Дуглас теперь принадлежал ей, а уж она ошибок его бывшей жены не повторит, и это самое главное.
В тот вечер Бекки превзошла самое себя, чтобы устроить Дугласу настоящий праздник. Приготовила его любимые яства – цыпленка-гриль (разумеется, без кожицы) с зеленым салатом (Дуглас где-то вычитал, что зелень предохраняет от рака предстательной железы), купила бутылку его любимого вина «Пойяк Шато» урожая 1983 года и несколько видов сыра. Расставила по всей кухне подсвечники, зажгла свечи. Бекки долго ломала голову, устроить ужин в кухне или в столовой на первом этаже. Однако в конце концов решила, что сидеть вдвоем за огромным столом, рассчитанным на двадцать персон, нелепо, если надеешься на интимное общение.
Кухня, как и остальные помещения гигантского дома, была своего рода шедевром дизайнеров, но алюминиевые полки, раковина и американский холодильник делали ее холодноватой на вид. Мраморный пол и стол со стеклянной столешницей лишь усиливали это впечатление. Бекки и Дуглас ели вместе редко, и ей хотелось сделать этот ужин чем-то особенным, запоминающимся. В последнее время Дуглас целые дни пропадал на работе, и признаки стресса, который он постоянно испытывал, бросались Бекки в глаза.
Домой он заявился довольно поздно, поцеловал Бекки и осведомился про Фредди.
– Он давно спит сладким сном, – ответила она.
Дуглас, как типичный любящий отец, отправился в детскую спальню и нежно поцеловал младенца. Одно из редких мгновений проявления чувств.
Придя на кухню, он уселся напротив Бекки, и она налила ему стакан вина.
– Опять трудный день выдался, да, милый? – сочувственно спросила она.
Дуглас кивнул.
– Я снова встречался с Биллмором, – сказал он. – Сделка с «Фостерс» должна быть завершена в течение двух недель. Все идет своим чередом. – Дуглас терпеть не мог обсуждать деловые вопросы дома. – Однако меня беспокоит какое-то неясное предчувствие. Что-то не так, Бекки, но я никак не могу понять, что именно.
– Ты просто слишком устал, милый. Нам нужно куда-нибудь съездить отдохнуть.
– Не раньше чем договор с «Фостерс» будет подписан и я избавлюсь от этих негодяев из совета директоров. Тогда, быть может, нам с тобой и удастся вырваться на несколько деньков. Африканское воззвание тоже должно сыграть нам на руку. Блестящая рекламная акция.
– Сегодня вечером звонил Аарон, – сказала Бекки. – Они очень довольны телевизионным роликом. «Маклейрдс» даже собирается выдвинуть его на премию. Здорово, да?
– Премии тираж не повышают, – ворчливо отозвался Дуглас.
– По-моему, дорогой, тебя еще что-то гложет, – обеспокоенно заметила Бекки.
Дуглас снова кивнул.
– Сегодня днем я получил бумаги от адвокатов Келли. Она наняла Митчелла Монтэга, знаменитого специалиста по бракоразводным процессам. Я надеялся, что мы с ней все обсудим и уладим мирно, но когда предложил оставить ей квартиру и миллион фунтов наличными, она только засмеялась и бросила трубку.
– Сейчас ей слишком больно, – сказала Бекки. – Она ранена, потому настроена так агрессивно. Пройдет время, страсти улягутся, и тогда ты с ней договоришься.
– Ты не знаешь Келли, – вздохнул Дуглас. – Она не успокоится, пока не добьется своего. Не пойму, как она узнала про этот дом и про Фредди? Мы ведь, кажется, приняли все меры предосторожности. Боюсь, Бекки, у меня появились враги. Но вот кто они? Просто не представляю, кому я так сильно мешаю, что со мной хотят разделаться.
Эндрю Карсон сидел за обеденным столом в своей квартире, со всех сторон обложившись документами. В ближней стопке были аккуратно подобраны копии расходных ордеров по всем гонорарам, выплаченным «Санди» и «Дейли» за последние два года Ребекке Кершоу, родственнице Дугласа. Для сравнения были приложены отчеты по доходам других внештатных авторов. Соседняя кипа бумаг содержала копии материалов, которые представила Ребекка за этот период. Почти на каждом третьем из них было начертано: «Отвергнуть!»
Возле следующей стопки документов громоздились аудиокассеты, ни одна из которых не была подписана. Карсон взял верхний лист. Это была расшифрованная запись разговора Ленни Стрейнджлава с Джорджиной по поводу статьи про Блейкхарста. На первой странице была лишь одна цитата, набранная гигантским шрифтом:
ТОНИ ПРЕКРАСНО ОСВЕДОМЛЕН ПРО РОМАН ДУГЛАСА С БЕККИ, ПРО ТО, ЧТО ОНА ЖДЕТ РЕБЕНКА, И ПРО БОЛЕЕ ЧЕМ СОМНИТЕЛЬНЫЕ СДЕЛКИ, КОТОРЫЕ ТВОЙ ШЕФ ЗАКЛЮЧАЕТ. ЕСЛИ ТЫ РАЗЗВОНИШЬ НА ВЕСЬ СВЕТ ПРО ИСТОРИЮ С ДЕТЬМИ И ЛЮБОВНИЦУ ТОНИ, ТО ЕМУ ПРИДЕТСЯ РАССКАЗАТЬ ПРО БЕККИ.
Далее следовали цветные фотокопии газетных полос, подготовленных по указанию Джорджины. Тех самых, которые она показывала Ленни Стрейнджлаву. Заканчивалась расшифровка записи словами:
ПО НЕПОНЯТНЫМ ПРИЧИНАМ «САНДИ ТРИБЮН» ТАК И НЕ ОПУБЛИКОВАЛА ЭТИ МАТЕРИАЛЫ.
Но предметом особой гордости Карсона была следующая стопка, над которой он пыхтел дольше всего. Это был макет первой полосы «Дейли трибюн» с кричащим заголовком:
СЕРИЙНЫЙ ОБМАНЩИК
Ниже располагался эффектный коллаж, в центре которого был ухмыляющийся Дуглас. Его окружали бывшие жены, Бекки, а также бывшие любовницы. Всего – двадцать женщин. О каждой из них приводились краткие сведения: имя «жертвы» и обстоятельства ее знакомства и расставания с Дугласом.
Общая подпись гласила:
НИ ОДНА ИЗ НИХ ЕМУ НЕ ДОВЕРЯЕТ.
А ВАМ – СТОИТ ЛИ?
Последняя, самая толстая кипа бумаг содержала копии платежных документов и переписку Купера с генералом Лораном Мосикой, которые раздобыл Петейсон. Все эти документы были размножены в тринадцати экземплярах. Взяв верхнюю стопку, Карсон сунул бумаги в коричневый конверт и прилепил к нему самоклеящуюся этикетку, на которой значилось:
«Строго конфиденциально
Питеру Смиту,
главному редактору
“Сан”»
В следующий конверт вместе с аналогичным набором документов была вложена одна из дюжины аудиокассет. Всего Карсон подготовил двенадцать таких конвертов, каждый из них был адресован какому-либо члену совета директоров «Трибюн», исключая Дугласа. На последнем конверте Карсон написал собственное имя.
Глава 18
Поначалу Джорджина даже не обратила внимания на убожество арендованной ею лачуги – уж слишком великолепен был окружающий вид. Белоснежный песчаный пляж тянулся почти до самой веранды. Вправо от домика дугой выгибалась живописная бухта океана, влево громоздились высоченные скалы. Позади на многие мили простирался девственный австралийский буш. Изумительная была картина. Мерно рокотали набегающие волны, слышался разноголосый щебет неведомых птиц.
Войдя в свое жилище, Джорджина увидела, что жилая комната в домике всего одна, причем совмещенная с кухней. Посередине располагался диван с видом на бухту, у стены стояла двуспальная кровать. В задней части дома была ванная. Огромное, без занавесок окно смотрело на океан. На веранде пристроились два плетеных кресла-качалки. Воздух был напоен ароматом эвкалиптов и запахом морской соли.
Время клонилось к вечеру, но, несмотря на зиму и свежий бриз, было довольно тепло. Джорджина отважно сбросила одежду и, совершенно обнаженная, кинулась в ледяную воду. Это было великолепно. Безлюдный пляж и весь берег принадлежали ей, «Трибюн» со всеми проблемами растворилась где-то в миллионах миль отсюда. Впервые за много месяцев Джорджина смогла расслабиться.
Искупавшись, она прошла на веранду и, устроившись в кресле-качалке, откупорила бутылку шардонне. Смеркалось, и птичий гвалт усилился. На пол веранды спикировала юркая трясогузка. Джорджина улыбнулась – ей вдруг показалась, что суетливая птаха, тряся длинным хвостиком, упрекает ее в лени. «Что ж, перед сном прогуляюсь по берегу», – решила она.
От дома к скалистым утесам вела плохо утоптанная дорожка. Преодолев пару миль, Джорджина вышла к деревянной хижине, напоминающей ее домик. На пороге сидел высокий седовласый старик в потрепанной широкополой шляпе, шортах и сапогах. Ничем не примечательный, если бы не его свита. Джорджина остановилась, пораженная. Старика со всех сторон окружали сороки, причем одна из них сидела на его плече, в то время как он гладил ее, издавая звуки, удивительно напоминающие сорочий стрекот. Этот человек разговаривал с сороками!
Не желая прерывать интимную беседу, Джорджина повернулась и пошла обратно.
Посреди ночи она вдруг проснулась в холодном поту, не понимая, где находится. Ей вновь приснился кошмарный сон, который преследовал ее уже не первый год. Она стояла в своем кабинете, когда послышался страшный грохот и пол заходил ходуном. Повсюду метались охваченные паникой люди.
– В башню самолет врезался! – послышался истошный вопль. – Дом рушится.
Джорджина беспомощно вцепилась в какую-то колонну, и пол вдруг ушел из-под ее ног…
После этого, как ни старалась, уснуть она больше не смогла. Проворочавшись до пяти утра, встала, оделась и медленно побежала по обнаруженной накануне тропе. Занимался серый рассвет, прохладный воздух звенел от птичьего гомона. Завернув за поворот, Джорджина остолбенела: буквально в десятке шагов от нее на лужайке мирно паслись кенгуру. Они дружно задрали головы, еще не видя пришелицу, но учуяв ее запах. Джорджина застыла.
– Если вы не будете шевелиться, они не убегут, – послышался за ее спиной голос с характерным австралийским акцентом. Джорджина резко обернулась. Кенгуру тут же сорвались с места и огромными прыжками унеслись прочь.
– Вы тот человек, который дружит с сороками, – узнала Джорджина.
– Угу, – кивком подтвердил старик. – Меня зовут Брайан. Брайан Птичник, – добавил он со смешком. Кожа на его улыбчивом и бронзовом от загара лице была морщинистой от возраста и привычки щуриться на солнце.
– Рада с вами познакомиться, Брайан. А меня зовут Джорджина.
– Заходите ко мне, – пригласил он. – Я познакомлю вас со своими домочадцами.
Он двинулся по тропе к своему дому, а Джорджина последовала за ним, лишь в первое мгновение спросив себя, а все ли у нее в порядке с головой, коль скоро она так охотно позволила первому встречному увлечь ее куда-то. Но уже через несколько минут, подойдя к дому старика, она совершенно успокоилась. Навстречу им взлетела стайка из семи или восьми черных с белым птиц.
– Это и есть мои домочадцы, Джорджи, – улыбнулся Брайан.
Одна сорока вспорхнула на его плечо.
– Вот это Хромуша, – сказал он. – Хромуша, познакомься с Джорджи. Мне пришлось ей шину на лапку накладывать, – добавил Брайан. – Перебил кто-то. Обожаю сорок. Они как люди. Видите вон ту малышку? Ее зовут Шарлин. Она у нас молодая мама, двоих сорочат вырастила. А пара ее – вон тот амбал. Я его так и назвал – Амбал.
Брайан зашел в хижину, вскоре вышел, неся в ладони фарш, и начал кормить сорок. Хромуша отказалась от подношения.
– Нечего клюв воротить, – одернул ее хозяин. – Больше ты у меня ничего сегодня не получишь. Вот, смотрите, первыми кормятся родители. Затем дядья и тетки. В сорочьей семье лишь одна пара верховодит, остальные соблюдают иерархию.
В лачуге послышался громкий гвалт.
– Что там? – полюбопытствовала Джорджина.
– Мои пациенты требуют есть. Заходите, сами увидите.
В убогом жилище целая стена была занята стеллажами с выстроившимися на них клетками. Примерно четверть из них была занята разнообразными птицами.
– Это мой лазарет, – пояснил Брайан. – Люди отовсюду приносят мне раненых пташек. Я их выхаживаю, а потом отпускаю. Так мне и Хромуша досталась. Лапку залечила, но так ко мне привязалась, что теперь и улетать не хочет. Мисс Линн – так я мою старуху зову – постоянно ворчит, вот мне и приходится почти все время тут с ними проводить.
– Вы не против, если я еще раз загляну к вам сегодня вечером? – спросила Джорджина.
– Я здесь с утра до вечера, – ответил Брайан. – Приходите, буду рад.
Так и завязалась дружба между престарелым любителем птиц из буша и молодой женщиной из далекого Лондона.
Келли играла в брошенную жену. Для встречи с Монтэгом она нарядилась во все черное. Мини-платье без рукавов от Шанель с жакетом, отороченным белой каймой. Волосы Келли уложила на затылке, оставив длинные белокурые пряди лишь по бокам.
Нью-йоркский офис Монтэга выглядел точно так, как Келли и представляла: современный и баснословно дорогой. Первая беседа, по телефону, носила сугубо предварительный характер, и во время сегодняшней встречи Келли рассчитывала изложить адвокату все свои претензии к Дугласу.
Адвокат встретил ее у дверей и, проводив в свой кабинет, усадил за огромный стол из стекла и металла. На дальнем его конце возвышалась ваза с живыми лилиями. Эти цветы неизменно вызывали у Келли аллергию, и она, не дожидаясь слез, вынула из сумочки от Шанель изящный платочек, украшенный кружевами.
– Простите меня, мистер Монтэг, – пробормотала Келли, – но от этих цветов у меня слезы градом льют – аллергия. – В последнее время она много плакала, а потому была рада возможности выдать покрасневшие и распухшие глаза за аллергию. – Давайте сразу перейдем к делу. Я хотела бы покончить со всеми формальностями как можно быстрее.
– Прекрасно понимаю, миссис Холлоуэй, насколько все это болезненно для вас, – учтиво кивнул адвокат.
– Сомневаюсь, – сухо ответила Келли. – Впрочем, это не имеет значения. К вам я обратилась лишь потому, что вы считаетесь лучшим из лучших. Я не хочу, чтобы пресса упивалась, смакуя детали моего развода. И я не жадная: я хочу лишь, чтобы финансовые условия были для нас справедливыми.
– Для «нас», миссис Холлоуэй? – переспросил адвокат, приподняв брови. – Мое вознаграждение будет оплачено из кармана вашего мужа, пусть это вас не беспокоит.
– Говоря «нас», я имела в виду себя и своего ребенка, – процедила Келли. – Ваше вознаграждение меня совершенно не волнует.
– Извините, я не знал, что вы ждете ребенка. Это совершенно меняет дело. Вы ведь хотите, чтобы я затребовал от вашего мужа сумму, достаточную для пожизненного содержания – вашего и ребенка, так?
– Нет, – сказала Келли. – Я хочу только, чтобы у меня было где жить, а также хватало денег на воспитание ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43