- Бери кувшин и быстро за водой! Повторять не буду - буду стрелять.
Абрек посмотрел на Ахмада и увидел гневный взгляд бесстрашного человека - стрелять будет!
- И Чолдарг станцевал, когда заставили, - попытался он перевести дело в шутку, нагнулся, взял кувшин и пошел к ручью.
А в пещере оставались еще двое его братьев, вооруженных до зубов.
Когда принесли воду, Ахмад отпил из кувшина один глоток и покинул их отряд, заявив:
- Я братаюсь только со справедливыми людьми - людьми эздела. Вы таковыми не являетесь.
Он также трепетно относился к чести и достоинству других. Его уважали и любили соратники и боялись враги… В отряде Ахмада были люди разных национальностей, даже русские. Он ко всем относился одинаково. За это они готовы были, не задумываясь, умереть за него.
Хасан Шишханов
Студент вернулся на летние каникулы в село Мужичи, что расположено в Ассиновском ущелье. Само село раскинулось на высоком левом берегу бурной Ассы, а дальше в сторону Алкуна тогда располагался лесопильный завод и отдельный поселок при нем, который тоже так и назывался «Поселок Лесопильный завод».
Природа собрала здесь все кавказские красоты: бурная река, дремучий лес, родники, горы и все что хочешь.
Как это назвать, когда явь превосходит самые невероятные грезы. Студент вырос в Казахстане, а мечтал о родине. Старики рассказывали, какая она прекрасная. Вот приехал, а она, Родина, оказывается, прекраснее всех рассказов.
Однажды, будучи уже в 9 классе он посмотрел кинофильм «Княжна Мэри». Кавказ! Чуть с ума не сошел. Фильм смотрел ежедневно, пока его показывали в селе.
К черту этого ломаку Печерина вместе с Грушничким, глупую Мэри и самого мудрствующего старого интервента Максима Максимыча! Кавказ! Горы! Глубокое ущелье, просвеченное косыми лучами солнца - образы его Родины! Домой! Домой - на Кавказ!
Было то счастливое время, когда те, что остались живы после обвала, вновь обретают Отечество.
В поселке Лесопильный Завод жил Шишханов Хасан, бывший абрек, молчаливый, необщительный, стареющий мужчина. Он работал на пилораме, тесал слишком толстые бревна, чтобы они могли войти в раму. Хасан был аккуратен в работе, вовремя совершал намаз и ни с кем без особой (производственной) надобности не разговаривал.
Его хижина - всего одна комнатка - стояла на горе. Вечером после сумерек, летом и зимой, там пылал костер. Домик свой он не топил даже зимой, хотя дрова - сухие, нарубленные и готовые - стояли тут штабелями. Он никогда не зажигал света. Странно жил этот человек, а может, доживал.
С порога дома дяди, у которого жил студент, в потемках видна была согбенная фигура, сидящего у костра долгими часами, до поздней ночи.
О чем он думал? Какие воспоминания маячили перед его взором? То знал сам Хасан и Господь Бог, но еще хотел это знать и студент.
Как к его измученному сердцу подобраться? Есть же где-то эта дверца. Должна быть.
- Хасан, где твой запасной топор, дай я его в мастерскую снесу наточить.
Хасан, не отрываясь от работы, кивает в ту сторону, где на бревне торчал топор.
В мастерской работал второй дядя студента Сулейман, очень добрый, мягкий человек.
- Воти, наточи этот топор хорошо.
- Знаю - это топор Шишханова Хасана.
Дядя оттачивал топор до такого состояния, что им можно было бриться. Студент шел назад.
- Хасан, смени топор. Тот, что у тебя в руках, затупился, а этот острый, как бритва.
Он менял топор, а затупившийся протягивал студенту, точно зная, что он с ним тотчас же пойдет в мастерскую. В благодарность - кивок и тихим голосом три слова:
- Благослови тебя Бог!
У него всегда была литровая бутылка свежей родниковой воды. Ее приносил юный друг. Студент приглашал его на обед. Хасан отказывался, никогда ни к кому не ходил в гости. Как ни старался студент, а сердце Хасана оставалось глухим, равнодушным. Так ему казалось.
Каждый пятничный вечер старик разносил по соседям большие с кулак куски сахара. Подавал саха, поворачивался и молча уходил. Но студенту помог один случай.
…Был яркий летний день. Во дворе Лесозавода люди разговаривали на ухо, потому что стоял шум. Звенели топоры, визжали пилы, дико свистели, завывали станки. Гулко тарахтела пилорама. И вдруг резкий обрыв этого шума - инженер отключил главный рубильник завода на обед. Но еще несколько минут шум стоял в ушах людей. Рабочие побрели к своим домам.
Хасан аккуратно завернул свои топоры в брезентовые чехлы, взял их под мышки и зашагал в сторону своей хижины. Тут его дерзко окрикнули:
- Яй, Шишханов! Стой, не уходи! Мы с тобой не докончили наш разговор, который начали в сорок седьмом.
Хасан резко повернулся, видимо узнал этот грубый голос.
- А-а! Гани, это ты? Тебя трудно узнать в нашей форме. Ну, прямо настоящий ингуш! Раньше ты носил змеиную шкуру. И усы.
Виляя между наваленными как попало бревнами, стремительными шагами к Хасану приближался пожилой мужчина плотного телосложения, на голове папаха, одет в синие галифе и гимнастерку, перепоясанный кавказским наборным поясом. Видно было по лицу, что он идет не на дружескую беседу.
В двух шагах от Хасана он остановился, и, жестикулируя, стал кричать:
- Ты думаешь, я тебе позволю жить на земле моих ноанахой? Забыл, как мы с тобой расстались? Быстро собери свои тряпки-шмотки и убирайся из Мужичей. Даю тебе ровно час времени.
- Гани, насчет земли: она принадлежит Богу. И я на ней буду жить, пока Он позволяет. Никуда из Мужичей я не уеду, теперь тем более. Твоего времени мне не надо. Я тороплюсь на намаз. Говори скорее, зачем пришел. Чего тебе от меня нужно?
- Я пришел выкинуть тебя из этого села.
- Ну, так выкидывай, раз ты за этим пришел.
Гани орал на весь завод, Хасан отвечал коротко и спокойно.
- Не уйдешь?
- Нет.
- Посмотрим! Через час от твоего сарайчика останется один пепел, а ты будешь выпровожен пинками за околицу.
- Это слова крикуна, Гани, а ты дело делай.
- Дело? Хорошо! Стой там, где стоишь, если ты мужчина.
Гани быстро зашагал в Мужичи.
Хасан стоял бледный, как вкопанный, глаза сверкали сталью.
На крики стали сбегаться рабочие со всех цехов. Первым пришел дядя студента Асламбек и его напарница по станку Маша.
- Хасан, кто этот человек? И что ему нужно от тебя?
- Асламбек, этот человек вспомнил наш давнишний спор и намерен сегодня закончить его. Вам не надо в это дело вмешиться.
Рядом с Хасаном встал двоюродный брат студента, сын Асламбека, тоже с топором в руке.
- Башир, ты что задумал? Иди на обед.
- Пообедаем. Хасан, потом, когда выясним, на что способен этот горлопан. Можешь на меня положиться.
Башир был парень плотный, крепкий, как молодой дубок, и не трусливого десятка. В поселке это знали.
С Верхних Мужичей по извилистой тропинке беглым шагом стала спускаться группа мужчин во главе с Гани.
- Он ведет ноанахой! Ва устаз, что же ты стоишь, Хасан, беги, спасайся! - Закричала испуганная женщина.
И тогда народ хлынул со всех сторон к месту скандала.
- Воти, у них оружие! - крикнул дяде студент. - Я сбегаю за ружьем.
Асламбек на миг повернулся и кивнул головой - разрешил. До дома не более сорока шагов. Прыгая через поленья и коряги, он влетел в дом, сорвал со стены ружье с патронташем и побежал назад.
Он взобрался на самый верх наваленного в беспорядке кряжа, переломил ружье и зарядил.
- Дядя Асламбек, эта кодла драться что ли идет сюда?
- Да, Маша, драться. Уходи подальше. Ты - женщина…
- Да ну, дядя Асламбек! Нам с Вами, что клеп колоть, что дуракам черепа колоть один хрен.
Маша нагнулась себе под ноги, подняла толстую буковую палку с метр длиной, взвесила в руке и осталась довольна.
- Как раз будет! Где наша не пропадала!
Еще несколько рабочих заявили о своем намерении защищать Хасана, стали расчехливать свои топоры.
Прибежал дядя Сулейман, завмастерской, уважаемый человек - единственный алим во всем ущелье.
- Асламбек, что здесь происходит?
- Вон те люди идут, чтобы напасть на Хасана. Их ведет некий Гани из Нясаре, племянник ихний.
- А что сделал ему Хасан?
- Я не знаю этого. Но Хасана в обиду не дадим.
Сулейман направился к тем, подняв высоко руки.
- Стойте! Заклинаю вас Кораном…
Молодой человек подскочил к Сулейману и истошно закричал и толкнул алима в грудь:
- Убирайся прочь! Ты вздумал сыграть нам свой мулланскй пяшк
*
? Мы ему сейчас покажем, как обижать нашего племянника.
- Давайте сперва разберемся. Всегда можно мирно разрешить дело.
- Твое дело читать молитвы на похоронах и все!
- В таком случа… - гневно сказал Сулейман. - Год тому назад вы избрали меня своим имамом. Какой я имам, если юнец, у которого на губах не высохло молоко матери, может меня толкать, как шального мальчишку? Выбирайте себе другого имама, которого будете слушать.
Народу собралось очень много, и все зашумели. Заводчане окружили отряд Гани, толкали и кричали до хрипоты.
- Что вы от него хотите? Да разве он способен кому-то обиду нанести. Он - молчун.
- Если вы мусульмане, слушайтесь алима!
- Конкретно за что вы хотите с ним поквитаться?
Тут Гани ловко вскочил на бревно и оттуда заговорил:
- Вы не знаете, что это за человек. Он - бандит! С тысяча девятьсот сорок четвертого по сорок восьмой год он с оружием в руках сражался против нашей родной партии и Советской власти. В сорок восьмом мы его арестовали, он получил десять лет.
- Вы меня не арестовали, - возразил Хасан, - меня, больного, в беспамятстве подобрали у дороги солдаты. А ты хотел мне голову отрезать, чтобы сдать в НКВД, потому что за головы наших людей вам давали медали. Потом пришел офицер, тебе не позволил. Прямо во дворе НКВД в Галашках мой брат Якуб сдался. Тебе не достались наши головы. Но ты нас там пытал. А мальчика из Алхасты ты убил ударом плетки по голове. На конце плетки был свинцовый кружок, попал в висок и убил. Амани не было и полных пятнадцати… Если уж взялся рассказывать - рассказывай все. Рассказывай, как ты бежал…
В отряде Гани произошло замешательство: одни подходили к Хасану, извинялись за свою поспешность, другие просто разворачивались и уходили, стыдясь своего поступка.
- Дяда Асламбек, а что драки уже не будет? - разочарованно спросила Маша.
- Нет, Маша, не будет, Слава Богу!
- А по мне бы не мешало чуточку поразмяться. Я уже приметила, кому ребра помять - тому дуралею, что орал с бревна. Он бы у меня мягкий сделался.
Заводчане посмеялись от души и стали расходиться. Хасан стоял до тех пор, пока упирающегося Гани не увели возмущенные ноанохой.
- Башир, до последнего вздоха я буду помнить твой поступок, когда ты встал бок о бок со мной, готовый ко всему. Не знаю, что еще тут говорить. Асламбек, вы достойные потомки своих предков. - Потом он взглянул вверх. Студент преспокойно доставал патроны из стволов. Хасан помотал головой и пошел вверх по тропинке к своей хижине.
Студент почувствовал, что нащупалась ручка дверцы к сердцу Хасана. После обеда он принес ему из инструментальной мастерской наточенный топор. Хасан, не отрываясь от работы, спросил:
- Ходил вчера на стрельбище?
- Ходил.
- Выиграл?
- Нет. Проиграл банку пороха. Я плохо стреляю.
- Ты часто проигрываешь?
- Почти всегда. Они все опытные охотники, метко бьют.
- Ты бы хотел научиться?
- Очень.
- Я тебя научу. В воскресенье приходи ко мне со своей одностволкой.
В двух- трех километрах от Заводского поселка вверх по Ассе был высокий обрыв. Это и было наше стрельбище. Любители пострелять и охотники собирались там после рабочего дня и в воскресенье. Пристреливали новые ружья, стреляли на спор. Такими соревнованиями руководили одноногий охотник Михаил, Муса и Салман, признанные как самые справедливые судьи. Про Михаила говорили, что ноги его лишил медведь. Но он был такой заядлый любитель леса, что продолжал охотиться и с протезом вместо ноги.
Стрельбище было оборудовано всем необходимым. У самого обрыва охотники поставили щит из толстых досок на двух столбах, благо стройматериала во дворе завода валялось, сколько хочешь. Поодаль от щита была устроена длинная лавка для отдыха со столиком для судей. Судьи были очень строги в соблюдении правил безопасности. Выпившего категорически к стрельбищу не подпускали. Разрешалось только гладкоствольное оружие любого калибра.
На расстоянии сорока, пятидесяти и семидесяти шагов от щита в землю были вбиты колышки-рубежи. Заряжать ружье разрешалось только на боевом рубеже.
На стрельбище приходили стрелки из Верхних и Нижних Мужичей, из Заводского поселка, из Алкуна, иногда даже из Галашек.
Пустая пальба не допускалась. Прежде чем войти на рубеж, стрелок ставил на кон (перед судьями) заклад: банку пороха, двадцать пять пуль, пачку печатных патронов, двадцать новых медных гильз, коробочку капсюлей - или, или, или.
Один из судей объявлял:
- Выходит (допустим) Султан из Верхних Мужичей. Он вызывает на соревнование (допустим) Муссу из Алкуна.
Не принять вызова считалось позорным. Вызываемый тоже ставил свой заклад перед судьями. Первым стрелял вызвавший.
К щиту крепилась новая мишень, судьи откуда-то их брали в достаточном количестве. Стреляли только стоя. Победитель забирал оба заклада, но прежде судьи с обеих снимали боал (судебные издержки): с банок пороха - по пять мерок 16-го калибра, с пуль - по две штуки, с пачки печатных патронов - по одному, а с коробок капсюлей - по 25 штук, с медных гильз - по 3 штуки. Такое обложение никому не было в тягость, зато на стрельбище был порядок.
На каникулах студент повадился туда ходить и за неделю остался без всех своих охотничьих запасов, «прострелял» все. Да, эти охотники промаха не давали, то были стрелки-профессионалы. Студент перестал верить в свой глаз, хотя очень любил это дело.
В то воскресенье студент пошел к Хасану со всем своим скудным охотничьим снаряжением. Они сели в комнате за низенький стол.
Обрисовать вам интерьер этого жилища? Пожалуйста. Вдоль одной стены лежак из досок. На нем матрац, одеяло и свернутая шуба вместо подушки. В углу, прямо на полу, две алюминиевые чашки, кружка, стаканы и ящик для продуктов. Все.
Он достал все патроны из патронташа и поставил на столик вряд. Вытащил из них пули, положил их отдельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37