Человеческий мозг как запоминающее устройство оставляет желать лучшего.Подредактировать можно будет потом: подобрать другие, более точные слова, сделать описание живее. Хотя есть опасность: реальность превращается в искусство.Свет лампочки у двери Гвархи стал янтарным. Он дома и ждет меня. Наверное, достал кувшин халина и сидит с чашей в руке на диване перед кувшином, обиженный, полный жалости к себе. Говнюшка, как он смел шпионить за мной?Почему предал его и его Людей? Сейчас я вижу только, что был глуп.И кто из нас больший предатель? Кто причинил вред серьезнее?Впрочем, неважно. Наверное, женщины Эттина заберут меня отсюда очень скоро. Помириться мы с Гвархой можем только сейчас. Может быть. Богиня будет милостива к нам, и у нас еще будет время спорить и винить друг друга — время для сотен предположений и контрпредположений. А пока я хочу только мира и покоя.Почему-то мне вспоминаются животные Анны — гигантские медузы, разрывающиеся между страхом и сладострастием, отчаянно сигналящие о своих добрых намерениях, а вокруг колышутся их стрекательные щупальца.«Я это я. Я не нападу. Дай мне приблизиться. Дай мне прикоснуться к тебе. Обменяемся тем, что зовется любовью.»Когда я закончу эту фразу, я отключу компьютер, встану и пойду к двери.Из журнала Сандерс Никласа и т.д. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ 1 Несколько дней все шло по-прежнему — во всяком случае, насколько было известно Анне. Она наблюдала мужские переговоры, продолжавшиеся без изменений, и проводила все остальное время с землянами. Никто из хвархатов к ней не заглядывал. О Нике она не знала ничего, и в зале переговоров он не появлялся.«Сохраняй спокойствие», — твердила она себе.По коридорам ее провожал Вейхар или новый молодой человек — Чейчик — с прелестным дымчато-серым мехом. По-английски он говорил с резким акцентом и обычной хварской любезностью. Его глаза, которые она видела редко, так как он благопристойно их все время отводил, были бледно-серыми, почти бесцветными.— Что с Матсехаром? — спросила она у Вейхара.— Вам не нравится Чейчик Ан?— Он, видимо, прелесть, но мне не хватает подробнейших, удар за ударом, описаний очередной сцены матсехаровской пьесы.Вейхар засмеялся.— Пьесу он почти закончил, но в финале столкнулся с трудностями и попросил отпуск, чтобы заняться исключительно пьесой.— И он его получил? Его освободили от служебных обязанностей ради пьесы?— Пьеса и есть его главная обязанность. Он же служит в художественном корпусе, не забудьте. А сюда откомандирован временно.Два дня спустя Вейхар встретил ее у дверей секции землян.— Нам придется… как это? — пойти в обход по пути к вашим комнатам.— Почему?— Первозащитник выразил желание увидеть вас.Какой первозащитник — можно было не спрашивать. Вейхар называл так только Эттин Гварху.Он проводил ее в кабинет Эттин Гвархи, который выглядел точно так же, как в последний раз, когда она была тут, но перед столом стояло только одно кресло. Эттин Гварха сидел за столом. На нем была военная космическая форма. Он сказал:— Вам не нужно ждать, держатель. Я распоряжусь, чтобы мэм Перес проводили в ее комнаты.Вейхар ушел. Дверь за ним закрылась, и Эттин Гварха кивнул на пустое кресло.— Прошу вас, садитесь.Анна села.Он сложил ладони и посмотрел на нее. Комната была ярко освещена, и его зрачки сузились в две черные черточки поперек синего фона. Глаза хвархатов ее особенно смущали, если, пожалуй, не считать их кистей.— Я оставлял вас без внимания, мэм. Прошу извинения. Произошло много всего.Анна выжидательно молчала.— Прибыл корабль. Он увез моих родственниц домой. Лугала Минти решила отбыть с ними. Цей Ама Ул и ее переводчица останутся. Никакой женщине не следует оставаться единственной на периметре. — Он промолчал, все еще не отводя от нее глаз. — Ники полетит с моими тетками. Мы с вами останемся тут… как это говорится?.. держать оборону. — Он разнял руки и взял что-то вроде металлического карандаша. — От такого положения мне очень не по себе. Женщина не должна участвовать в борьбе на периметре.— Но я уже в нее втянута.— Да, а потому нам необходимо обсудить, что предпринять. Вашу роль и мою. Мне кажется, все основное мы уже обсудили в предыдущей беседе. В той, в которой участвовали мои родственницы. Но я хочу быть абсолютно уверен, что мы достигли взаимного понимания и согласия.Он говорил с особой тщательностью, медленнее обычного, с педантичностью, а его длинные узкие мохнатые руки вертели и вертели металлическое стило.— Мои тетки устроят так, чтобы сюда прислали других женщин побеседовать с вами. Скорее всего Сплетение поручит им расспросить вас о человечестве. Если Сплетению придется решать, что такое человеки, ему потребуется информация. Эти женщины обеспечат причину для вашего пребывания в хварском космическом пространстве. Говорите с ними так честно, как сможете. Если почувствуете, что честь не позволит вам отвечать, так прямо им и скажите. Люди понимают требования чести. Но, пожалуйста, будьте осторожны. Я не уверен, что способен дать вам полностью понять, насколько эта ситуация опасна для Ники, для меня и для моих теток. Если у вас возникнут проблемы, обращайтесь прямо ко мне. Хей Атала Вейхар абсолютно надежен, а Эйх Матсехар — хороший друг Ники, и никто еще не ставил под сомнение порядочность женщины Цей Ама. Но я не хочу, чтобы кто-нибудь из них узнал о том, что случилось.— Вот и весь мой план, мэм Перес, — продолжал он после паузы. — Вы будете беседовать с прилетающими женщинами. Я буду продолжать переговоры. Мы будем надеяться, что в центре дела пойдут хорошо, и никто не узнает о том, что произошло.Он бросил стило и снова, сложив ладони, встретил ее взгляд. Нет, он ее не обманывал. Этому хвархату было очень и очень не по себе.— У меня ощущение, будто я подвергался испытанию, как герой старинной пьесы, и не выдержал его. Я не смог допустить, чтобы Ники погиб.— А что следовало бы сделать? — спросила Анна.— Предложить ему убить себя или же сообщить о его измене. И то, и другое было бы вполне приемлемо, хотя первое нанесло бы моей карьере меньше вреда. При условии, что никто не узнал бы, почему он себя убил.Анна мотнула головой.— Вовсе нет. Вам пришлось бы что-то сделать со мной. Я ведь обещала молчать, только чтобы спасти Ники. Первозащитник, вы попали в переплет просто потрясающей сложности. И я не вижу выхода, позволяющего сохранить честь.— Вас это словно бы забавляет. Так? Или я слышу гнев?— Я не очень высоко ставлю понятие личной чести. По-моему, когда люди начинают ссылаться на свою несгибаемую верность принципам, они пытаются замаскировать, что лишены сострадания и простой человеческой порядочности. — Она задумчиво промолчала. — А также не верят ни в нравственные, ни в политические системы, которые утверждают важность общины и прав других людей. Это только мое мнение, ограниченное моими личными сведениями и представлениями. Там, откуда я, те, кто ссылаются на честь, обычно оказываются задницами с реакционным уклоном.— Интересно, — сказал он после короткого молчания. — И кое-что объясняет в особенностях человечества.— Задниц с реакционным уклоном у нас хоть отбавляй, — продолжала Анна. — Но есть и люди, которые бы поняли ваше отношение к чести. Не думайте, что я так уж типична.Он молча посмотрел мимо нее на дальнюю стену, на гобелен с огнем в кольце мечей.— Меня тревожит еще кое-что, — сказала она наконец.— Да?— Мне не нравится, что человечество будут судить заочно.— Не понял.— Сплетение возьмется решать, люди мы или не люди. Но мы об этом не знаем. У нас не будет возможности выступить в свою защиту. Это несправедливо.— Ха! Теперь вы заговорили о справедливости, заявив, что не верите в честь.— В справедливость я верю… по большей части. И, безусловно, верю, что люди имеют право голоса, когда их обвиняют.— Вы хотите, чтобы Сплетение сообщило вашему правительству о происходящем, с тем, чтобы Конфедерация могла выдвинуть доводы в пользу человечества?— Да.— Я спрошу моих теток, — сказал Эттин Гварха со вздохом. — Но я не уверен, мэм, что это осуществимо. Чтобы объяснить вашим сопланетникам, в чем заключается проблема, нам пришлось бы коснуться того, что мы хотим сохранить в тайне. Но вспомните, что Ники будет находиться на нашей планете, что Сплетение будет присылать людей сюда, чтобы они беседовали с вами, и что у нас есть пленные человеки. Иными словами, человечество все-таки будет представлено.— Такого рода ответственность мне не по плечу, — сказала Анна.— Вы полагаете, что группа человечьих политиков сможет добиться лучших результатов, чем вы и Ники?— Это я не говорила. Я сказала, что не могу взять на себя такую ответственность.— Но, возможно, у вас не будет другого выхода. — Он встал, но поднял ладонь, когда она хотела последовать его примеру. — Пожалуйста, подождите тут.Он вышел в открытую дверь, откуда навстречу ему прошел Никлас. Дверь закрылась. Ник неторопливо подошел к столу генерала и прислонился к нему. Он был в своем обычном коричневом костюме и засунул руки в карманы новой куртки, точно такой же, как та, которую он изрезал. Его лицо выглядело бледнее обычного, немного отчужденным и серьезным. Секунду спустя он вытащил руки из карманов, оглянулся, проверяя, что стол позади него свободен, а затем подтянулся и сел на стол. Он болтал ногами, упираясь ладонями в край стола.— Вы так никогда взрослым и не станете? — спросила Анна.Он ухмыльнулся, и отчуждение исчезло с его лица.— А зачем, собственно? Чтобы превратиться в столп общества? Но только вот какого общества? Нет и нет. Эттин Гварха решил, что до моего отъезда нам следует дать возможность поговорить.— Зачем?— Я его не спрашивал. Я не потребую родословной сула, которого получил в подарок.— Чью родословную?— Это домашнее животное, которым пользуются для охоты, высотой с шотландского пони. Но верхом на них не ездят, а посылают их по следу дичи. Зубы у них вот такие! — Он развел ладони сантиметров на пятнадцать. — Очень острые зубы. — Ну и правда, существует пословица, что невежливо спрашивать о родословной дареного сула.— А-а-а! — протянула Анна.Он снова уперся ладонями в стол.— Собственно, мне следует поблагодарить вас. Если бы вы не согласились помочь Эттину выпутаться, у Гвархи не было бы выбора. Ему пришлось бы бросить меня на съедение волкам. Что это меня потянуло на фигуральные выражения с животными? Возможно, потому, что я не слишком уверен в своем статусе.— С генералом вы помирились?Ник мимолетно улыбнулся.— Заключили перемирие и начали переговоры. Предстоит многое простить. Я по-настоящему зол, что он прослушивал мои комнаты и ваши, ну, и он не в таком уж восторге, что я опять перешел на другую сторону. Проклятое слово на «п», оно меня снова преследует.Анна промолчала, ожидая, что он будет продолжать, но он тоже молчал.— Моя мать была психологом. Я вам рассказывала?— Это есть в вашем досье, — ответил Ник.— Она мне говорила, что при любых отношениях, если они продолжаются достаточно долго, обязательно происходит что-то, совершаются какие-то поступки, которые невозможно простить. И возникает проблема: как простить то, чего нельзя простить? Постарайся найти способ, говорила она, либо останешься в полном одиночестве.— А! — Ник посмотрел мимо нее на гобелен, завораживавший Эттин Гварху. — Почему вы не вышли замуж? Конечно, меня это не касается…Анна пожала плечами.— Не везло. Или, возможно, склонность к одиночеству. Или же я так и не смирилась с несовершенством людей.После некоторого молчания он сказал:— Думаю, мы с генералом найдем выход. Очень помогают тетушки. Они не дают Гвархе передохнуть. Как он может требовать, чтобы мужчина, пусть даже из человеков, оставил родственницу на произвол судьбы? Ситуацию они видят именно в этом свете: мужчина старался защитить родственницу, а с их точки зрения это достойное поведение. Жаль, вы не слышали Эттин Пер: «Да не допустит Богиня, чтобы какой-нибудь сын Эттина совершил то, чего ты ждал от Сандерса Никласа».Анна засмеялась.— А Матсехар? Вы с ним говорили?Он кивнул.— Сказал ему, что кое-что происходит, и чтобы он держался от меня как можно дальше. Всего важнее его искусство. Говнюшка начал талдычить о верности и чести, словно не он последние десять лет поносил их в своих пьесах. «Ты мой друг, Ники. Я не могу позволить, чтобы ты в одиночестве пытался справиться с тем, что тебе угрожает!» Мы поспорили, и теперь он дуется. Когда он поостынет, скажите ему… черт! Скажите ему, что я его люблю, и он должен заниматься тем, что у него получается лучше всего, а мои проблемы предоставит распутывать мне.— Вы правда хотите, чтобы я ему это передала?— Он вам нравится, Анна, а Гвархе — нет. И я не могу прибегнуть к его посредничеству. Гварха передаст все, что я попрошу с самой добросовестной тщательностью и явным неодобрением. — Ники соскользнул со стола. — Думаю, нам пора. Гварха ждет, чтобы проводить вас.Она встала. Он на секунду обнял ее, поцеловал и попятился.— Courage, ma brave Мужайся, моя смелая (фр.)

. Я думаю… я надеюсь, все уладится.Анна не знала, что ответить. Она схватила его за обе руки, крепко их сжала, потом выпустила и пошла к двери, которая сразу открылась. В прихожей стоял Гварха в непринужденной, но собранной позе, словно спокойно прождал бы весь день.— Мэм?Она вернулась с ним на женскую половину. Он проводил ее до двери. Анна открыла дверь, замялась, а потом спросила:— Вы не зайдете?— Да.Он вошел.Голограмма была включена — холм над научно-исследовательской станцией на Риде — 1935Ц. Почти вечер. Косые полосы дождя. Между зданиями кое-где фонари. Брачную бухту окутывала темнота — в серо-стальной воде не вспыхивали вести.Анна выждала, чтобы дверь закрылась, а тогда сказала:— Ник думает, что все может уладиться.Эттин Гварха раскашлялся — звуки аналогичные человеческому хохоту.— Оттеснить Ники назад невозможно. Он отступает в сторону и уже готов снова устремиться вперед. Он всегда убежден, что видит перед собой новую тропу. — Он помолчал минуту-другую, глядя на дождь, хлещущий пейзаж Рида — 1935Ц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41