Воллахи *, нельзя так свою душу трепать. Все, что суждено быть - будет и никто это не отвратит. Да и мальчику уже пятнадцать, он вооружен. Кинжал не снимает никогда. Нравится ему носить кинжал. Книгу говорит напишет про свою жизнь в горах, когда война кончится и уедет к себе домой… Ты посмотри, он знает, как дети получаются, а Оарцхо, ей Богу, об этом узнал от парней, когда ему шел семнадцатый, ну, как это дело сотворения человека вообще начинается, то о чем не говорят. А у них об этом в школе рассказывают. Не стыдно потом девочкам и мальчикам друг на друга смотреть? Ладно… Но Лешка хороший! Смелый, не ленивый. А горы любит, больше, чем Оарцхо!. Много знает этих рассказывательных песен, которые стихи называются. Просто слушать охота. Мастера есть люди, эти песни складывать. Он однажды на празднике Революции слыхал такие на ингушском языке. Слова текут, как ручей. Когда кончается, жалко становится. А этот Лешка их знает целый мешок. Хоть и русские песни, но тоже красиво. Слушать приятно, хотя Оарцхо плохо понимает.
- Эшшахь! - вспомнил Оарцхо тот случай, когда в городе за Лешкой гнались базарные люди.
Оарцхо в тот день продал шесть овец из восьми. Остались две овцы и ягненок. Потом в небе самолет загудел, а потом стреляли из пушки. Самолет, говорили, немецкий. Боялись, что бомбу бросит. Базар быстро опустел. Но Оарцхо не бросил своих овец. Он их погнал, спутав вместе, прикрываясь домами. Но бомба, слава Богу, не упала, самолет улетел обратно, откуда прилетел.
- Эй, кунак, держи вора! Держи!
Оарцхо обернулся. По опустевшей улице навстречу к нему бежал подросток, держа на вытянутой руке шампур с шашлыком: наверное, мальчик боялся опустить руку, чтобы не уронить мясо. За мальчиком гнались толстый человек и еще двое.
- Кунак, держи его! А то уйдет.
Как раз, когда поравнялся с Оарцхо, подросток споткнулся о булыжник и упал, шампур отлетел на тротуар. Молодой обогнал круглого и ударил мальчика ногой, обутой в сапог.
- Ой, мама! - скрутился мальчик, схватившись обеими руками за бок.
Тот занес ногу для второго уже прицельного удара, но Оарцхо резким движением отшвырнул его в сторону.
- Ты чего, кунак?
- Ничего. Зачем бьешь? Маленький.
- Он шашлык украл.
- Кушать, наверное, хотел.
- Денег не платил. Он украл. Взял и побежал.
- Нету, наверное, денег.
- А мне какое дело. Да что с ним разговаривать, набить обеим морду! - круглый наступал, воодушевляя остальных. - И вора побить и заступника его гололобого.
- Ты мне морду набить? Ты?!
Оарцхо не в шутку рассердился. Он решительно пошел на круглого. Но «базарные люди» ретировались, отошли на безопасное расстояние и оттуда сделали моральное замечание:
- Чуть что за кинжал хватаются! Так нам воры житья не дадут в городе.
Остальные тоже высказали свои возмущения поведением кунака.
- Яй, круглая бочка. Подожди! - бросил им в догонку Оарцхо. - Где твоя совесть? Три больших человека на одного ребенка - за один шашлык. Это что? Эй-ях!
- Вор он есть вор, что большой, что малый. Его убивать положено.
- Вай-я! Да пропади пропадом твой шашлык! Жареное мясо дохлого ишака!
Оарцхо подбежал к своим овцам, подхватил на руки блеющего ягненка и пошел к ним.
- На, бери за свой шашлык. Хватит?
- В самом деле? Отдашь?
- Да. Бери.
- Это другое дело. Раз даешь! Только ты, кунак, кинжалом не балуй. У вас это запросто.
- Дурак ты, круглая бочка. Большой дурак. Тебе надо было хорошо бить, но негде: везде круглое сало. Иди отсюда!
Оарцхо бросил ему на руки ягненка. Тот схватил неожиданную добычу и побежал, весело перекликаясь с друзьями.
Мальчик к тому времени встал, кривясь на один бок, на лице застыла гримаса боли.
- Что ты воруешь? - пожурил его Оарцхо.
- Кушать хочется.
- Дома надо кушать.
- Нету дома, далеко…
- Где далеко?
- В Ленинградской области. Там сейчас война, там немцы.
- Во-о! А папа, а мама?
- Папы не было - он в тюрьме умер, а мама пропала.
- Как пропала?
- Поезд бомбили. Потом я не нашел ее.
- Эшшахь! Совсем один. Как попал на Кавказ?
- Где пешком, где поездом. На телеге один вез…
- Как тебя зовут?
- Лешка.
- Дяра *, Лешка, твой дел не самый лучший. Ну, ничего, живы будем не умрем…
Так с 1942 года Леша оказался в горах. Пытался Оарцхо отправить его в город и сдать властям, может на учебу определят, да и война ушла от Кавказа - не хочет. Ему нравятся горы, нравятся овцы, нравится кинжал носить.
- Яй, Лешка, когда ты большой станешь, меня Оарцхо, ругать будешь: вот, ай-яй-яй! Сюда привел, овец пасти заставил, учится не дал, батраком сделал. Будешь? Я, Оарцхо виноват. Будешь ругать?
- Не буду.
- Ей Богу будешь!
- Ашшадабилляхи не буду!
Такой спор между ними возникает часто.
- Лешка, когда вырастешь, что будешь делать? Жениться надо, а ингушка за тебя не пойдет.
- Пойдет, куда она денется. Я женюсь на самой красивой ингушке, какая только есть на белом свете. Я ее украду.
- Украдешь? - приходит в ужас Оарцхо. - Это бо-о-ольшой скандал. Не дай Бог.
- Скандал - так скандал. Я скандала не боюсь.
- Я боюсь скандала. Ингушский скандал, Лешка, не бабий драка, а кинжал и винтовка.
- У меня вот кинжал. У тебя тоже кинжал. У нас карабин, еще английская длинная винтовка в скалах. Пусть только сунутся отбирать. Я невесту свою не отдам.
- А если невеста не хочет?
- Захочет. Я ей стихи почитаю, на пандуре сыграю, пока не полюбит меня, не отпущу.
Лешка, действительно, за год научился хорошо играть на пандуре.
- О-хо-хо! - закатывается смехом Оарцхо. - Эшшахь! Лешка жениться хочет, Оарцхо на урдув бараны отдаст.
- Половина отдадите - не обеднеете. Овцы еще народят.
- А если ингуши в Оарцхо дырки сделают?
- Не сделают, дураки что ли. Где они найдут такого зятя, как я? И у тебя я единственный брат. Скажешь не так?
- Это правда!
Оарцхо прячет улыбку в бороде, исподлобья поглядывая на дружка. Он ему очень нравится. Да и почему, действительно, не выдать за него девушку, чем он хуже других? Но обычай такой у народа, выдавать только за своих. А он, Лешка, Воллахи, способен увести, ему отваги не занимать. Но это дело будущего. Сейчас ему пятнадцать. Ну, лет пять-шесть еще в запасе есть. Может, удастся уговорить поехать на родину в Ленинград, поискать родных, может, они не все погибли, когда бомбили поезд, всякое же случается…
В горах шел снег. Под ногами упругая промерзшая земля. Идти легко. Домой всегда идти легко, даже ленивая лошадь поспешает, когда идет к родному стойлу. Состояние тревоги, понемногу рассеялось, Оарцхо прибавил шагу, намереваясь успеть на рузба. Сегодня пятница. Он сходу пойдет в мечеть, отмолится, а потом, с чувством исполненного священного долга, пойдет к родному очагу.
Оарцхо поднялся на самый верх подъема, присел на старый пень передохнуть. Он полез в нагрудный карман, достал старые часы и обнаружил, что на пятничный рузб не опаздывает. Сейчас около одиннадцати, у него еще есть полтора часа. За полтора часа он проделает этот путь дважды. Он спустится в долину, где сельский покос, пересекаемый горной речушкой, поднимется на склон, и откроется вид на село, каждый дом виден, как на ладони. Здесь дорога расширяется, по ней даже арбы ходят вон в тот лес за дровами и за копнами сена. Копен здесь много. Их свозят домой в село, когда мороз. Под копны обычно подкладывают большие ольховые ветки. Приедет хозяин верхом на лошади, привяжет конец туго к ветке, зацепит специальным приспособлением, и поволок в село, и пучка сена не потеряет в дороге.
Возле одной копны Оарцхо заметил сидящего человека во всем белом. Горец свернул с дороги, может человеку помощь нужна.
- Эй, в чем дело? Кто ты?
Человек не отозвался и не пошевелился. Спит что ли? Может охотник? Не похоже. Это скорее всего женщина. Неужели задумала своей силой поволочь копну. Так делают, но очень сильные люди, если у них нет ни лошади, ни вола, ни ослика. Вдова какая-нибудь, а деверя - слабые люди. Бывают такие, как отец говорит, мужчины, у которых гордость в желудке, а не в сердце.
Оарцхо подошел совсем близко. Это была старая женщина… в ночной нижней рубахе, босая и без платка. Она неотрывно смотрела на приближающегося мужчину.
- Ты чего так сидишь? Холодно ведь, без платка и без обуви совсем.
Та не ответила. Оарцхо стало не по себе, но он собрался с духом и подошел вплотную к сидящей. Она смотрела не на него, а мимо него куда-то вдаль. Она была мертва. Это старая Залейха, мать Лукмана, односельчанина, сам он на войне, офицер, большими пушками командует, капитан. Что с ней могло приключиться? Правда она одна осталась, как в прошлом году, младшая дочь замуж вышла. Побаливала старушка. Но как она в таком состоянии и в такой одежде добралась сюда? В беспамятстве? Оарцхо выпрямился и повернулся во все стороны в надежде увидеть кого-нибудь на лошади, чтобы свести тело в село, не оставишь же ее тут: звери могут обглодать. Его взгляд упал на распростертое у кустарника темное тело. Оарцхо побежал к нему. Старик Темарсолта лежал на спине, глядел на небо полуприкрытыми глазами. Он был еще жив.
- Темарсолта, что с вами приключилось? Почему вы здесь? Ты ранен?
Темарсолта повернул голову и шире раскрыл глаза.
- …а-а… Арски сын… беда, большая беда, сын…
- Какая беда? Сейчас я сделаю волокушу и понесу тебя в село. Кто в тебя стрелял? Почему Залейха там сидит?
- Беда, сын, беда… устазы говорили… в среду… в село не ходи, наших людей там нет…
- Куда они подевались? Как там нет?
- …погнали враги… меня оставь, сам уходи… убьют… Там в Волчьем Рву лежат… нас сегодня утром… истребительный отряд…
Волчий Ров тут он, надо спуститься к обрыву.
Оарцхо длинными прыжками побежал туда. Жуткая картина предстала его глазам: во рву вповалку лежали его односельчане - одинокие старики и больные. Их расстреляли. Под ногами автоматные и винтовочные гильзы, повсюду кровь. Он обошел всех, надеясь найти живых. Но они не могли остаться живыми: их изрешетили пулями. Патронов просто не жалели, били и били, пока все не улеглись. Вот Товсари, красавица, болела чахоткой, мечтала вылечиться и выйти замуж. Тело еще мягкое, значит умерла совсем недавно. Оарцхо поправил на ней платье и закрыл веки. И вдруг истошный крик вырвался из груди горца:
- Нани!
В сторонке на ровной площадке бочком в снегу лежала его мать, одну руку вытянула вперед, а второй, окровавленной, прикрыла себе лицо, он упал на холодный труп матери и зарыдал.
- О, Нани! Нани! Какое большое горе! Какой страшный день! Как это могло случиться? За что ж они тебя? Ты кроме добра ничего никому не сделала, даже слова сердитого береглась.
Сын долго сидел у трупа своей матери, обхватив голову руками.
- Ва-а, Дяла! Помоги, не дай мне сойти с ума!
Около часа находился Оарцхо в таком шоковом состоянии оцепенения. Потом собрал все мужество, бегом вернулся к Темарсолта, которого оставил умирающим. Старик отходил. Оарцхо закрыл ему глаза его же башлыком. Раздались выстрели и отдаленные крики со стороны села. Оарцхо спрятался за копну и посмотрел в ту сторону, откуда доносился шум. На гребне горы, за которым находилось село, показались силуэты людей, человек тридцать не меньше. Это они стреляли. Вниз сюда не спускались, оттуда палили. Но в кого? Острый взгляд горца уловил в лощине фигуру бегущего в его сторону человека. Две пули просвистели высоко над головой Оарцхо. Бегущий приближался, увеличивался, а те, что на гребне, стали редеть, значит уходят назад, решили в горы не соваться, чтобы не нарваться на засаду.
- Воа-а! Беги сюда, к копнам. Ты слышишь?
- Слышу! Слышу? А ты кто?
- Я Оарцхо сын Арски из Хамхой-шахара.
Оарцхо вышел из-за копны, бегущий увидел и направился прямо к нему.
Это был юноша с первым пушком усов. Он был при кинжале, а в руке держал старую берданку. Самого юношу Оарцхо не знал, но чей догадался по облику.
- Ты Лорса сын из Нижнего Хутора?
- Я его внук Хасан.
- А где ваши остальные?
- Дед где-то в горах, а остальных увели.
- А ты?
- Я спрятался в початнике. Народ вывели в среду. Вчера спокойно было, но я во всем селе был один. Ночью собаки выли. Эй-яхь! Страшно! А сегодня утром приехал истребительный отряд. Собирали постельных больных и одиночек. Их не разрешали брать со всеми. Говорили, что их повезут в особых машинах с врачами, вылечат и присоединят к семьям. Я видел, как их утром собирали - я на крыше школы прятался: их складывали на арбу, как дрова, один на другого и повезли куда-то в эту сторону. Больные кричали. Бога звали.
- Они там во рву лежат. Их расстреляли всех. С ними и моя мать лежит.
- О, бедняжка!
- Скажи парень: это только с нашим селом так обошлись?
- Нет, всех погнали, весь народ!
- Вот на что намекал Темарсолт: «как устазы говорили…». Парень, я знаю, где находится в горах твой дед, потом сведу тебя туда, но ты должен помочь мне собрать трупы. Так их оставлять нельзя. Мы их вытащим сюда, прикроем плотно сеном, а потом похороним, может завтра. Надо найти людей, нам двоим столько могил не выкопать…
Они вынесли двадцать семь тел из рва, уложили их в два ряда нога к ноге. Снесли к ним тела Темарсолта и Залейхи. Подтянули три волокуши с копнами, сложили на погибших небольшую скирду, так чтобы зверь не добрался до них.
- Ты, парень, спрячешься вон в том лесу. Оттуда хорошо все видно, а я схожу в село, может узнаю что про отца и жену.
- Не ходи туда, Воти: там полное село осетин.
- А они что там делают?
- Вещи увозят, наши вещи. Тебя сразу отдадут истребительному отряду.
- А это что за отряд?
- Они не в военной форме. Среди них разные люди есть: русские, осетины, армяне - разные другие, кроме наших. Они ловят прячущихся ингушей и расстреливают. У них всех новенькие винтовки.
- Я постараюсь тайком пробраться к своему двору.
- Тайком не получится. Знаешь почему? Ну, ты видел муравейник перед дождем. Вот что происходит в нашем селе. Не ходи.
- Нет, я пойду. А ты жди, где я сказал, только огня не разводи, а то приманишь к себе врагов.
Сельское кладбище находилось на высоком холме у околицы. Оттуда Оарцхо увидел то, что творится в его родном селе. Настоящий муравейник. По улицам туда и сюда сновали, бегали люди, из выбитых окон вылетали подушки, матрасы, одежды. Тащили столы, стулья, шкафы и складывали на возы и арбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37