Отсутствие гибкости в поведении, общепринятого признака разумности, заметила Мария.) Маленькие знали, что в этом году размножаться не будут, и все-таки устраивали настоящую иллюминацию. Вдали от берега их было заметно меньше, но и там они усеивали темную воду до самого горизонта, вспыхивая одновременно с большими в бухте.Изумительное зрелище.Спустя несколько минут из лагеря вышли двое очень вежливых солдат. Морские пехотинцы. Название не изменилось, хотя теперь их корабли бороздили космос. Они были в форме, головы выбриты, если не считать узкого гребешка волос ото лба до затылка. Волосы мальчика были светло-золотистыми, прямыми и тонкими, темные волосы девушки курчавились тугими завитками.— Холм входит в запретную зону, мэм, — сказала девушка. — Вы должны вернуться.Ее товарищ посмотрел вниз на бухту и океан.— Что это там? — спросил он.— Животные, — ответила она. — Сейчас у них брачный сезон. Это как пение лягушек или как Верди. Мы пока не знаем, разумны ли они.— А почему бы и нет? — сказал мальчик. — Киты ведь разумны. И дельфины.Он ошибался, но ей не хотелось спорить.— Я поднялась сюда, чтобы вести наблюдения.— Да, посмотреть стоит!— И так будет еще много недель.— Ого! — воскликнул он радостно.— Мэм, вы должны уйти отсюда, — сказала девушка.На следующий день самолет не улетел в обычный час. Хвархатов пригласили на званый вечер, объяснила Катя.— Этьен говорит, что они пытаются установить менее формальные отношения, поскольку вопрос о мебели был улажен.— О мебели? — переспросила Анна.— Меня не спрашивай, — сказала Катя. — Этьен сразу прикусил язык. Это засекреченные сведения.— Хм! — буркнула Анна и отправилась на дежурство. Иоши ушел с катера, когда уже стемнело. Анна поднялась на палубу. Вода в бухте была зеркальной. В ней неподвижно висели инопланетяне, не обмениваясь сигналами.По причалу к ней шли трое. Один впереди, двое следовали за ним. Толком она разглядела их, лишь когда они вошли в свет фонаря у края причала рядом с катером.Первый был человек, но она, едва взглянув на него, впилась глазами в одного из его спутников — плотного, в серой одежде. Его плоское широкое лицо покрывал серый мех, а глаза были сплошь синими — ни намека на белки — с горизонтальными полосками зрачков, в первый момент широкими, но тут же сузившимися на свету.Инопланетянин секунду смотрел на нее, потом опустил взгляд. Третьим был морской пехотинец, мальчик, с которым она говорила на холме. Он нес винтовку, как и инопланетянин.Человек впереди вооружен не был, во всяком случае она не увидела ничего, похожего на оружие. Его руки были засунуты в карманы куртки, простой, сшитой из коричневатой ткани и чуть странного покроя, словно ее сшил кто-то, имеющий лишь смутное представление о человеческих фасонах. Остальная его одежда тоже была простой, коричневатой и какой-то не такой.Одно из вознаграждений за измену? Скверно сшитая одежда неуклюжего покроя?А он сказал:— Прямой взгляд означает вызов. Одинаково у обеих рас. Вот почему он опустил глаза. Показывая, что не хочет боя.— Прекрасно, — сказала Анна.— Мне назвали вас как специалиста, от которого я могу узнать про огни в океане.Она кивнула, все еще глядя на серую фигуру.— Можно мне подняться на борт? Боюсь, они пойдут со мной и устроят проверку, нет ли тут чего-нибудь, чему могу повредить я или что может повредить мне.Она взглянула на него. Он был таким же непримечательным, как и на ком-экране, когда она увидела его в первый раз. Только волосы были сухими и вились — рыжевато-каштановые с заметной проседью. Лицо у него было очень бледным, словно годы и годы его не касались солнечные лучи.— Вы переводчик, — сказала она. Не называть же его предателем!Он кивнул.Какого черта? Почему бы и нет? Когда еще ей выпадет случай рассмотреть хвархата вблизи? Она указала на трап.Он что-то сказал инопланетянину. Оба солдата поднялись на катер и занялись обыском.— Поосторожнее! — крикнула Анна им вслед. Никлас добавил что-то на непонятном языке, шагнул на борт и оперся о поручень, оглядывая бухту. Кто-то из псевдосифонофор начал сигналить: желтый, зеленый, белый, желтый — почти наверное имя. «Я это я. Я это я».— Ну, так что же они такое? — спросил он.Она объяснила и затем добавила:— Беда в том… Мы знаем, что степень разумности у них связана с размерами. К такому выводу мы пришли, изучая маленьких. Эти ребята там еще подростки и не слишком сообразительны. А большие не покидают открытого океана, и мы еще не нашли способа подобраться к ним.Солдаты вышли из каюты и остановились, поглядывая на Никласа и друг на друга. Мальчик (морской пехотинец) как будто нервничал. Выражение лица инопланетянина ей ничего не сказало. Да и выражение ли это вообще? Поза указывала на настороженность, но без тревоги. Он не боялся, но ничего не упускал, хотя и не смотрел никому прямо в лицо.— Все это очень интересно, — сказал Никлас. — Но я не понимаю, почему вы полагаете, что эти животные могут быть разумными существами.Теперь сигналили шестеро-семеро. И все вести были разными. Нет, не хор. Может быть, секстет. Или просто какофония.— Что я могу вам сказать? Определить разумность расы не слишком трудно, когда ее представители похожи на нас, например, ваш серый приятель. Хвархаты с самого начала ни у кого сомнений не вызывали. Едва мы увидели их первый космолет, едва они произвели первый выстрел по нашему, мы поняли это.Он посмотрел на нее, но ничего не сказал.— А они там (она махнула рукой на бухту) иные в полном смысле слова. Мы не можем твердо решить, каковы признаки интеллекта у морских животных, не пользующихся орудиями. Но почему вас это заинтересовало?— Простое любопытство. Последние дни мы улетали после наступления темноты, и я видел внизу их огни. Их видно и с острова — пятна света, покачивающиеся в океане. Вы говорите, что это молодь? И еще, мне надо как-то убить время. Сегодня они устраивают светский вечер. Дурацкая затея, но генерал заинтересовался. Он никогда не видел, как развлекается компания землян. По-моему, из этого ничего не выйдет. Хвархаты не едят ради развлечения. Для них прием пищи либо необходимость, либо священнодействие. Пить ради развлечения они пьют, но их попойки — крайне неприятная штука, и я их избегаю, насколько могу. — Он помолчал, глядя на бухту. — Мне жутко подумать, как генерал пытается поддерживать светскую беседу или — впервые в жизни — разделывается с канапе.— А что с переговорами? — спросила она.— Это ведь еще только начало. — Он пожал плечами. — А дипломатия не входит в сферу моей деятельности.Ей хотелось задать вопрос, каким образом он оказался в таком положении, но она не представляла, как к нему подступиться. Как, ну, как предают свою расу? И она продолжала рассказывать о животных в бухте, официально именуемых Pseudosiphonophora gigantans(Псевдосифонофоры гигантские). Потом она умолкла, и они вместе продолжали смотреть на бухту.Стоял он спокойно, небрежно положив локти на поручень и свободно переплетя пальцы, но она ощущала судорожное напряжение и одиночество. Ну, на мысль о напряжении ее могло навести что-то в его позе, на что сознательно она внимания не обратила. А одиночество? Ее выдумка?Он выпрямился.— Мне пора. Насколько я знаю генерала, он уже скучает, а, возможно, и натоксичился. Алкоголь на хвархатов не действует, но он прихватил с собой свою дрянь. — Он помолчал. — Спасибо за информацию. В старинной книге, не помню ее заглавия, есть строка о познании нового: единственный абсолютно надежный источник радости и единственное подлинное утешение. — Он усмехнулся. — А последнее время новое я узнавал только о мебели. А это мало что дает, поверьте.Он ушел в сопровождении обоих солдат. Анна следила за ними, пока их фигуры не растаяли в темноте. На редкость странный разговор! 5 Утром, когда она сменилась с дежурства, ее вызвал Реймонд.— Будьте добры, Анна, зайдите ко мне. — Он заметил выражение ее лица и добавил: — Это очень важно.Она схватила в столовой чашку кофе с тартинкой и, злясь, пошла к нему. Рей никогда ей не нравился, и на последних выборах она за него не голосовала. Однако надо отдать ему должное, директором он был неплохим и умел ладить с дипломатами и военными. В данный момент — умение очень полезное.Он оказался не один. У большого письменного стола сидела женщина в форме. Ее кожа была такой же темной и такого же оттенка, как кофе, который только что выпила Анна. Она была острижена по уставу, и ее скальп блестел, как отполированный, а волосы — узкий уставной гребешок — были выбелены. В ее ушах болтались серьги из мелких бусин.— Майор Ндо, — сказал Реймонд.— Пожалуйста, садитесь, — сказала майор.Анна села. Ее охватила тревога. К ее блузе и брюкам прилипли крошки. Она смахнула их и повернула голову, ища, куда поставить чашку. Не найдя ничего подходящего, она поставила ее на пол.— Вчера вечером, — сказала майор, — вы разговаривали с Никласом Сандерсом. Я хотела бы, чтобы вы пересказали мне этот разговор. Пожалуйста, постарайтесь быть паточное и объясните биологическую часть.— С какой стати?— Анна, прошу вас! — сказал Реймонд.Она подчинилась.Когда она замолчала, майор кивнула.— Отлично. Очень близко к записи, только объяснения более подробные. Вы больше ничего не добавите? Какие-нибудь ваши наблюдения.Ей понравился Сандерс, но военным она ничего говорить не собиралась.— Нет. Кто он?Женщина засмеялась.— Ничего не могу вам ответить, мэм Перес. Это очень щекотливый материал. Не засекреченный, но не для огласки.— Я понимаю, что говорю слегка по-детски, но, по-моему, это не честно. Я ведь только что сообщила вам все, что вы потребовали.Майор кивнула.— Вы правы, это нечестно. Не сошлюсь на присловье, что жизнь нечестна изначально, так как всегда считала его глупым и бесполезным. Ваши трудности объясняются не тем, что нечестна жизнь, а тем, что нечестна я. — Она широко улыбнулась. — Всегда полезно проводить четкую границу между вооруженными силами и вселенной. И сказать я вам могу только то, что и так очевидно: переговоры очень важны, ситуация щекотливая, а этот мудак оказался в самом центре, и его охраняет дипломатическая неприкосновенность.Рей сказал:— Благодарю вас, Анна, за вашу помощь.Она ушла, забыв недопитую чашку. Ну, авось, Рей на нее наступит!В следующий раз она увидела Никласа у двери своей комнаты в сиянии солнечного света. Одежда на нем была точно такая же как прежде: сшита из коричневатой ткани по нелепому фасону. В солнечном свете его волосы выглядели гораздо более седыми.— Как вы меня отыскали?— Остановил какого-то человека и спросил. — Он ухмыльнулся. — Я не знал вашего имени, но оказалось достаточно сказать: «Женщина, которая без умолку говорит об этих тварях в бухте». Не хотите ли погулять?— А переговоры?— Я попросил у генерала выходной. Ведь есть и другие переводчики, а я попросту устал сидеть. Он знает, во что я превращаюсь без физических упражнений.Она подумала и кивнула.— В сопровождении близнецов. — Он чуть посторонился, и она увидела морского пехотинца — все того же мальчика — и инопланетянина. Но прежнего или нет, она не могла решить.— Дайте мне минуту.Он прислонился к косяку открытой двери. Тело его напряглось с маниакальной судорожностью. Она было подумала, что он принял какой-то наркотик, но его глаза смотрели ясно и нормально фокусировались. Поразил необычный цвет радужек — темно-зеленый, как у нефрита из Нового Света. Такой цвет она видела впервые, но наркотики же не меняют цвет глаз. Хотя она не специалист… Да и в любом случае, его лицо сохраняло бодрое выражение. Нет, наркотики тут ни при чем. Он просто счастлив, решила она.Анна взяла куртку, и они вышли за пределы станции.— На холм? — спросил Никлас.— Он в запретной зоне.— Капрал? — Никлас посмотрел на морского пехотинца.— Да, сэр. Для персонала станции.— Но не для меня?— Точно не знаю. Думаю, вам можно. Но не с мэм.— Бессмыслица какая-то! — Никлас посмотрел по сторонам. — Мне хочется взобраться повыше и поглядеть вдаль. Вон туда! — Он указал на холм с южной стороны станции. — Туда можно?— У меня нет распоряжений об этом холме. Наверное, можно.День был ясный и ветреный. Склон оказался крутым и скользким из-за растаявшего ночного инея. Поднимались они медленно, особенно солдаты, обремененные винтовками.— Эй! — не выдержал мальчик. — Не так быстро!Анна оглянулась — как и Никлас. Солдаты заметно отстали и находились гораздо ниже их.— Мы подождем на вершине, — ответил Никлас и продолжал взбираться.— Сэр! — Мальчик кинулся за ним, поскользнулся, упал и покатился вниз по склону, крепко держа винтовку.Никлас отдал распоряжение на языке хвархатов, и второй солдат начал спускаться следом за мальчиком.— Как бестолково! — заметил Никлас. И почему их не обучают лучше? Впрочем, их учат исполнять приказы, а не думать. Ему же, вероятно, отдали приказы, не слишком сочетающиеся друг с другом. Вряд ли в лагере пришли хоть к какому-то соглашению относительно меня.— На таком расстоянии магнитофон еще записывает? — спросила она.Мальчик уже достиг конца склона. Винтовку он все-таки выпустил, и теперь ее держал инопланетянин, ожидая, когда мальчик встанет. Тело инопланетянина выражало безразличную вежливость.— Такой, каким снабдили капрала? Вполне возможно, что он и сейчас нас записывает. — Никлас огляделся. — Богиня! Какой чудесный день. Всюду золото и лазурь. Мне действительно очень не хватает открытого неба и ветра. А если вас тревожат магнитофоны, так один есть и на мне. Не говорите ни о чем таком, чего не хотели бы представить для анализа хвархатской службе безопасности.— Да, по-видимому, такая жизнь должна быть нудноватой.С этой высоты уже открывался широкий вид на океан весь в белых барашках. Никлас был прав — день действительно выдался на редкость.— В данную минуту я нахожу ее очень забавной. Причина, возможно, заключена в погоде, и еще в том, что сегодня мне не придется сидеть в комнате без окон, храня неподвижность несколько часов и не разминаясь.Солдаты вскарабкались к ним. Лицо мальчика алело, форма измялась и испачкалась.— Больше не делайте этого, сэр!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41