Магомета похоронили на мусульманском кладбище, в окружении немногочисленных иранских родственников. На место Магомета заступил двадцатитрехлетний Нестор, почти ветеран, дождавшийся наконец своего шанса. Дядя Джеймс был не в духе: как-то так совпали по времени всевозможные неприятности – полиция разбомбила опиекурильню и подпольную рулетку, мзду требуют, сволочи. Только с «центральными» замирились – сицилийцы подколодные душат, шагу не дают ступить. Груз последний оказался с изъяном – двое клиентов уже дуба дали…
Кроме Дяди Джеймса в кабинете постоянно находился только Патрик, которому поручено было проверить кабинет и окна напротив на предмет следящих жучков и микрофонов. А Гек, приехавший с ним, как и все, коротал время в «приёмной».
Червончик, всем было известно, избрал Дудю предметом для подражания: пытался так же говорить, так же одеваться и даже походкой, несмотря на сравнительно небольшой для Бабилона рост (сто семьдесят пять сантиметров от пола), старался походить на своего кумира. Вот и сейчас, вдохновлённый успехом легальной крыши для банды, он громогласно хвастался, как пристроил троих своих соглядатаев в охрану кооперативного дома, где он жил, и теперь за чужие деньги имеет почти круглосуточно собственную охрану и полицию в доме. Когда пришла его очередь идти «на ковёр», Гек не удержался и пробормотал вполголоса, что самый лучший гондон для червяка – это напёрсток, тупой и маленький, и стоит червонец. Червонец был уже за дверью, но его подручный, сидящий напротив Гека, услышал этот нехитрый, всем известный каламбур про бывшего наперсточника Червонца и соответственно отреагировал:
– Эй ты, запердыш, не тебе голос подымать среди людей, не то одним щелчком калган снесу. А то ишь – королём себя почувствовал среди профур. Рыжий-то хоть крокодил, а ты вообще жабеныш.
– Что-что ты про Патрика брякнул? – моментально обозначил себе отмазку Гек. – А ну-ка, встань, рыло! – И, не дожидаясь, пока тот действительно встанет, опёрся руками о сиденье своего стула, приподнялся таким образом на десяток сантиметров и резко выбросил правую ногу вперёд, дополняя скорость и силу удара движением корпуса. Парень выглядел уж очень крепко сбитым, и Гек, к будущему неудовольствию своего ментора, «купился» на это – перестарался с ударом. Челюсть – это всегда челюсть, а черепную коробку хоть каждый день тряси – бронированной не станет. У черномазых, говорят, черепа и мозги к ударам более стойкие, но Дуст не негр, сразу вырубился, глазки закатил, только ботинки мелькнули…
Все повскакивали со своих мест и сразу подняли матерный крик: одному спать помешали, другому читать, этот перемазался об дустовский ботинок… На шум возник Нестор, оглядел обстановку, исчез, а через минуту объявился сам Дядя Джеймс:
– В футбол играете? Не помешал? – Из-за его спины выглядывали Патрик с Червончиком, но Дядя Джеймс стоял в дверях и загораживал им проход.
Все тотчас же умолкли и расступились: на полу валялся бесчувственный Дуст, рядом с ним останки хлипкого канцелярского стула. Гек затесался во второй ряд в слепой надежде, что про него забудут.
– Кто? – коротко вопросил Дядя Джеймс. Вместо ответа толпа вновь раздвинулась, и Гек оказался исторгнут из общей, ни в чем не виноватой массы.
– Опять ты, Малёк? Что на этот раз – проиграл или выиграл? Что стесняешься, рассказывай: проигрыш отдавал али выигрыш получал?
– А что он первый оскорбляет? Я имел с него получить – и получил. Все по понятиям.
– Во-первых, эти свои урочьи понятия можешь надолго сунуть себе в жопу, там им будет теплее. Во-вторых… – Дядя Джеймс замолчал, явно утратив внезапно нить рассуждений: в кабинете непрерывно звонил телефон, явно междугородный, а то и международный. Но он взял себя в руки, обернулся и жестом разрешил Нестору подойти к телефону.
– Во-вторых… – Тут поверженный Дуст впервые шевельнулся, застонал и громко пукнул. Присутствующие тотчас же заржали, не все, но многие. – А во-вторых – здесь не сортир и не бордель, мать вашу, ублюдки! Я вас всех сейчас на протезы разберу, уроды, уроды безмозглые! Уроды!
Дядя Джеймс взъярился внезапно, ринулся вперёд и наугад стал гвоздить своими кулачищами кому и куда придётся. Ребята, знавшие его вспыльчивый нрав, стадом ломанулись в дверной проход, моментально создав пробку.
Гека бы и не задело, если бы в сутолоке его не пихнули в спину и не выбросили бы прямо на пудовый Дудин кулак. А может, и намеренно подтолкнули, как здесь разберёшь? Удар пришёлся в лоб, и Гек полетел назад, ломая спиной поваленные стулья. Сознания он не потерял, но мышцы внезапно утратили силу, словно стали ватными, перед глазами все плыло, звук накатывал волнами, мысли двигались лениво-лениво. И равнодушно. Однако сознание понемногу прояснилось, и Гек со второй попытки, но на ноги встал. Дядя Джеймс уже ушагал к телефону, разговаривать с Боливией.
Комната постепенно наполнилась людьми, начал подавать признаки жизни Дуст. Червончик лично принёс ему стакан с водой и теперь выспрашивал у очевидцев обстоятельства дела, бросая на Гека обещающие взгляды.
«Ничего, смотри, смотри, паскуда. Я тебя первый приберу, уж не забуду, не бойся, – думал Гек, словно бы и не замечая его угрожающей физиономии. – И до Дуди, дай срок, тоже дотянусь. Ой, тошнит чего-то…»
– Лоб-то у тебя не иначе как из слоновой кости. Слышишь, крестничек? – Этими весёлыми словами Дядя Джеймс встретил Гека, когда наконец до него дошла очередь и Нестор открыл перед ним дверь, ведущую в кабинет Дяди Джеймса.
Дверь была покрыта некогда белой эмалью и противно скрипела при каждом её открытии и закрытии, но, как видно, это вполне устраивало Дядю Джеймса, поскольку он не разрешал ни красить её, ни смазывать петли. По-видимому, это был осознанный выбор либо просто причуда, поскольку на другие цели, столь же второстепенные, казалось бы, денег не жалелось. Так, не считаясь с затратами, Дядя Джеймс приказал установить в специально выгороженном в углу кабинета чуланчике второй туалет, и сантехники двое суток тянули, сваривали и прятали в стены фановые трубы, да ещё после них пришлось заказывать косметический ремонт. Тут бы и покрасить заодно дверь, да потолки побелить, да паркет перестелить – нет, не велел трогать…
Итак, дверь завизжала, и Гек оказался перед ухмыляющимся Дудей. Разговор с Боливией вернул ему хорошее настроение, как и психующий раскалённый Червончик, повторно принятый перед Геком.
– …Я даже руку отшиб, а ему хоть бы хны! Молодец, Патрик, хорошо учишь…
Патрик уже закончил свои изыскания, так ничего и не найдя, и пил чай с молоком. Никакого видимого интереса к событиям он не проявил, сидел себе и слушал.
– Что молчишь? Червончик докладывал мне тут, как ты его червяком и гондоном обзывал. Смотри, ответишь за свои слова, он не такой уж и резиновый, если присмотреться.
– Это он по незнанию ляпнул, со слов того типа, который сам оскорблял, и не только меня… – Голова у Гека все ещё кружилась, но приступов тошноты больше не было.
– Знаю-знаю, слышал о твоих ловкостях, как ты Патрика сразу припутал… Оба хороши. Значит так: Червончик вплотную займётся своими упущениями – у него, понимаешь, клиент дохнет, а он разборки устраивает! Пусть с китайцами поработает, если сумеет. А ты, Патрик, готовься: ты с Червончиком в командировку слетаешь, чтобы ни один волос с него не упал. Когда – я ещё не решил. Куда – ориентировочно в Европу. Но это ещё не сейчас, а когда поставщиков поменяем без ущерба для дела. Ты, Малёк: хватит тебе у Мамзели харчеваться, за бабскими юбками прятаться. Чтобы с завтрашнего дня духу твоего в Доме не было. Живи сам, жилья навалом, а денег у тебя, по слухам, куры не клюют. Работать будешь у меня в охране: сутки через трое, наружка, возле офиса. Остальное время с Патриком. Вопросы?
– Сколько это будет в деньгах и по времени?
– Плюс пятнадцать процентов. А по времени – я же сказал чер…
Гек довольно непочтительно перебил Дядю Джеймса:
– Да нет, я про будущее, сколько мне на улице-то мёрзнуть, вас охраняя?
Дядя Джеймс застыл на мгновение от такой наглости.
– Нет, ну ты видел, Патрик, кого ты вырастил? Слушай, морда, не смей со мной так разговаривать, понял? Поясняю тебе – абсолютно спокойно и в последний раз: я – не – потерплю – впредь – твоего – безмозглого – нахальства. И никакой Патрик потом тебя не отмолит. Ну, ты понял?
В наступившей тишине Гек почти услышал, как звенят Дудины нервы. Он бросил взгляд на Патрика и, увидев его встревоженную физиономию, быстро кивнул головой:
– Да, я просто х…
– Ты просто заткнись. – Дядя Джеймс с размаху уселся на письменный стол и повернулся к Патрику: – Твой-то борзым будет лет через пять, если доживёт… (Это ещё посмотрим, кто кого переживёт, Дудя-мудя, падла…) Малёк, сколько тебе лет на нынешний момент?
– Полных шестнадцать. В апреле семнадцать стукнет.
– И я апрельский. Ты большой уже. Не замёрзнешь на улице. Машину водишь?
– Да. Без прав. (Закончу с документами и свалю отсюда к чёртовой матери, Патрика только жалко.)
– Права Боцман тебе сделает. И чем реже будешь нагличать и вопросы задавать, тем меньше тебе придётся мёрзнуть. Моё мнение – повезло тебе, что ты к нам прибился. (Недолго осталось.) Если ты парень головастый окажешься – судьба у тебя сложится. Я тебе завидую: шестнадцать лет – вся жизнь, вся молодость впереди. А мне уже сорок пять. (Бедняжка…) А выгляжу… тоже на сорок пять. Так быстро все промелькнуло…
«А выгляжу на сорок пять…»
…Гек стоял перед зеркальной витриной фешенебельного бабилонского магазина и все не мог поверить, что он снова на родной земле, в трижды поганом Бабилоне, где его не было два с половиной года и который, в отличие от Гека, почти не изменился за это время (не то что после первой разлуки), и в котором предстояло жить ему, Гекатору, сироте девятнадцати с лишком лет от роду… А по виду – сорок пять… Без семьи, без документов, без дома, без прошлого, без цели… Но с деньгами.
Из витрины на него смотрел угрюмый, роста повыше среднего (183 см), широкоплечий мужик, со стройной, не по возрасту, шеей и невысоким морщинистым лбом. Добротная брючно-пиджачная пара светло-серого цвета была на размер больше, чем требовалось по фигуре. Это простейшее средство отлично скрадывало накачанные параметры владельца и придавало ему чуть неряшливый, безобидный и безопасный, ничем не примечательный облик. Складки на щеках, красные глаза, «гусиные лапки» вокруг них – все это выглядело настолько натурально, что Гек ужаснулся вдруг: а если и на самом деле он теперь сорокапятилетний? Гек машинально скосил глаза на девицу в профессиональной мини-юбке, что остановилась рядом, поглазеть на товары в дорогу. Да нет, вроде все нормально… Ничего, поживём ещё. Он молод, богат, силён и знает что делать. Да, знает. Не для того жизнь дана, чтобы жрать, пить, сны смотреть и девок трахать… Не только для того. Надо… чтобы… мир был устроен иначе. С человеком или без человека – но иначе. Нельзя, чтобы белый свет выглядел как дерьмо на помойке. Нельзя. Гек покрутил головой, развернулся и, помахивая пузатым портфелем, пешком отправился в родной предпортовый район, чтобы снять комнатку у малолюбопытных хозяев и спокойно, тщательно обдумать свои ближайшие дни.
Весеннее утро обрызгало город мгновенным и острым ощущением свежести. На полураспустившихся ветках ещё не скопились уличная пыль и копоть. Первый ранний мотор пролетел над шипящим асфальтом вдогонку дребезжащему пятичасовому трамваю, постовой отчаянно зевал в своей будке на перекрёстке. Деловитые воробьи, словно стая маленьких крыс, быстро прошмыгнули от газона к мусорной урне и обратно, на ходу проверяя съедобность тротуарного мусора.
Город просыпался медленно и с натугой, и было ему безразлично, что в его необъятном чреве объявился ещё один червь, один из семи или восьми миллионов ему подобных. И какая разница, что червь при этом думает и хочет. Слишком он мелок и мимолётен…
Но так же ненадёжен и мал сам великий Бабилон-город по сравнению с матушкой-планетой…
Да и сама планета…
Одним словом, шёл по утреннему городу человек и не подозревал о своём ничтожестве. Он шёл и нёс на своих плечах… многое. В том числе холодное, мрачное и неимоверно тяжкое предначертание, имя которому было – Кромешник.
Эпилог
Игнацио Кроули, глава департамента Б (Внутренней контрразведки), с утра сидел на рабочем месте – в берлоге на Кузнецах – и никуда не спеша изучал докладную записку своего любимчика, третьего заместителя Дэниела Доффера, замаскированную под неформально-пояснительное эссе на закрытую диссертационную тему «Вероятность адаптации рудиментарных деликвентных сообществ и их влияния на современную криминогенную обстановку в условиях мегаполиса». По радио опять завыл гвоздь сезона, сладкоголосый педик со своей «Рапсодией богемы», но радио-то можно и отключить. В пальцах у Кроули взамен привычного помечающего карандаша елозил обломок толстой пластмассовой спицы.
Приходилось конспирироваться (в интересах дела, разумеется) от своего высокого руководства – Господина Президента и его присных, ибо речь шла о преступном наследии так называемых Больших Ванов, с которыми официально было покончено пять с лишним лет тому назад.
Скандал с грандиозной «бузой» в Сюзеренском централе – поминками по апостолам уголовного мира, неким Варлаку и Субботе – удалось почти безболезненно замять и даже приподнять в начальники тюрьмы надёжного и толкового парня, Тима Горветта (четверть века друг друга знают, ещё по академии, где Тим слушал, а он преподавал).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Однажды, дело было на Старогаванской, в Дудином офисе, Гек поцапался с Червончиковым клевретом. Дядя Джеймс принимал по одному своих приближённых с отчётами. Мазила, кстати, тоже вошёл в их число, на диво расторопно заняв своё место на бандитском олимпе. Его преемник, Магомет, нелепо погиб от ножа пьяного торговца на рынке в момент «инспекции». Торговца прилюдно забили насмерть, а Магомета похоронили на мусульманском кладбище, в окружении немногочисленных иранских родственников. На место Магомета заступил двадцатитрехлетний Нестор, почти ветеран, дождавшийся наконец своего шанса. Дядя Джеймс был не в духе: как-то так совпали по времени всевозможные неприятности – полиция разбомбила опиекурильню и подпольную рулетку, мзду требуют, сволочи. Только с «центральными» замирились – сицилийцы подколодные душат, шагу не дают ступить. Груз последний оказался с изъяном – двое клиентов уже дуба дали…
Кроме Дяди Джеймса в кабинете постоянно находился только Патрик, которому поручено было проверить кабинет и окна напротив на предмет следящих жучков и микрофонов. А Гек, приехавший с ним, как и все, коротал время в «приёмной».
Червончик, всем было известно, избрал Дудю предметом для подражания: пытался так же говорить, так же одеваться и даже походкой, несмотря на сравнительно небольшой для Бабилона рост (сто семьдесят пять сантиметров от пола), старался походить на своего кумира. Вот и сейчас, вдохновлённый успехом легальной крыши для банды, он громогласно хвастался, как пристроил троих своих соглядатаев в охрану кооперативного дома, где он жил, и теперь за чужие деньги имеет почти круглосуточно собственную охрану и полицию в доме. Когда пришла его очередь идти «на ковёр», Гек не удержался и пробормотал вполголоса, что самый лучший гондон для червяка – это напёрсток, тупой и маленький, и стоит червонец. Червонец был уже за дверью, но его подручный, сидящий напротив Гека, услышал этот нехитрый, всем известный каламбур про бывшего наперсточника Червонца и соответственно отреагировал:
– Эй ты, запердыш, не тебе голос подымать среди людей, не то одним щелчком калган снесу. А то ишь – королём себя почувствовал среди профур. Рыжий-то хоть крокодил, а ты вообще жабеныш.
– Что-что ты про Патрика брякнул? – моментально обозначил себе отмазку Гек. – А ну-ка, встань, рыло! – И, не дожидаясь, пока тот действительно встанет, опёрся руками о сиденье своего стула, приподнялся таким образом на десяток сантиметров и резко выбросил правую ногу вперёд, дополняя скорость и силу удара движением корпуса. Парень выглядел уж очень крепко сбитым, и Гек, к будущему неудовольствию своего ментора, «купился» на это – перестарался с ударом. Челюсть – это всегда челюсть, а черепную коробку хоть каждый день тряси – бронированной не станет. У черномазых, говорят, черепа и мозги к ударам более стойкие, но Дуст не негр, сразу вырубился, глазки закатил, только ботинки мелькнули…
Все повскакивали со своих мест и сразу подняли матерный крик: одному спать помешали, другому читать, этот перемазался об дустовский ботинок… На шум возник Нестор, оглядел обстановку, исчез, а через минуту объявился сам Дядя Джеймс:
– В футбол играете? Не помешал? – Из-за его спины выглядывали Патрик с Червончиком, но Дядя Джеймс стоял в дверях и загораживал им проход.
Все тотчас же умолкли и расступились: на полу валялся бесчувственный Дуст, рядом с ним останки хлипкого канцелярского стула. Гек затесался во второй ряд в слепой надежде, что про него забудут.
– Кто? – коротко вопросил Дядя Джеймс. Вместо ответа толпа вновь раздвинулась, и Гек оказался исторгнут из общей, ни в чем не виноватой массы.
– Опять ты, Малёк? Что на этот раз – проиграл или выиграл? Что стесняешься, рассказывай: проигрыш отдавал али выигрыш получал?
– А что он первый оскорбляет? Я имел с него получить – и получил. Все по понятиям.
– Во-первых, эти свои урочьи понятия можешь надолго сунуть себе в жопу, там им будет теплее. Во-вторых… – Дядя Джеймс замолчал, явно утратив внезапно нить рассуждений: в кабинете непрерывно звонил телефон, явно междугородный, а то и международный. Но он взял себя в руки, обернулся и жестом разрешил Нестору подойти к телефону.
– Во-вторых… – Тут поверженный Дуст впервые шевельнулся, застонал и громко пукнул. Присутствующие тотчас же заржали, не все, но многие. – А во-вторых – здесь не сортир и не бордель, мать вашу, ублюдки! Я вас всех сейчас на протезы разберу, уроды, уроды безмозглые! Уроды!
Дядя Джеймс взъярился внезапно, ринулся вперёд и наугад стал гвоздить своими кулачищами кому и куда придётся. Ребята, знавшие его вспыльчивый нрав, стадом ломанулись в дверной проход, моментально создав пробку.
Гека бы и не задело, если бы в сутолоке его не пихнули в спину и не выбросили бы прямо на пудовый Дудин кулак. А может, и намеренно подтолкнули, как здесь разберёшь? Удар пришёлся в лоб, и Гек полетел назад, ломая спиной поваленные стулья. Сознания он не потерял, но мышцы внезапно утратили силу, словно стали ватными, перед глазами все плыло, звук накатывал волнами, мысли двигались лениво-лениво. И равнодушно. Однако сознание понемногу прояснилось, и Гек со второй попытки, но на ноги встал. Дядя Джеймс уже ушагал к телефону, разговаривать с Боливией.
Комната постепенно наполнилась людьми, начал подавать признаки жизни Дуст. Червончик лично принёс ему стакан с водой и теперь выспрашивал у очевидцев обстоятельства дела, бросая на Гека обещающие взгляды.
«Ничего, смотри, смотри, паскуда. Я тебя первый приберу, уж не забуду, не бойся, – думал Гек, словно бы и не замечая его угрожающей физиономии. – И до Дуди, дай срок, тоже дотянусь. Ой, тошнит чего-то…»
– Лоб-то у тебя не иначе как из слоновой кости. Слышишь, крестничек? – Этими весёлыми словами Дядя Джеймс встретил Гека, когда наконец до него дошла очередь и Нестор открыл перед ним дверь, ведущую в кабинет Дяди Джеймса.
Дверь была покрыта некогда белой эмалью и противно скрипела при каждом её открытии и закрытии, но, как видно, это вполне устраивало Дядю Джеймса, поскольку он не разрешал ни красить её, ни смазывать петли. По-видимому, это был осознанный выбор либо просто причуда, поскольку на другие цели, столь же второстепенные, казалось бы, денег не жалелось. Так, не считаясь с затратами, Дядя Джеймс приказал установить в специально выгороженном в углу кабинета чуланчике второй туалет, и сантехники двое суток тянули, сваривали и прятали в стены фановые трубы, да ещё после них пришлось заказывать косметический ремонт. Тут бы и покрасить заодно дверь, да потолки побелить, да паркет перестелить – нет, не велел трогать…
Итак, дверь завизжала, и Гек оказался перед ухмыляющимся Дудей. Разговор с Боливией вернул ему хорошее настроение, как и психующий раскалённый Червончик, повторно принятый перед Геком.
– …Я даже руку отшиб, а ему хоть бы хны! Молодец, Патрик, хорошо учишь…
Патрик уже закончил свои изыскания, так ничего и не найдя, и пил чай с молоком. Никакого видимого интереса к событиям он не проявил, сидел себе и слушал.
– Что молчишь? Червончик докладывал мне тут, как ты его червяком и гондоном обзывал. Смотри, ответишь за свои слова, он не такой уж и резиновый, если присмотреться.
– Это он по незнанию ляпнул, со слов того типа, который сам оскорблял, и не только меня… – Голова у Гека все ещё кружилась, но приступов тошноты больше не было.
– Знаю-знаю, слышал о твоих ловкостях, как ты Патрика сразу припутал… Оба хороши. Значит так: Червончик вплотную займётся своими упущениями – у него, понимаешь, клиент дохнет, а он разборки устраивает! Пусть с китайцами поработает, если сумеет. А ты, Патрик, готовься: ты с Червончиком в командировку слетаешь, чтобы ни один волос с него не упал. Когда – я ещё не решил. Куда – ориентировочно в Европу. Но это ещё не сейчас, а когда поставщиков поменяем без ущерба для дела. Ты, Малёк: хватит тебе у Мамзели харчеваться, за бабскими юбками прятаться. Чтобы с завтрашнего дня духу твоего в Доме не было. Живи сам, жилья навалом, а денег у тебя, по слухам, куры не клюют. Работать будешь у меня в охране: сутки через трое, наружка, возле офиса. Остальное время с Патриком. Вопросы?
– Сколько это будет в деньгах и по времени?
– Плюс пятнадцать процентов. А по времени – я же сказал чер…
Гек довольно непочтительно перебил Дядю Джеймса:
– Да нет, я про будущее, сколько мне на улице-то мёрзнуть, вас охраняя?
Дядя Джеймс застыл на мгновение от такой наглости.
– Нет, ну ты видел, Патрик, кого ты вырастил? Слушай, морда, не смей со мной так разговаривать, понял? Поясняю тебе – абсолютно спокойно и в последний раз: я – не – потерплю – впредь – твоего – безмозглого – нахальства. И никакой Патрик потом тебя не отмолит. Ну, ты понял?
В наступившей тишине Гек почти услышал, как звенят Дудины нервы. Он бросил взгляд на Патрика и, увидев его встревоженную физиономию, быстро кивнул головой:
– Да, я просто х…
– Ты просто заткнись. – Дядя Джеймс с размаху уселся на письменный стол и повернулся к Патрику: – Твой-то борзым будет лет через пять, если доживёт… (Это ещё посмотрим, кто кого переживёт, Дудя-мудя, падла…) Малёк, сколько тебе лет на нынешний момент?
– Полных шестнадцать. В апреле семнадцать стукнет.
– И я апрельский. Ты большой уже. Не замёрзнешь на улице. Машину водишь?
– Да. Без прав. (Закончу с документами и свалю отсюда к чёртовой матери, Патрика только жалко.)
– Права Боцман тебе сделает. И чем реже будешь нагличать и вопросы задавать, тем меньше тебе придётся мёрзнуть. Моё мнение – повезло тебе, что ты к нам прибился. (Недолго осталось.) Если ты парень головастый окажешься – судьба у тебя сложится. Я тебе завидую: шестнадцать лет – вся жизнь, вся молодость впереди. А мне уже сорок пять. (Бедняжка…) А выгляжу… тоже на сорок пять. Так быстро все промелькнуло…
«А выгляжу на сорок пять…»
…Гек стоял перед зеркальной витриной фешенебельного бабилонского магазина и все не мог поверить, что он снова на родной земле, в трижды поганом Бабилоне, где его не было два с половиной года и который, в отличие от Гека, почти не изменился за это время (не то что после первой разлуки), и в котором предстояло жить ему, Гекатору, сироте девятнадцати с лишком лет от роду… А по виду – сорок пять… Без семьи, без документов, без дома, без прошлого, без цели… Но с деньгами.
Из витрины на него смотрел угрюмый, роста повыше среднего (183 см), широкоплечий мужик, со стройной, не по возрасту, шеей и невысоким морщинистым лбом. Добротная брючно-пиджачная пара светло-серого цвета была на размер больше, чем требовалось по фигуре. Это простейшее средство отлично скрадывало накачанные параметры владельца и придавало ему чуть неряшливый, безобидный и безопасный, ничем не примечательный облик. Складки на щеках, красные глаза, «гусиные лапки» вокруг них – все это выглядело настолько натурально, что Гек ужаснулся вдруг: а если и на самом деле он теперь сорокапятилетний? Гек машинально скосил глаза на девицу в профессиональной мини-юбке, что остановилась рядом, поглазеть на товары в дорогу. Да нет, вроде все нормально… Ничего, поживём ещё. Он молод, богат, силён и знает что делать. Да, знает. Не для того жизнь дана, чтобы жрать, пить, сны смотреть и девок трахать… Не только для того. Надо… чтобы… мир был устроен иначе. С человеком или без человека – но иначе. Нельзя, чтобы белый свет выглядел как дерьмо на помойке. Нельзя. Гек покрутил головой, развернулся и, помахивая пузатым портфелем, пешком отправился в родной предпортовый район, чтобы снять комнатку у малолюбопытных хозяев и спокойно, тщательно обдумать свои ближайшие дни.
Весеннее утро обрызгало город мгновенным и острым ощущением свежести. На полураспустившихся ветках ещё не скопились уличная пыль и копоть. Первый ранний мотор пролетел над шипящим асфальтом вдогонку дребезжащему пятичасовому трамваю, постовой отчаянно зевал в своей будке на перекрёстке. Деловитые воробьи, словно стая маленьких крыс, быстро прошмыгнули от газона к мусорной урне и обратно, на ходу проверяя съедобность тротуарного мусора.
Город просыпался медленно и с натугой, и было ему безразлично, что в его необъятном чреве объявился ещё один червь, один из семи или восьми миллионов ему подобных. И какая разница, что червь при этом думает и хочет. Слишком он мелок и мимолётен…
Но так же ненадёжен и мал сам великий Бабилон-город по сравнению с матушкой-планетой…
Да и сама планета…
Одним словом, шёл по утреннему городу человек и не подозревал о своём ничтожестве. Он шёл и нёс на своих плечах… многое. В том числе холодное, мрачное и неимоверно тяжкое предначертание, имя которому было – Кромешник.
Эпилог
Игнацио Кроули, глава департамента Б (Внутренней контрразведки), с утра сидел на рабочем месте – в берлоге на Кузнецах – и никуда не спеша изучал докладную записку своего любимчика, третьего заместителя Дэниела Доффера, замаскированную под неформально-пояснительное эссе на закрытую диссертационную тему «Вероятность адаптации рудиментарных деликвентных сообществ и их влияния на современную криминогенную обстановку в условиях мегаполиса». По радио опять завыл гвоздь сезона, сладкоголосый педик со своей «Рапсодией богемы», но радио-то можно и отключить. В пальцах у Кроули взамен привычного помечающего карандаша елозил обломок толстой пластмассовой спицы.
Приходилось конспирироваться (в интересах дела, разумеется) от своего высокого руководства – Господина Президента и его присных, ибо речь шла о преступном наследии так называемых Больших Ванов, с которыми официально было покончено пять с лишним лет тому назад.
Скандал с грандиозной «бузой» в Сюзеренском централе – поминками по апостолам уголовного мира, неким Варлаку и Субботе – удалось почти безболезненно замять и даже приподнять в начальники тюрьмы надёжного и толкового парня, Тима Горветта (четверть века друг друга знают, ещё по академии, где Тим слушал, а он преподавал).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120