Мы должны уяснить себе и записать по сердцу концом кинжала: нет никакой разницы между их ушедшими царями, сегодняшними большевиками и тем, кто придет потом в будущем, как бы красиво они себя не называли.
Им нужна наша земля. У этого народа какой-то непреодолимый голод на чужое. Может это Божье проклятье на них - не знаю.
Им бываем нужны и мы, народы Кавказа, когда в их очаге мало сухих дров. И им нравится, когда мы очертя голову бросаемся в их очаг, чтобы своими телами и душами поддерживать их огонь. И в этом может быть Божье проклятье на них, как на слуг Дьявола - не знаю.
Но истина в том, что каждый раз нас подманивают доверительными ласковыми словами, манят в дружеские или братские объятья, а при сближении нас встречает змеиное жало или клыки ненасытного зверя. Неужели мы дошли до той степени падения в рабство, что врага боимся назвать врагом? И это тогда, когда у нас отобрали все: родину, жизни, прошлое, честь, достоинство! Вот в чем истина. Уясним это для себя. И тот, кто живым выйдет из этой бойни, пусть донесет эту истину до наших народов, которые в этот час мучаются и гибнут на чужбине. А если эта истина ими не будет все же понята, то, клянусь Всевышним, мы заслуживаем еще большей кары за наше легковерие. Я помню, когда в Нясаре на съезде галгаев, Дяда
*
пытался убедить людей, не поддерживать большевиков, так как они безбожники, а стало быть, носители зла. Ему не дали говорить. А Дяда был один из славнейших мужчин Кавказа, овлия * и устаз. Ему не дали говорить, а стали ликовать по поводу вранья грязных чужаков… Я это говорю не потому, что он мой устаз. Нет. Мой устаз Кунта Хаджи… Это не важно. Тут вот в чем беда: люди отворачиваются от Истины и принимают наглую ложь для руководства жизнью…
Чада сел. Додакх встал и долго о чем-то стоя размышлял. Потом он закачался из стороны в сторону:
- О-о, Чада! Из твоих слов надо составить джей и дать каждому кавказцу в карман и заставить читать после каждого намаза. Вот вчера я беседовал с одним человеком из наших краев. Он мне говорит: «Додакх, наша беда, что нет в живых Ленина. Он бы никогда не позволил обойтись с нашими народами так жестоко. Сталин во всем виноват». Я разгневался на него и наговорил много неприятных слов: «Конах, у тебя, что дубовая чурка вместо головы? У тебя отняли Родину, лишили имущества, нажитого многими поколениями, твоих людей бросили на погибель, у тебя отняли честь. Что с тобой должны еще сделать, чтобы ты понял правду? Запомни, глупая голова: ни самый лучший из их царей, ни Ленин, ни любой другой из сегодняшнего правительства, ни самый добрый из тех, что придут потом, нам кроме Зла ничего не сделают!» Это ясно. Но мы все почему-то эту истину не выносили на свет. Боимся самих себя. Старались умолчать. А истина в потемках не приживается, она гибнет - на ее месте вырастает сорняк-ложь! Эту ложь начинаем признавать за истину. Как нам, братья, сохранить эту землю так, чтобы на ней остались хоть какие-то знаки о том, что здесь жили наши люди. Когда-нибудь вернутся же домой те из наших, которые выживут в том аду, куда их бросили. Чтобы они не сказали: «Здесь ничего родного не осталось». Мы обязаны взять под охрану могилы отцов, зияраты, древние сооружения, храмы и другие святые места. Карать беспощадно того чужеземца, кто на это покушается. Остальные пришельцы пусть живут до времени, пока наши не вернутся. И если они потом тихо соберут свои вещи, посадят семьи на арбу и уедут, то вслед им стрелять не следует.
- После того, что здесь сказано старшими и младшими, мне добавить нечего. Теперь остается сложить все эти мысли в одну скирду. Я сидел и думал: вот бы кому доверить руководство народом! Ни один из здесь присутствующих не думает о своей жизни, наши души болят за будущее изгнанного народа. Я слышал от улемов, что намаз, совершенный в стране, где нет закона, не будет приниматься. И у нас должны быть законы. Законы для мстителей. Законы должны быть просты, ясны и четки, как день и ночь, как небо и земля. Что можно - что нельзя. Трибунал будет решать. Мы будем к нему обращаться, когда не будем знать, как нам поступить в том или другом случае, - сказал Хасан Нашхойский.
Эта мысль всем понравилась. После короткой дискуссии между собой, собравшиеся учредили Кавказский Трибунал.
Совершив обеденный намаз и пообедав, стали думать о законах мстителей, и на вечерней молитве основные из них были оглашены:
- Человек имеет право на жизнь, Родину, семью и честь, ему дано право защищать это, ибо право защищать свою жизнь, свое гнездо, своих близких - право от Бога.
- Разрушителям наших могил, храмов, древних сооружений - кара.
- Осквернителям святых и памятных мест нашего народа - кара.
- Клеветникам - кара.
- Люди добровольно поднявшие оружие против нас и наших людей (НКВД, НКГБ, истребительные отряды, добровольные дружины) - захватчики и достойны кары.
- Офицеры и солдаты регулярной армии могут быть покараны только в том случае, если доказано их участие в преступлении против наших людей.
- Мирный поселенец неприкосновенен, хоть и живет на нашей земле и в нашем доме.
- Неприкосновенны часть женщины и жизнь ребенка.
- В бою мститель поступает по своему усмотрению.

Мулла

После двухнедельных пыток и истязаний Хаж-Ахмед-мулла сделался крепким, как железо, спокойным и уверенным. На первом же допросе он вспомнил слова Пророка (да будет над ним милость Аллаха) о том, что в любой беде важны первые минуты. Надо собрать всю силу духа и призвать Господа на помощь. Он так и сделал. И Господь пришел ему на помощь.
Главным его палачом был ингуш Чибоглаев. Он старался сломать этого тщедушного на вид старца. За сутки его старое тело было буквально измолото, изкромсано, но дух оставался нетронутым. Он не ломался - он креп.
- Скажи, что Бога нет! Плюнь на Коран! И я тебя отправлю в камеру, где можно отдохнуть, где ты можешь поесть, поспать.
Окровавленный рот произнес:
- Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, а Мухаммед - Его посланник!
- Нет Бога! Ваш пророк - миф. Коран - сборник сказок диких арабов, у которых мозги закипают от жары! - кричал истерично в лицо старцу следователь.
Мулла сокрушенно качал головой.
- Чего машешь головой?
- Удивляюсь двум вещам.
- Каким? Каким, старик?
- Первое: удивляюсь твоей глупости. Как можно в твои годы быть таким глупым? Второе: удивляюсь, как могла мать-ингушка породить такого несчастного, как ты.
- Почему я несчастен? Я старший опер…
- Самое великое несчастье родиться животным в образе человека. «В их сердцах - болезнь», - процитировал мулла Коран.

* * *
Так прошел месяц - никаких сдвигов. Мулла не оговорил ни одного человека, не подписал ни одного протокола. На все вопросы и окрики отвечал однозначно:
- Нет бога, кроме Аллаха, а Мухаммед - Его посланник!
Что делать? Стал думать Чибоглаев и надумал. Две недели муллу не водили на допросы. Он отдыхал в камере. Днем держал уразу, а вечером принимал пищу, так мало, только чтоб соблюсти правила уразы, как велел Пророк. Читал наизусть Коран. Много думал. Думы были светлые, радостные. Раз его мучают неверные, значит Аллах избрал его, возлюбил. Это благая весть. Хвала Аллаху за эту великую милость!

* * *
Камера, в которую его ввели, была просторная, посередине стоял обыкновенный грубосклоченный табурет. У стенки напротив выстроились шесть милиционеров крупного телосложения. Чибоглаев стоял рядом с табуреткой, в руках держал священную книгу.
- Ну, упрямый старик, что ты думаешь об этих богатырях?
Он указал пальцем на милиционеров.
Мулла ответил стихом из Корана:
- «И это только Сатана, который делает страшными своих близких. Но не бойтесь их, а бойтесь меня, если вы верующие».
- Я твоего бормотанья не понимаю. Наденьте ему кандалы на ноги. Заверните руки назад - наденьте наручники. Спустите штаны.
- Милиционеры переглянулись, но выполнили все, как было приказано.
- Гасанов, ко мне.
- Есть, - полнотелый милиционер-азербайджанец подошел к табурету.
- Возьми это в руки.
Тот взял в руки Книгу.
- Раскрой.
Азербайджанец раскрыл и побледнел - это был Коран.
- Товарищ лейтенант… - у азербайджанца язык одеревенел.
- Положи на табурет. Сейчас этот старый мулла сядет на него своей голой задницей. Так я его сломаю, наконец.
Азербайджанец затрясся, покраснел, замахал руками:
- Я не могу! Я не буду! Я боюсь!… Мой отец читал… Это плохо…
- Тимошкин, возьми у Гасанова книгу и положи на табурет.
- Есть взять и положить на табурет.
Тимошкин раскрыл Коран и положил на табурет.
- Теперь сажайте старика на эту святость жо…
Тот милиционер, что стоял рядом, за руку потянул старика, но с места не сдвинул, не смог.
- Товарищ лейтенант, так он вроде того, как деревянный сделался.
- Помогите, ребята.
От стены отделились милицонеры-амбалы. Им удалось совместными усилиями подтянуть старика вплотную к табурету. Теперь надо было, по замыслу лейтенанта, развернуть его спиной к табурету и посадить на него. Но тот не хотел становиться спиной к Корану. А они не могли это сделать. Просто не могли повернуть его по оси. Его, вроде, прибило к полу, и он, вроде, сделался железным.
Возились целый час. Вначале Чибоглаев просто приказывал, а потом, видя слабость подчиненных, бросился на старика сам. Он схватил его за руку - она была холодная, как лед и твердая, как металл - совсем не человеческое тело. Следователя током ударило. Он отскочил.
- Да что это такое! Черт его…
Неожиданно у него исказилось лицо, съехала нижняя челюсть на бок, а глаза - в разные стороны, изо рта пошла пена… Он упал и стал биться в судорогах.
Милиционеры оставили старика и бросились к нему на помощь.
- Товарищ лейтенант, что с Вами?
Тело старика отпустило. Милиционер-азербайджанец поднял ему штаны.
- Ага, я отведу тебя в камеру.
Мулла глянул на него, а потом на Коран и произнес на арабском:
- «Поистине, для тиранов наказание мучительное!»
Но азербайджанец арабских слов не понял, но понял, что с Кораном шутить нельзя.
Больше муллу на допросы не вызывали. Через неделю его расстреляли.
Солтмурад и Тузар
Дом стоял у самого леса на холме на самом высоком месте в селе. Отсюда виден был каждый двор, как на собственной ладони. Домочадцы даже испугаться не успели - так неожиданно появились абреки. Они были пеши, потому что лошадей оставили тут рядом в лесу под присмотром молодых товарищей.
Семья сбилась в плотную кучу, ожидая своей участи. Отец, мать, взрослая дочь, мальчик-подросток и девочка. Взрослые просто боялись, а детям было и страшно, и любопытно.
- Как тебя зовут? - спросил Солтмурад у мужчины.
- Аполлун, - охрипшим голосом ответил он.
- Аполлун, вы, кажется, нас не боитесь. Мы не сделаем вам никакого зля, если вы не попытаетесь нас выдать. Завтра с рассветом мы уйдем. До нашего ухода никто из вас, даже дети, не должны покидать двора. И еще: выделите нам одну комнату, где мы можем отдохнуть. Нам от вас больше ничего не нужно.
Семья стояла как монолитная статуя. «Ваи-и! что они, - подумал Солтмурад, - не слышали, что я им сказал?». Он обратил внимание, что девочка смотрит с большим любопытством, чем страхом.
Солтмурад улыбнулся ей и поманил пальцем.
- Иди ко мне.
Мальчик спрятался за мать, а девочка вопросительно посмотрела на родителей, а потом на абрека.
Солтмурад полез в карман, достал оттуда что-то завернутое в белый платочек. Солтмурад протянул ей кусок сахара с детский кулачок:
- Он крепкий, смотри, зубы не поломай.
Девочка надкусила сахар и улыбнулась:
- Бужнег. *
Девочка вернулась к семье. Мальчик захотел посмотреть, что дали сестре, но та показала ему язык. Это рассмешило абреков.
- Эх ты, мужчина! - шутливо пожурил его Солтмурад, - сестра оказалась смелее тебя, за то и получила награду.
- Я тоже смелый! - неожиданно заявил мальчик, выдвинувшись вперед, мать попыталась остановить его, схватив сзади за рубашку, - я не боюсь! Меня зовут Тузар.
- Молодец! - похвалил его Солтмурад, - и не надо бояться, мы людей не кушаем. Мирных людей не обижаем, если они не трогают могилы, мечети и другие святые места. Ты учишься?
- Да, в шестом классе, а Разнат только во втором.
- Ты тоже хочешь награды?
Мальчик утвердительно кивнул головой.
Солтмурад полез в нагрудный карман:
- Если я дам тебе сахар, как Разнат, ты обидишься, ты же мужчина. Вот тебе деньги, купи себе, что захочешь. Давай с тобой будем друзьями.
Абрек протянул руку, мальчик, осмелев, хлопнул в нее своей ладошкой.
- Теперь, Тузар, мы с тобой стали как братья. Меня зовут Солтмурадом. Объясни отцу и матери, чтобы они занимались по хозяйству и не боялись.
Мальчик сунул деньги в карман брюк и направился к родителям. Дети защебетали, о чем-то убеждая старших. Потом они гурьбой вошли в дом. Скоро вернулся Тузар.
- Пойдемте, я покажу вам комнату. Мама принесет покушать. Лобио любите?
- Спасибо, пусть не беспокоятся ваши родители, у нас есть что покушать. Но если бы ты принес бутылку с водой, я сказал бы спасибо.
- Простую воду? Ты хочешь пить?
- Нет. Я буду… как тебе это объяснить, я хочу помолиться, но прежде мне нужно очиститься.
- Ты хочешь умыться. Во дворе висит умывальник, пошли, покажу.
- Ты принеси все-таки бутылку с водой.
- Если ты так хочешь…
Солтмурад встал и вышел на веранду вместе с мальчиком, зорким взглядом посмотрел кругом, а потом вниз на село, ничего подозрительного не обнаружил. Тузар принес воду.
- Покажи мне, где у вас отхожее место.
- Что такое отхожее место?
- Уборная, туалет. - Солтмурад сошел вниз во двор.
- Это сюда, - мальчик стал подниматься по ступенькам на веранду, - здесь это место.
Он пошел по веранде к крайней комнате, открыл дверь.
«А- а, -подумал Солтмурад, - значит из той комнаты пробита дверь в сад». Он вошел в комнату, но той двери не обнаружил. Комнатка была абсолютно пуста. Посередине пола был небольшой квадратный люк с ручкой. Тузар поднял этот люк.
- Вот, сюда.
- Как? - изумился Солтмурад, - вы ходите сюда?
- Да.
- Но почему? Уборная должна же быть где-то за домом.
- У всех, кто живет на краю села, возле леса это место в доме или в сарае. У нас сарая нет, только домик для курей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37