его рассказы об истории больницы и некоторых из ее самых странных пациентах занимали изучающего литературу студента часами.
Больше всего Сагава был рад лету, когда он мог бродить по саду. Поскольку он был добровольным пациентом, ничто не могло помешать ему прогуляться в Токио и успокоить свои сексуальные переживания с проституткой. Но это нужно было проделывать осмотрительно. Одного надоедливого журналиста хватило бы, чтобы сделать жизнь невозможной заголовками о «каннибале в поисках новых жертв».
Спустя тринадцать месяцев директор больницы решил, что его печально известный пациент получает не много пользы от пребывания в стенах его учреждения, и 12 августа 1986 года Сагаву неожиданно выписали.
После пяти лет заключения было приятно снова оказаться в лоне семьи. Ее члены отнеслись к нему тепло и с поддержкой, даже несмотря на то, что его отец потратил свою пенсию на адвокатов и больницы. Его брат, не обративший внимания на его каннибальские фантазии более двадцати лет назад, никогда не вспоминал об ужасной судьбе Рене Хартвельт.
После его освобождения в прессе последовала краткая вспышка возбуждения. Одна газета вышла под заголовком: «Внимание! По улицам бродит Сагава!». Один из выпусков литературного журнала Hanashi no Tokushu был почти полностью посвящен длинному интервью с Сагавой, щедро проиллюстрированному фотографиями, в котором редактор процитировал слова Сагавы о том, что каннибализм — это совершенно естественное человеческое желание. «Через основное табу можно переступить, — провозглашал Томохиде Ясаки, основываясь скорее на убеждениях, чем на логике. — И Сагава — единственный человек, который на это способен».
Но чего больше всего хотел Сагава, так это вернуться к какому-то подобию нормальности. Он сменил имя и перебрался в крохотную квартирку, хотя и возвращался домой на ужин. Чтобы зарабатывать деньги, он начал писать колонки для маленьких журналов, посвященных садомазохизму и прочим сексуальным фетишам. Он взялся за рисование и начал писать вторую книгу о своем пребывании в тюрьме Сантэ.
Но его попытки найти нормальную работу потерпели неудачу. Поскольку лицо его было слишком известным, и для нанимателям не составляло особого труда выяснить его подлинную личность. Однажды директор школы принял его на должность учителя, но затем вынужден был изменить свое решение под давлением сотрудников. Сагава испытал окончательное унижение, когда ему отказали в работе посудомойщика. Жизнь свободным человеком казалась ему разочаровывающей.
Перемены наступили в 1989 году, когда Цутому Миядзаки арестовали за похищение, убийство и расчленение четырех детей. Когда выяснилось, что Миядзаки также съедал части тел своих жертв, журналисты немедленно сели на телефоны и стали вызванивать Сагаву. Несмотря на смену имени, его несложно было найти.
По словам Сагавы, он мог понять тягу Миядзаки к каннибализму. Чего он не мог понять, так это то, почему, проделав это однажды, он захотел повторить снова. Его замешательство говорит о том, что в определенном смысле Сагаве повезло. Большинство убийц с извращенными сексуальными позывами продолжают убивать до тех пор, пока их не ловят, а их аппетит возрастает по ходу дела. Сагаву же взяли так скоро, что он не успел пройти обычный цикл отвращения, за которым следует медленное возобновление тяги.
В 1990 году Сагава снова оказался в центре внимания после выхода на экраны Токио итальянского фильма «Любовный ритуал». Являя собой явную попытку подзаработать на истории японского каннибала, он рассказывает историю прекрасной голубоглазой блондинки, повстречавшей привлекательного и таинственного азиата, который затем приглашает ее на обед в свою квартиру. Он рассказывает ей о древней японской культуре, а она все больше попадает под его чары. Затем он заводит речь об индусских любовных ритуалах, позволяющих достичь крайнего единения мужчины и женщины. Потом они занимаются любовью, и она просит делать его с ней все, что он захочет, — и он кусает ее за руку. Ей это нравится, и она просит продолжить осуществление ритуала крайнего единения. Он угождает ей, убив ее, а затем пожирает куски ее сырой плоти.
Сагава ходил смотреть этот фильм, и когда его спросили, что он о нем думает, он сказал прессе, что так возбудился, что у него было три эрекции. Еженедельный журнал послал к Сагаве своего журналиста с этим фильмом на видеокассете, чтобы он выяснил, правда ли это. К сожалению, во время повторного просмотра Сагава, по словам репортера, был в мешковатых штанах, а потому подтвердить историю было невозможно.
То, что происходило, было вполне понятным. В какой-то момент Сагава перестал восприниматься монстром, стал более приемлемым культурно. Вскоре на его сторону встали интеллектуалы. Ясухиса Ядзаки, редактор журнала, заявил: «Мы должны рассматривать его как человеческое существо, которому довелось пережить очень специфический опыт». Интервьюер, пригласивший Сагаву в ресторан, спросил его: «Почему вы не откроете ресторан?». Когда Сагава в ответ покачал головой, журналист подтолкнул его: «Разве вы не готовите?». Сагава ответил: «Тот раз был единственным». Интервью появилось на гастрономической странице журнала.
До сей поры прессы работала против Сагавы, искажая и упрощая действительность; теперь же неожиданно она начала работать на него. Если рассматривать каннибализм абстрактно, не сложно увидеть в нем что-то абсурдное и даже забавное; например, в романе Ивлина Во «Черная беда» есть сцена, в которой мужчина съедает свою подружку на пиру каннибалов. Японская пресса попросту сделала смерть Рене Хартвельт пригодной для массового потребления, хорошенько приперчив ее черным юмором. Сагава признает, что, перестав быть монстром, он стал клоуном.
Публикация в 1990 году второй книги Сагавы «Сантэ» слегка исправило дисбаланс. Эта серьезная книга, без какого-либо налета сенсационности, мемуары о жизни Сагавы в тюрьме, сдобренные воспоминаниями о детстве, стала решающим успехом. Хотя ее продажи и не могли сравниться с продажами «В тумане», Сагава с интересом отметил, что многие читательницы написали ему, чтобы сказать, что они нашли книгу очень трогательной.
Еще одна важная фаза повторной интеграции благородного каннибала в общество имела место в 1991 году, и началась она с посещения Сагавой литературной вечеринки, которая снималась телевидением. У него взяли интервью, и своего рода табу было нарушено. До сих пор японское телевидение избегало снимать Сагаву, не столько из-за неодобрения его каннибализма, сколько из-за того, что никто не осмеливался стать первым. Все разом изменилось, как только в октябре 1991-го в эфир вышло первое серьезное телевизионное интервью Сагавы, в ходе которого он откровенно говорил о своей жизни и о поедании Рене Хартвельт. За этим последовали и другие.
Хотя Сагава страстно желал, чтобы его принимали всерьез, он был рад угодить, показывая свою комическую сторону: так, например, в короткой проходной сатирической передаче Fuji Television о скандальной фирме грузовых перевозок Сагава — в одном лишь нижнем белье — появился в роли талисмана компании.
Затем последовала роль со словами в драме под названием «Алфавит 2/3» о женщине, которая пытается найти убийцу своей сестры. Сагава играл основателя религиозного культа и был обрадован, узнав, что, согласно роли, он становится наставником двум прекрасным евразийским близняшкам. В ответ на обвинение в том, что для Сагавы была выбрана роль исключительно из-за его печальной известности, режиссер Цуёси Такисиро заявил: «Господин Сагава — благородный человек, гений». Затем добавил: «У Сагавы есть темная сторона и светлая сторона, а это и является темой фильма».
Во время съемок фильма Сагава и остальные актеры ходили на «Молчание ягнят». Сагаву фильм разочаровал. Он согласился с мнением, высказанным британским серийным убийцей, Деннисом Нильсеном, о том, что каннибал Ганнибал — персонаж совершенно нереалистичный. Нильсен говорил, что Ганнибал Лектер изображен внушительным и интеллектуально утонченным, в то время как правда о большинстве серийных убийц заключается в том, что они страдают от недостатка самоуважения. Мнение же Сагавы было обосновано скорее кулинарно, нежели психологически. «Он изображен монстром, который ест всё. Обычно же каннибал изыскан и тщательно подходит к выбору жертвы».
Актеры, похоже, находили печальную известность Сагавы довольно забавной и начали звать его Ганнибалом; если актриса отсутствовала дольше, чем ожидалось, шутили, что она, вероятно, нашла свой конец в холодильнике Ганнибала. Представительница кинокомпании выразила, скорее всего, общие чувства, когда заявила: «Все мы считаем, что господин Сагава должен вернуться в общество, а потому мы не хотим, чтобы непосвященные зацикливались на былом скандале».
В 1992 году гамбургская телекомпания Premiere Medien пригласила Сагаву принять участие во интервью в рамках передачи «0137». В своем время, после высылки Сагавы из Франции власти отказали ему в иностранном паспорте. Теперь же ему пришлось указать властям на то, что, поскольку он был оправдан, юридически он невиновен, а потому нет никаких законных оснований для того, чтобы отказывать ему в паспорте.
Власти уступили, и Сагаве была дана возможность лететь в Германию. В ходе телевизионного интервью, которое вел Роджер Вил-лемсен, Сагава долго говорил о своей жизни и об убийстве. Он признал, что до смерти Рене Хартвельт жил в мире грез, и что считает убийство и его последствия жестоким пробуждением, навсегда излечившим его от тяги к насилию.
Он должен был вернуться в Японию сразу же после интервью, но принимающая сторона убедила его остаться чуть подольше; две журналистки показали ему достопримечательности Гамбурга, кроме того, он побывал в Берлине и Гейдельберге. Но как только он вернулся в Токио, его паспорт снова конфисковали.
А цирк, между тем, продолжался. Сагава согласился дать интервью французскому журналу VSD, а также позировать для фотографа, рисуя портрет привлекательной обнаженной модели. Когда журнал, наконец, вышел, он обнаружил, что кто-то добавил к нижней части портрета нож и вилку.
В 1993 году Сагава был представлен британской общественности в часовом документальном фильме, спродюсированном Найд-желом Эвансом, в котором я выступил в роли рассказчика. Я повстречался с Сагавой в ходе моей поездки в Токио двумя годами ранее, где он был первым в очереди людей, ожидающих автографа на моей книге. Я был знаком с его делом и рад возможности встретиться со знаменитым каннибалом.
Мне сразу же стало ясно, что этот робкий и очевидно умный человек не тот монстр, о котором я читал, и когда я спросил его о слухе, что он собирается открыть ресторан, он заверил меня, что это просто очередная абсурдная выдумка. А в ходе последующей переписки стало очевидно, что он был честен, когда говорил, что убийство и его последствия были подобны ночному кошмару, от которого он очнулся.
Даже в Англии была предпринята попытка задавить этот телефильм, негодующие газеты набросились на «каннибала-убийцу, которому позволяют с телеэкранов хвастаться тем, как он убил и съел свою голландскую подружку». К счастью, Channel 4 не поддался давлению, и программа вышла в эфир 21 ноября 1993 года, как и было запланировано. Название этого фильма «Простите за то, что живу» стало названием очередной книги Сагавы, которая получилась из диалога и нескольких эссе.
За ней последовал «Мираж», полная и доработанная версия «В тумане». В том же году вышел сборник рассказов под названием «Фантазии каннибала», в котором тема каннибализма развивается в духе черного юмора. Но шестая книга Сагавы «Я хочу быть съеденным», которая состояла из рассказов, эссе и поэм, оказалась значительно более серьезной; ее название содержит в себе признание Сагавы в том, что нездоровый интерес к каннибализму, берущий свои истоки в детских играх с дядей Мицуо, стал основой мазохистского желания быть съеденным.
В определенном смысле, Сагава был съеден. Средства массовой информации стали чем-то вроде великана-людоеда, сжирающего людей и изрыгающего их наружу в виде грубых и упрощенных образов. Сагаву, поданного японской общественности, разрезали, жарили и перчили до тех пор, пока он почти не перестал иметь какое-либо сходство с личностью, носящей это имя.
По иронии судьбы человек, проведший свое детство, поглощая книги, теперь страдает от проблем со зрением, которые вызваны диабетом, и которые вынуждают его ограничиваться в чтении до минимума. Но самая главная ирония заключается в том, что в результате этих проблем его врач запретил ему есть мясо.
Новость о том, что книга Сагавы стала в Японии бестселлером, разнеслась по всему миру и вызвала протесты сторонников идеи о том, что преступнику нельзя позволять наживаться на собственном преступлении. Когда три года спустя Сагава стал кинозвездой и частым гостем телеэкранов, негативная реакция оказалась еще сильнее. Это, несомненно, является одной из причин того, что до сих пор книги Сагавы не переводились на другие языки: похоже, что сама идея описания убийства Рене Хартвельт вызывает гнев моралистов.
Тут общественность демонстрирует любопытный двойной стандарт. В Англии XVI века преступников публично вешали, а затем продавали спешно сочиненные памфлеты об их жизни и преступлениях. В более поздние времена в огромных количествах продавались книги вроде «Жизнеописания знаменитых разбойников». Сегодня во всех странах мира гигантскими тиражами расходятся журналы True Detective и книги, в которых описываются реальные преступления. И нет никаких сомнений в том, что книга о Сагаве на каждом углу читалась бы теми, кто осуждает идею книги, им написанной.
Так в чем же разница? По словам критиков Сагавы, разница заключается в том, что преступнику нельзя позволять «похваляться» своим преступлением или зарабатывать этим деньги. И тут они ошибаются. «В тумане» Сагава писал в тюрьме, пытаясь примириться со своим преступлением в уединении собственного разума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70