— Они с нетерпением ждут возможности побеседовать с вами. Их начало интересовать человечество, и особенно — человечьи женщины.— Скажите им, что я рада быть здесь, — ответила Анна. — И с нетерпением жду возможности побеседовать с ними. Поэтому генерал и пригласил меня?— Да, — сказала Эттин Сей.Заговорила третья женщина, Апци, тоже баритоном.Никлас поднял голову и посмотрел прямо на нее, отвечая на их языке. Апци протянула серую мохнатую руку и легонько коснулась его плеча.— Нас отсылают, — объяснил Никлас. — Идемте.Три женщины продолжали стоять, точно статуи трех Парок, а Никлас повел ее по другому коридору, более узкому, но из того же материала. Гобеленов на стенах не было. Они подошли к двери из серебристого металла. Рядом в стену была вделана квадратная пластинка, тоже металлическая, но более темная и тусклая. Никлас указал на нее.— Прижмите к ней ладонь. Покрепче. Отлично. Теперь дверь будет открываться только для двоих — для вас и меня.За дверью оказалась большая квадратная комната. Бледно-серый паркет, нижняя часть стен обшита панелями из такого же дерева, радужно переливавшегося. Как что? Рыбья чешуя? Перламутр?Анна потрогала панель. Словно бы деревянная, но выглядела она и правда так, как будто по ней струилась вода. Бледные цвета переливались и менялись на прохладной полированной поверхности.— Вы разрешите мне сесть? — спросил Никлас.— Конечно. Она поставила сумку и посмотрела на дверь, которая закрылась.Никлас расположился в большом низком кресле и вытянул ноги.— Я знаком с тетушками более десяти лет, но все еще чувствую себя с ними не очень уютно. Легче всего ладить с Апци. Она спросила меня, как я себя чувствую, и сказала, что рада меня видеть. — Он посмотрел на Анну и улыбнулся. — После этого осмотра десять лет назад они меня одобрили — Апци и Пер. Решили, что Гварха может оставить меня при себе. Я чувствовал себя не слишком привлекательной дворняжкой. Замурзанным щенком, которого мальчик притащил домой. «Но запомни, Гварха, ты должен хорошо о нем заботиться, а если он нашкодит, то…»— Они такие крупные, — сказала Анна.— Что есть, то есть. Как-нибудь я, пожалуй, объясню особенности диморфизма у Людей, но не сейчас. У вас есть кухня и ванная. Я руководил их оборудованием. Утварь покажется вам странноватой, но все приборы работают и могут использоваться землянами. На кухне есть продукты — часть тех, которые генерал забрал в заключение прошлых переговоров. Все розетки снабжены преобразователями напряжения. Если у вас есть с собой какой-нибудь электроприбор, включайте его спокойно. Имеется система внутренней связи. Я написал, как ей пользоваться и как соединиться со мной и со всеми вашими делегатами. И я перевел инструкции, что делать в случае, если отключится энергия, исчезнет притяжение, снизится атмосферное давление.— А это часто случается?— Насколько известно мне — никогда. Но инструкции прочтите и запомните хорошенько. Если что-нибудь произойдет, здесь самое безопасное место. Хвархаты позаботились придать этой части станции особую надежность. Все системы дублированы, и спасательные команды бросятся сюда в первую очередь. Хвархаты относятся к защите своих женщин со всей серьезностью. Пожалуй, сейчас как раз время поговорить о станции. Она была построена специально для этих переговоров и расположена на больших расстояниях от всего, что представляет для хвархатов какую-либо важность, и они обычно не пользуются этим пунктом переброски. Полезной информации здесь собрать практически нельзя. Если ваши товарищи затеют шпионские игры, то потратят время зря и только раздражат хвархатов.— Такая огромная станция! — сказала Анна. — И они построили ее только для нынешних переговоров?Никлас пожал плечами.— В данный момент она почти пустует. Если переговоры пройдут успешно. Людям скорее всего понадобится больше места, если же нет, я полагаю, взрывные устройства уже размещены, где следует.Анна поежилась при мысли о культуре, которая была способна построить такую станцию менее чем за два года, заранее зная, что ее, возможно, придется уничтожить. И она переменила тему.— Шпионской возни не будет. Военной разведке было строго приказано держать свои мерзкие липкие лапы подальше отсюда.— Обернитесь, — попросил Никлас.Она послушалась и увидела на стене над панелями прямоугольник из лампочек — по три в пяти рядах. Они все горели. Все были бесцветными, кроме двух янтарных в нижнем ряду.— Это ваш монитор безопасности. Если все лампочки бесцветны, значит, ваши двери заперты, а внутренняя связь отключена и никто не подслушивает, никто не наблюдает за вами. Но если хоть одна лампочка станет янтарной, вы изолированы не абсолютно.— Правда? — спросила Анна.— Моя репутация лжеца несколько преувеличена. Здесь есть подслушивающие устройства, Анна, но это не инопланетные жучки. Сотрудники службы безопасности генерала все здесь проверили, ну, скажем, утром. В первый икун. Пока вы не вошли сюда, это помещение было абсолютно изолировано.— Пожалуй, я воспользуюсь ванной.Никлас указал на дверь в стене, и она вошла в ванную. Про оборудование и принадлежности он сказал верно: бесспорно, странные, но все работали и годились для землян. Туалетная бумага была точно такой же, какую она где только не видела на Земле. Генерал прихватил и ее?Анна умылась и посмотрела на себя в зеркало.Коренастая женщина среднего роста по человеческим меркам. Кожа коричневая. Волосы короткие, черные, волнистые. В брюках и куртке из синей бумажной ткани, жатых. Белая блузка тоже из жатой ткани. Никаких украшений кроме нитки бус из ляпис-лазури. Их купила ее мать во время поездки в Исламскую социалистическую республику, еще в те времена, когда на Земле существовали подлинно независимые страны.Так, значит, ты выглядишь в сотне световых лет от родной планеты? Причем, только что воспользовавшись инопланетным унитазом?Да, и так выглядишь ты, убедившись, что ни такое расстояние, ни инопланетная новизна не спасают от дураков.Фу! Какая сердитая рожа! Эти морщинки в уголках рта и между бровями ей совсем ни к чему.В кармане куртки у нее была ручка. И от старомодных вкусов есть польза. Положиться на компьютер она не могла. Оторвав кусок туалетной бумаги, она написала: «Уберите жучки!», показала язык своему отражению и вернулась к Никласу.Он теперь стоял с двумя рюмками в руках. Обе были до половины наполнены бледно-желтой жидкостью.— В вашем досье сказано, что вы любите белые вина. Это пуайи-фюм. По-моему, недурное, но, должен оговориться, я сильно поотстал в подобных вещах.Анна взяла рюмку и взамен вручила ему обрывок туалетной бумаги. Он прочел, кивнул и поднял рюмку.— За мир и дружбу.Они выпили. Вино было холодным и очень хорошим. Никлас поставил свою рюмку.— На сегодня ничего не назначено. Можете отдохнуть. И, судя по вашему виду, это вам не повредит. Завтра предстоит официальное открытие переговоров, много речей, которые ничего не значат. Я предпочту пропустить церемонию, но вам следует на ней присутствовать. Утром я зайду за вами. Вам не следует никуда ходить без эскорта, причем вам знакомого. Со мной или с Хей Атала Вейхаром. Завтра я познакомлю вас еще с Эйх Матсехаром. Он служит в художественном корпусе и временно прикомандирован к генералу. По-английски говорит прекрасно, и, думается мне, его манеры вы стерпите.Ей не хотелось оставаться здесь в обществе только жучков земного изготовления, но она не знала, о чем говорить.— На кухне есть еще вино и еда, как я уже помянул. Войти без вашего разрешения не может никто. Не думаю, чтобы тетушки вас побеспокоили, но если все-таки, то помните, что они много выше вас рангом. Держитесь с ними уважительно и прямо. Не лгите, не пытайтесь уклоняться. Если вам не захочется отвечать на какой-то вопрос, так и скажите. Все Люди уважают прямодушие, а люди Эттина славятся прямолинейностью. Одна любовная песня начинается… — Он умолк и уставился на стену у нее над головой отрешенным взглядом. — «Я, как горцы Эттина, прямо говорю, что думаю». Перевод довольно близкий. Слова этой песни мне всегда нравились, а теперь я нахожу прелесть и в музыке. Потребовались годы, прежде чем я уловил что-то в инопланетной какофонии, какой она представлялась мне сначала. — Он подошел к двери и коснулся стены рядом. Дверь открылась, и он оглянулся на Анну. — Если взгрустнется, вспомните про ВС и поболтайте с кем-нибудь из дипломатов. Доброй ночи. И не надо ни сердитого, ни тревожного выражения: ситуация совсем не плохая. — Он улыбнулся. — Поверьте. Мне приходилось попадать в куда более скверные.Дверь за ним закрылась.Анна опустилась в кресло. Оно было глубоким и мягким, а обивка гармонировала с бледным сложным узором ковра на полу. Она выпила еще вина, сбросила туфли и положила ноги на столик из перламутрового дерева. Ножки были резными и изображали извивающихся чудовищ. То есть на ее взгляд это были чудовища — чешуя, шипы, когти, клыки и прочие атрибуты.Она подняла глаза.В потолке был плафон из серого металла и чего-то вроде матового стекла. Ей почудилось в нем что-то земное. «Арт деко»— стиль, господствовавший в искусстве Запада в середине двадцатого века. Любопытно!Или она по вечной человеческой привычке пытается претворить чужое в знакомое. Встречаешь субъекта, покрытого серым мехом, с большими ушами и горизонтальными зрачками, и говоришь: «Ну, вы просто вылитый мой двоюродный брат, который проживает в Шомберге в Иллинойсе».Интересно, Никлас говорил когда-нибудь что-то подобное?Каково это — жить совсем одному среди инопланетян?Каково это — видеть сны, что тебя пытают?Во сне те, кто тебя пытают, не земляне. Ты пробуждаешься от кошмара, и кто-то тебя успокаивает. Кто-то тебя утешает. Как выразился генерал? Мостить словами дорогу, которая ведет назад к действительности?Утешитель — нечеловек, и он пытал тебя.Бездна, подумала Анна.Она допила свою рюмку, а потом и другую, которую он только пригубил. А потом отыскала спальню.Голый паркет из перлодерева, голые стены из чего-то вроде штукатурки, кровать — прямоугольный топчан с тонким матрасом. Только подушка выглядела обычной, но на ощупь оказалась какой-то не такой. Слишком мягкой. Потолок был распахнут звездам.Господи, подумала она, поглядев вверх. Там сверкали одинокие солнца и дальние скопления, облака мерцающего газа всех возможных цветов.Наверное, голограмма. Станция вращалась, а панорама не смещалась. Да и приближаясь к станции, ничего подобного они не видели.Но если это голограмма, то куда лучше тех, какие ей доводилось видеть.Она разделась. В ногах кровати лежало аккуратно сложенное одеяло. Она его расстелила, легла на него и созерцала звездное великолепие, пока у нее не начало рябить в глазах. Светила сливались в одно смутное пятно. Анна натянула одеяло на себя и заснула. 2 Генерал был у себя в кабинете, последнем из серии, которая протянулась (на моей памяти) через двадцать лет и уж не знаю через какое пространство. Все они более или менее одинаковы. Этот отличался новой голограммой.Она сменила стену напротив его рабочего стола. Никаких окон, ничего для конструирования или размышлений. Ковер кончался, а за ним зеленоватые волны накатывались на пляж из зеленовато-серого песка. Небо было грозовым и почти того же цвета, что и вода. В отдалении вздымались обрывы и парили крылатые твари. Совсем мне незнакомые.— Где это?— Один из заселенных миров. — Генерал умолк и поправился: — Один из миров, которые мы пробуем заселить.Я рассказал ему про жучков.— Они подслушивают женщин. Какая гадость!— Я же говорил тебе, что подслушивают и будут подслушивать.Он потянулся к ВС.— Надо сообщить моим теткам.— Я сказал Эттин Пер.— Ха! — Долгий выдох. — И что сказала она?— Рассердилась. Я сказал ей, что завтра к концу первого икуна их уберут.Он посмотрел мимо меня на голограмму.— Нам не следовало просить человека послать Перес Анну. Мы привносим человечье поведение — человечье кощунство и бесчестье — в места, которые неизменно следует беречь.— Скажи это своим тетушкам. Это они решили, что Сплетению необходимо получить сведения о человечьих женщинах.Направление его взгляда изменилось. Он следил за чем-то в голограмме. Я обернулся. Одна из летающих тварей опустилась на пляж. На крыльях у нее были когти, и она поползла по песку на манер летучей мыши — крупное животное с чешуйчатой кожей в серых, зеленых и коричневых пятнах. Клюв был оснащен множеством зубов, узких и острых.— Анна — разумный выбор. Мы ее знаем. Мы знаем, что к Людям она настроена не особенно враждебно. И она прямолинейна, первозащитник. Не знай я, что это не так, я бы назвал его птеродактилем.— Чем-чем?— Земное животное. Они вымерли вот уже — если я правильно помню — шестьдесят пять миллионов лет назад. Никто толком не сумел объяснить, как они взлетали и приземлялись.— Возможно, вот так, — заметил генерал, когда тварь подпрыгнула, захлопала крыльями и взлетела.Из журнала Сандерс Никласа и т.д. 3 Ее разбудил запах жарящейся грудинки.Звезды исчезли: над собой она увидела простой белый потолок.Ванная примыкала к спальне, Анна забрала одежду, вымылась и оделась в другой брючный костюм, на этот раз серый (любимый цвет хвархатов) с желтой блузкой и серо-коричневыми агатовыми бусами. Золотые клипсы. И больше никаких украшений.Ее отражение выглядело не таким сердитым и усталым, как накануне. Даже, пожалуй, счастливым. Она улыбнулась себе. Помни, Анна, повторяла ее мать, улыбка всех делает красивей, и ты, улыбаясь, почувствуешь себя счастливее.Завтрак стоял на одном из столиков в большой комнате: полная кружка кофе, нож, вилка, тарелка с ломтиком (поджаренным) хлеба и рядом три куска поджаренной до хруста грудинки, а также квадрат чего-то вроде зеленого желе.Никлас стоял, прислонясь к стене, с кружкой кофе в руке.— Что это? — Она ткнула вилкой в зеленый квадрат.— Главным образом белок. Очень питательно. Вкуса не опасайтесь: он практически отсутствует.Анна съела кусочек. Относительно вкуса Никлас был абсолютно прав.— Если желаете углеводов, у меня имеется нечто желтое и… — Он помолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41