железная ванна
Они вдруг обнаружили, что
гораздо больше смеются, если они вместе. Однажды ноябрьским вечером перед
камином в ее маленьком домике, он, как бы между прочим, поцеловал ее и был
поражен тем, с какой силой его потянуло к ней.
Они были друзьями и, став любовниками, сумели сохранить свою дружбу.
Ростом она была почти шесть футов, но при этом прекрасно сложена. Они
часто шутили, что живут в мире, который для них слишком мал. И им совсем
не нужно было говорить о любви или женитьбе, чтоб сохранить верность друг
другу. В век, насмехавшийся над благоразумием, они старались вести себя
благоразумно. В какой-то момент их влечение друг к другу стало похожим на
помешательство. Но когда они поняли, каким опасностям они подвергаются и
что их поведение - лишь проявление слабости, они сумели освободиться от
наваждения и превратить свои отношения в нечто, похожее на отношения двух
алкоголиков, которые лишь иногда позволяют себе расслабиться. Они
интуитивно чувствовали, какие темы им не следует затрагивать в разговорах
друг с другом. А еще они знали, что оба являются гордыми, сильными людьми,
которые стремятся доминировать во всем и что, кроме всего прочего, у них
еще совершенно разные убеждения. Они могли бы уничтожить друг друга,
стоило им только этого захотеть. Но ему нравилось смотреть на ее волосы,
освещенные утренним солнцем, ему нравился ее смех, в котором звучала ее
привязанность к нему, ему нравилось обнимать ее в минуты близости.
Неминуемый взрыв произошел, когда он сказал ей, что заставило его
уйти из газеты. Сцена, последовавшая за его сообщением, была весьма
неприятной. Сражаясь за свои идеи, не отступая ни на шаг, каждый из них
понимал, что впереди их ждет одиночество и, наполненные болью
воспоминаний, ночи.
Водитель такси посмотрел на чаевые, пробормотал нечто вполне могущее
сойти за "спасибо" и дребезжащая машина с грохотом скрылась из вида. Дейк
шел по дорожке к дому, зная, что ни одна крепость в мире не защищена так
надежно, как этот маленький аккуратный домик, зная, что попав в
инфракрасные лучи, он сам превратился в мишень. Он остановился на крыльце
и стал ждать. Неожиданно дверь распахнулась и Дейк увидел на пороге
миловидную горничную-японку, которая улыбнулась ему золотозубой улыбкой и
сказала так, будто бы он тут был только вчера:
- Добрый вечер, мистер Лорин.
- Добрый вечер. А...
- Она знает, что вы здесь, сэр. Она сейчас спустится. Хотите
что-нибудь выпить, сэр? Коньяк? Я принесу в кабинет.
Дейк удивился. Кабинет предназначался для деловых встреч и сделок.
Друзей принимали в гостиной на веранде. Неужели Патриция догадалась?
Возможно, все гораздо проще: она хорошо его знала, знала, что он
непреклонен в своих убеждениях. А посему, вполне могла догадаться, что его
визит носит скорее деловой, нежели личный характер. Он уселся в одно из
огромных кожаных кресел. Горничная принесла бренди на черном подносе -
старинную бутылку, и две крошечных рюмки, похожих на колокольчики. Она
поставила поднос на маленький столик, стоявший около кресла, в котором
сидел Дейк и, не говоря ни слова, вышла.
Как только Дейк услышал шаги Патриции, он быстро встал и улыбнулся
ей, когда она вошла в кабинет. Ее ответная улыбка была гораздо сердечнее,
чем он ожидал. Как всегда, в жизни она показалась ему крупнее, чем в
воспоминаниях и гораздо более живой и энергичной. На ней были красные
брюки и такого же цвета ремень.
- Ты замечательно загорела, Патриция, - сказал он.
- Я только вчера вернулась из Акапулько.
- Развлекалась? - спросил он язвительно, держа ее теплые руки в
своих.
Она скорчила гримасу.
- Выгодная покупка. Отель.
- С твоими индийскими дружками?
- На этот раз с бразильскими.
- Один черт, Патриция.
- Да, конечно. Ну, а как же еще можно прожить девушке?
Она разглядывала его, склонив набок голову.
- Ты ужасно исхудал, милый, синяки под глазами. Ребра, наверняка,
торчат. Так бывает с каждым, кто попытается делать добро.
- Не кажется ли тебе, что мы что-то уж слишком отвратительно вежливо
друг с другом разговариваем.
- Налей мне, пожалуйста, вот столько бренди, - приложив палец к
рюмке, показала она. - Я не покажусь тебе слишком уж суровой, если сяду за
стол?
- Вовсе нет, если там же будет лежать и твоя чековая книжка.
Она закусила губу.
- Наш разговор может оказаться интересным, не так ли?
Патриция уселась за стол, а Дейк, подав ей бренди, вернулся в свое
кресло. Она потягивала коньяк, глядя на него поверх рюмки. Потом, поставив
рюмку на стол, она проговорила:
- У меня есть предчувствие, что у нас могут возникнуть премерзкие
разногласия, и прежде чем испортить друг другу настроение, я хочу тебе
кое-что сказать. У меня был целый год на то, чтоб сформулировать как
следует, что я собиралась тебе сказать. Вот что, Дейк. Я скучала по тебе.
Ужасно. Я хотела и попыталась просто купить тебя. Из этого ничего не
вышло. Я очень много времени потратила, стараясь убедить себя, что если бы
тебя можно было купить, ты мне стал бы совершенно не нужен. Но это не в
моем характере. Мне жаль, что ты устроен так, а не иначе. Мне жаль, что
тебе не хватило здравого смысла и ты не начал жить по моим правилам. Без
тебя моя жизнь полна смысла, но когда мы жили вместе, его было почему-то
больше. И мне очень этого не хватает. Я - эгоистичная, властная женщина с
крепкими кулаками, и если есть способ завладеть тобой, хотя бы на время, я
собираюсь им воспользоваться.
- Ладно, Патриция. Откровенность за откровенность. Я тоже скучал по
тебе. Мне очень хотелось, чтобы кто-нибудь из нас мог бы хоть чуть-чуть
поступиться своими принципами и при этом не сломаться. Но я знаю, что
стремиться к этому, все равно, что мечтать заполучить Луну с неба. Мы же
прекрасно ладим, пока речь не зашла о таких важных вещах как человеческое
достоинство и эгоизм.
- Мой мир, Дейк, это большой свинарник. Самая хитрая и жадная свинья
получает самый жирный кусок.
- Зато в моем мире есть место надежде.
- А разве мы оба живем не в моем мире? Ну, а теперь расскажи мне
из-за чего у тебя болит душа?
Он рассказал. Она умела слушать, не задавая лишних вопросов,
старалась как следует вникнуть в возникшую проблему. Он рассказал ей все,
включая Кэлли.
- И вот ты пришел ко мне.
- И прошу шестьдесят тысяч долларов. Может быть, ты сможешь списать
их на счет благотворительности.
- Я не верю в то, что ты пытаешься сделать.
- А я и не рассчитываю на это, я просто прошу тебя о помощи.
- Ради старой дружбы. Какая банальная фраза, не так ли?
Она открыла ящик стола, выбрала чековую книжку, выписала чек и
вырвала его из книжки. Она сидела, подперев подбородок кулаком и помахивая
чеком.
- Я не делаю подарков, Дейк. Я заключая сделки.
- Я подозревал, что все будет не так просто.
- Ты получишь свой чек. Как только твой материал увидит свет, тебе
покажется, что твой мир рушится. Мне придется заплатить еще тридцать тысяч
долларов, чтобы убедить Совет в том, что ты должен оставаться на свободе.
Затем я подожду еще месяц результатов твоей статьи. Если ничего не
произойдет, а я уверена, что так оно и будет, тебе придется поступиться
какими-то из своих идей. Тебе придется попробовать принять мир таким,
каков он есть. И меня вместе с ним, Дейк.
- В конце концов, получается, что ты снова пытаешься меня купить?
- Дейк, ты же не оставляешь за мной права на собственное достоинство.
- А как же насчет меня и моего достоинства? - спросил он глухо. -
Ладно. Признаюсь тебе, что я одержим одной идеей. Если из того, что я хочу
сделать, ничего не выйдет, я придумаю что-нибудь еще.
- Маленький мальчик с медной трубой, который хочет разбудить все силы
добра в мире: "Смотрите люди! Одумайтесь люди! Проснитесь люди!"
- Я не знаю, как это получше сказать, но я делаю то, что должен
делать.
- А если все это сильно смахивает на манию, которая берет свое начало
в несчастье, случившемся в детстве? А может быть, лучше попытаться
отыскать лекарство?
- Брэнсон сказал мне почти то же самое.
- Когда-то ты очень убежденно доказывал мне, что Брэнсон - почти что
бог, спустившийся на землю. Похоже, что он перестал быть для тебя богом,
как только усомнился в состоянии твоего... рассудка. И вот он уже
превратился в чудовище. Лично мне очень понравилось, как он повел себя с
Иранией. Индия слишком резко разогналась. Это немного нарушает равновесие.
- И ведет еще к большей напряженности, наполняет наши души еще
большим страхом.
- Это все человечество живет в страхе. Я же - личность. И горжусь
тем, что сама в состоянии позаботиться о себе.
- Анархия?
- А почему бы нет? Только, конечно же, в том случае, если ты быстрее
и зубы у тебя острее, чем у твоего соседа.
- Мы совсем не можем разговаривать друг с другом и никогда не могли.
И, наверно, уже никогда не сможем.
Ее лицо смягчилось.
- О, Дейк. Мы же разговаривали с тобой о многом.
Он вздохнул.
- Я знаю. Иногда мне кажется, что мы зря растрачиваем друг друга.
Она положила чек на угол стола так, что он мог дотянуться до него.
- Чек выписан в рупиях в отделение Индийского Банка. Нужно
подтверждение?
- Нет. Я получу деньги наличными. И никакой сделки? Никаких условий?
Она посмотрела на свои сцепленные пальцы. Мягкая прядь волос выбилась
из прически и упала ей на лоб, отливая золотом в свете лампы.
- Никаких условий, Дейк. Пусть это будет... ради старых добрых
времен.
Он убрал чек в бумажник.
- Спасибо, Патриция. Я думал, мне будет с тобой намного... труднее.
Патриция подняла голову.
- А я и собиралась вести себя иначе.
- Как бы там ни было, я очень тебе признателен.
Она быстро встала, подошла к нему и села на ручку глубокого кожаного
кресла, в котором он сидел. Затем, обняв его за плечи, она прижалась к
нему. Ее улыбка была какой-то кривой, как будто ей было больно.
- Я похожа на твоего Дарвина Брэнсона? - прошептала она.
Дейк поднял на нее глаза.
- Это что значит?
Она отвернулась, неожиданно смутившись.
- Я практична. Я тоже готова согласиться на половину пирога.
Он взял ее за плечи, и потянув, усадил к себе на колени. Ее волосы
пахли чистотой и чем-то неуловимым. А губы ее целый год отдыхали. Она
поцеловала его с широко открытыми глазами, казавшимися ему невероятно
голубыми и ужасно близкими в свете лампы.
4
Кэлли снова облизнул большой палец, подмигнул Дейку и продолжал
считать.
- Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать. Тридцать
тысяч веселых рупий. Материал у тебя с собой?
- Кэлли, я хочу занять у тебя кабинет и пишущую машинку. За
сегодняшний день и завтрашнее утро я закончу.
- Тогда твой материал выйдет в среду.
- Мне необходимо проверить окончательный вариант статьи, который
пойдет в набор.
- Кто платит - тот и заказывает музыку. Все будет, как ты скажешь. -
Кэлли поскреб в затылке. - Послушай, приятель, у меня возникла одна
мыслишка. Мы ведь с тобой не вчера родились. Как ты посмотришь на то, что
я дам тебе расписку на пятнадцать тысяч? Это заметно улучшит мою налоговую
декларацию.
- Тридцать тысяч.
- Ну хорошо, давай поделим разницу. Я верну тебе... ну скажем две
тысячи и расписку на двадцать тысяч. Мы оба выигрываем в таком случае.
- Черт с тобой, - устало ответил Дейк. - Покажи, где я могу
поработать.
- Я не сомневался, что ты разумный человек и мы договоримся. Так,
дай-ка мне подумать. К Картеру я пустить тебя не могу, там тебе будет не
сосредоточиться. Пойдем. Я знаю, куда я тебя пристрою.
Кабинет был совсем маленьким. В нем уже давно не убирали, но пишущая
машинка оказалась вполне приличной. Дейк для пробы отстучал несколько
слов. Он использовал только четыре пальца, но печатал этими четырьмя
пальцами - как из пулемета строчил. Кэлли вышел, насвистывая. Дейк снял
куртку и бросил ее на диван. Сдвинув шляпу на затылок и положив рядом
сигареты, Дейк начал обдумывать первые строки. Он попробовал несколько
вариантов и остановился на следующем:
"На этот раз человечество опять проиграло решающий тай-брейк
<решающий гейм в большом теннисе>. Этого нельзя простить. Длинная, длинная
игра заканчивается. Смерть седлает скакуна. Президент Энфилд хорошо
подготовился к игре. Он выставил Дарвина Брэнсона. У него были прекрасные
шансы, он вел в счете почти до самого конца. Но тут его подача пошла в
сетку. Бледный конь Смерти встает на дыбы, уже раздается его
пронзительное, чудовищное ржание.
И теперь мы ждем последнего решения. Может быть, в последний момент,
нам еще предоставят возможность сыграть еще один, самый последний сет. Мы
стоим уже покрытые глубокой тенью в бесконечной пустоте корта в последней
надежде: может быть, игра еще не закончена. Может быть окончательный мрак
еще не спустился."
Дейк перечитал написанное. Ощущение необычайной важности
происходящего охватило его. В каждом столетии наступает такой момент. И
появляется человек, который может остановить разгорающийся пожар, удержать
человечество от последнего шага в небытие. Машинка снова застучала в
пыльном кабинете. Дейк печатал в бешеном темпе, чувствуя, что он даст
надежду многим и многим людям повсюду. Год перерыва, казалось, только
обострил его профессиональные способности. Ему не нужно было подыскивать
слова или метафоры. Они возникали сами, и Дейк не останавливался, все
стучал и стучал по клавишам, чувствуя уверенность человека, находящегося
на пике своих возможностей.
Дейк снял очередную страницу, заправил в машинку следующую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
гораздо больше смеются, если они вместе. Однажды ноябрьским вечером перед
камином в ее маленьком домике, он, как бы между прочим, поцеловал ее и был
поражен тем, с какой силой его потянуло к ней.
Они были друзьями и, став любовниками, сумели сохранить свою дружбу.
Ростом она была почти шесть футов, но при этом прекрасно сложена. Они
часто шутили, что живут в мире, который для них слишком мал. И им совсем
не нужно было говорить о любви или женитьбе, чтоб сохранить верность друг
другу. В век, насмехавшийся над благоразумием, они старались вести себя
благоразумно. В какой-то момент их влечение друг к другу стало похожим на
помешательство. Но когда они поняли, каким опасностям они подвергаются и
что их поведение - лишь проявление слабости, они сумели освободиться от
наваждения и превратить свои отношения в нечто, похожее на отношения двух
алкоголиков, которые лишь иногда позволяют себе расслабиться. Они
интуитивно чувствовали, какие темы им не следует затрагивать в разговорах
друг с другом. А еще они знали, что оба являются гордыми, сильными людьми,
которые стремятся доминировать во всем и что, кроме всего прочего, у них
еще совершенно разные убеждения. Они могли бы уничтожить друг друга,
стоило им только этого захотеть. Но ему нравилось смотреть на ее волосы,
освещенные утренним солнцем, ему нравился ее смех, в котором звучала ее
привязанность к нему, ему нравилось обнимать ее в минуты близости.
Неминуемый взрыв произошел, когда он сказал ей, что заставило его
уйти из газеты. Сцена, последовавшая за его сообщением, была весьма
неприятной. Сражаясь за свои идеи, не отступая ни на шаг, каждый из них
понимал, что впереди их ждет одиночество и, наполненные болью
воспоминаний, ночи.
Водитель такси посмотрел на чаевые, пробормотал нечто вполне могущее
сойти за "спасибо" и дребезжащая машина с грохотом скрылась из вида. Дейк
шел по дорожке к дому, зная, что ни одна крепость в мире не защищена так
надежно, как этот маленький аккуратный домик, зная, что попав в
инфракрасные лучи, он сам превратился в мишень. Он остановился на крыльце
и стал ждать. Неожиданно дверь распахнулась и Дейк увидел на пороге
миловидную горничную-японку, которая улыбнулась ему золотозубой улыбкой и
сказала так, будто бы он тут был только вчера:
- Добрый вечер, мистер Лорин.
- Добрый вечер. А...
- Она знает, что вы здесь, сэр. Она сейчас спустится. Хотите
что-нибудь выпить, сэр? Коньяк? Я принесу в кабинет.
Дейк удивился. Кабинет предназначался для деловых встреч и сделок.
Друзей принимали в гостиной на веранде. Неужели Патриция догадалась?
Возможно, все гораздо проще: она хорошо его знала, знала, что он
непреклонен в своих убеждениях. А посему, вполне могла догадаться, что его
визит носит скорее деловой, нежели личный характер. Он уселся в одно из
огромных кожаных кресел. Горничная принесла бренди на черном подносе -
старинную бутылку, и две крошечных рюмки, похожих на колокольчики. Она
поставила поднос на маленький столик, стоявший около кресла, в котором
сидел Дейк и, не говоря ни слова, вышла.
Как только Дейк услышал шаги Патриции, он быстро встал и улыбнулся
ей, когда она вошла в кабинет. Ее ответная улыбка была гораздо сердечнее,
чем он ожидал. Как всегда, в жизни она показалась ему крупнее, чем в
воспоминаниях и гораздо более живой и энергичной. На ней были красные
брюки и такого же цвета ремень.
- Ты замечательно загорела, Патриция, - сказал он.
- Я только вчера вернулась из Акапулько.
- Развлекалась? - спросил он язвительно, держа ее теплые руки в
своих.
Она скорчила гримасу.
- Выгодная покупка. Отель.
- С твоими индийскими дружками?
- На этот раз с бразильскими.
- Один черт, Патриция.
- Да, конечно. Ну, а как же еще можно прожить девушке?
Она разглядывала его, склонив набок голову.
- Ты ужасно исхудал, милый, синяки под глазами. Ребра, наверняка,
торчат. Так бывает с каждым, кто попытается делать добро.
- Не кажется ли тебе, что мы что-то уж слишком отвратительно вежливо
друг с другом разговариваем.
- Налей мне, пожалуйста, вот столько бренди, - приложив палец к
рюмке, показала она. - Я не покажусь тебе слишком уж суровой, если сяду за
стол?
- Вовсе нет, если там же будет лежать и твоя чековая книжка.
Она закусила губу.
- Наш разговор может оказаться интересным, не так ли?
Патриция уселась за стол, а Дейк, подав ей бренди, вернулся в свое
кресло. Она потягивала коньяк, глядя на него поверх рюмки. Потом, поставив
рюмку на стол, она проговорила:
- У меня есть предчувствие, что у нас могут возникнуть премерзкие
разногласия, и прежде чем испортить друг другу настроение, я хочу тебе
кое-что сказать. У меня был целый год на то, чтоб сформулировать как
следует, что я собиралась тебе сказать. Вот что, Дейк. Я скучала по тебе.
Ужасно. Я хотела и попыталась просто купить тебя. Из этого ничего не
вышло. Я очень много времени потратила, стараясь убедить себя, что если бы
тебя можно было купить, ты мне стал бы совершенно не нужен. Но это не в
моем характере. Мне жаль, что ты устроен так, а не иначе. Мне жаль, что
тебе не хватило здравого смысла и ты не начал жить по моим правилам. Без
тебя моя жизнь полна смысла, но когда мы жили вместе, его было почему-то
больше. И мне очень этого не хватает. Я - эгоистичная, властная женщина с
крепкими кулаками, и если есть способ завладеть тобой, хотя бы на время, я
собираюсь им воспользоваться.
- Ладно, Патриция. Откровенность за откровенность. Я тоже скучал по
тебе. Мне очень хотелось, чтобы кто-нибудь из нас мог бы хоть чуть-чуть
поступиться своими принципами и при этом не сломаться. Но я знаю, что
стремиться к этому, все равно, что мечтать заполучить Луну с неба. Мы же
прекрасно ладим, пока речь не зашла о таких важных вещах как человеческое
достоинство и эгоизм.
- Мой мир, Дейк, это большой свинарник. Самая хитрая и жадная свинья
получает самый жирный кусок.
- Зато в моем мире есть место надежде.
- А разве мы оба живем не в моем мире? Ну, а теперь расскажи мне
из-за чего у тебя болит душа?
Он рассказал. Она умела слушать, не задавая лишних вопросов,
старалась как следует вникнуть в возникшую проблему. Он рассказал ей все,
включая Кэлли.
- И вот ты пришел ко мне.
- И прошу шестьдесят тысяч долларов. Может быть, ты сможешь списать
их на счет благотворительности.
- Я не верю в то, что ты пытаешься сделать.
- А я и не рассчитываю на это, я просто прошу тебя о помощи.
- Ради старой дружбы. Какая банальная фраза, не так ли?
Она открыла ящик стола, выбрала чековую книжку, выписала чек и
вырвала его из книжки. Она сидела, подперев подбородок кулаком и помахивая
чеком.
- Я не делаю подарков, Дейк. Я заключая сделки.
- Я подозревал, что все будет не так просто.
- Ты получишь свой чек. Как только твой материал увидит свет, тебе
покажется, что твой мир рушится. Мне придется заплатить еще тридцать тысяч
долларов, чтобы убедить Совет в том, что ты должен оставаться на свободе.
Затем я подожду еще месяц результатов твоей статьи. Если ничего не
произойдет, а я уверена, что так оно и будет, тебе придется поступиться
какими-то из своих идей. Тебе придется попробовать принять мир таким,
каков он есть. И меня вместе с ним, Дейк.
- В конце концов, получается, что ты снова пытаешься меня купить?
- Дейк, ты же не оставляешь за мной права на собственное достоинство.
- А как же насчет меня и моего достоинства? - спросил он глухо. -
Ладно. Признаюсь тебе, что я одержим одной идеей. Если из того, что я хочу
сделать, ничего не выйдет, я придумаю что-нибудь еще.
- Маленький мальчик с медной трубой, который хочет разбудить все силы
добра в мире: "Смотрите люди! Одумайтесь люди! Проснитесь люди!"
- Я не знаю, как это получше сказать, но я делаю то, что должен
делать.
- А если все это сильно смахивает на манию, которая берет свое начало
в несчастье, случившемся в детстве? А может быть, лучше попытаться
отыскать лекарство?
- Брэнсон сказал мне почти то же самое.
- Когда-то ты очень убежденно доказывал мне, что Брэнсон - почти что
бог, спустившийся на землю. Похоже, что он перестал быть для тебя богом,
как только усомнился в состоянии твоего... рассудка. И вот он уже
превратился в чудовище. Лично мне очень понравилось, как он повел себя с
Иранией. Индия слишком резко разогналась. Это немного нарушает равновесие.
- И ведет еще к большей напряженности, наполняет наши души еще
большим страхом.
- Это все человечество живет в страхе. Я же - личность. И горжусь
тем, что сама в состоянии позаботиться о себе.
- Анархия?
- А почему бы нет? Только, конечно же, в том случае, если ты быстрее
и зубы у тебя острее, чем у твоего соседа.
- Мы совсем не можем разговаривать друг с другом и никогда не могли.
И, наверно, уже никогда не сможем.
Ее лицо смягчилось.
- О, Дейк. Мы же разговаривали с тобой о многом.
Он вздохнул.
- Я знаю. Иногда мне кажется, что мы зря растрачиваем друг друга.
Она положила чек на угол стола так, что он мог дотянуться до него.
- Чек выписан в рупиях в отделение Индийского Банка. Нужно
подтверждение?
- Нет. Я получу деньги наличными. И никакой сделки? Никаких условий?
Она посмотрела на свои сцепленные пальцы. Мягкая прядь волос выбилась
из прически и упала ей на лоб, отливая золотом в свете лампы.
- Никаких условий, Дейк. Пусть это будет... ради старых добрых
времен.
Он убрал чек в бумажник.
- Спасибо, Патриция. Я думал, мне будет с тобой намного... труднее.
Патриция подняла голову.
- А я и собиралась вести себя иначе.
- Как бы там ни было, я очень тебе признателен.
Она быстро встала, подошла к нему и села на ручку глубокого кожаного
кресла, в котором он сидел. Затем, обняв его за плечи, она прижалась к
нему. Ее улыбка была какой-то кривой, как будто ей было больно.
- Я похожа на твоего Дарвина Брэнсона? - прошептала она.
Дейк поднял на нее глаза.
- Это что значит?
Она отвернулась, неожиданно смутившись.
- Я практична. Я тоже готова согласиться на половину пирога.
Он взял ее за плечи, и потянув, усадил к себе на колени. Ее волосы
пахли чистотой и чем-то неуловимым. А губы ее целый год отдыхали. Она
поцеловала его с широко открытыми глазами, казавшимися ему невероятно
голубыми и ужасно близкими в свете лампы.
4
Кэлли снова облизнул большой палец, подмигнул Дейку и продолжал
считать.
- Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать. Тридцать
тысяч веселых рупий. Материал у тебя с собой?
- Кэлли, я хочу занять у тебя кабинет и пишущую машинку. За
сегодняшний день и завтрашнее утро я закончу.
- Тогда твой материал выйдет в среду.
- Мне необходимо проверить окончательный вариант статьи, который
пойдет в набор.
- Кто платит - тот и заказывает музыку. Все будет, как ты скажешь. -
Кэлли поскреб в затылке. - Послушай, приятель, у меня возникла одна
мыслишка. Мы ведь с тобой не вчера родились. Как ты посмотришь на то, что
я дам тебе расписку на пятнадцать тысяч? Это заметно улучшит мою налоговую
декларацию.
- Тридцать тысяч.
- Ну хорошо, давай поделим разницу. Я верну тебе... ну скажем две
тысячи и расписку на двадцать тысяч. Мы оба выигрываем в таком случае.
- Черт с тобой, - устало ответил Дейк. - Покажи, где я могу
поработать.
- Я не сомневался, что ты разумный человек и мы договоримся. Так,
дай-ка мне подумать. К Картеру я пустить тебя не могу, там тебе будет не
сосредоточиться. Пойдем. Я знаю, куда я тебя пристрою.
Кабинет был совсем маленьким. В нем уже давно не убирали, но пишущая
машинка оказалась вполне приличной. Дейк для пробы отстучал несколько
слов. Он использовал только четыре пальца, но печатал этими четырьмя
пальцами - как из пулемета строчил. Кэлли вышел, насвистывая. Дейк снял
куртку и бросил ее на диван. Сдвинув шляпу на затылок и положив рядом
сигареты, Дейк начал обдумывать первые строки. Он попробовал несколько
вариантов и остановился на следующем:
"На этот раз человечество опять проиграло решающий тай-брейк
<решающий гейм в большом теннисе>. Этого нельзя простить. Длинная, длинная
игра заканчивается. Смерть седлает скакуна. Президент Энфилд хорошо
подготовился к игре. Он выставил Дарвина Брэнсона. У него были прекрасные
шансы, он вел в счете почти до самого конца. Но тут его подача пошла в
сетку. Бледный конь Смерти встает на дыбы, уже раздается его
пронзительное, чудовищное ржание.
И теперь мы ждем последнего решения. Может быть, в последний момент,
нам еще предоставят возможность сыграть еще один, самый последний сет. Мы
стоим уже покрытые глубокой тенью в бесконечной пустоте корта в последней
надежде: может быть, игра еще не закончена. Может быть окончательный мрак
еще не спустился."
Дейк перечитал написанное. Ощущение необычайной важности
происходящего охватило его. В каждом столетии наступает такой момент. И
появляется человек, который может остановить разгорающийся пожар, удержать
человечество от последнего шага в небытие. Машинка снова застучала в
пыльном кабинете. Дейк печатал в бешеном темпе, чувствуя, что он даст
надежду многим и многим людям повсюду. Год перерыва, казалось, только
обострил его профессиональные способности. Ему не нужно было подыскивать
слова или метафоры. Они возникали сами, и Дейк не останавливался, все
стучал и стучал по клавишам, чувствуя уверенность человека, находящегося
на пике своих возможностей.
Дейк снял очередную страницу, заправил в машинку следующую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26