Преступление обсуждали все дни напролет на всех улицах и на всех углах.
– Эта девица Грамболд способна на все, – говорили мужчины. – Но она ведь ушла от Мольпаса, он выгнал ее. Разве могли они провернуть такое дело вместе?
– Больше похоже на то, что дочка Марша просто показала на этих двоих, потому что у нее есть основания их не любить, – высказывали свои предположения женщины.
Все, знавшие Танзи хорошо, относились к ней с симпатией и уважением, а ее покойный отец был одним из самых известных жителей Лестера.
Однако мэр настаивал на том, чтобы свершилось правосудие, но, будучи добрым человеком, увез Танзи из «Голубого Кабана» к себе в дом.
Следствие началось после того, как врач установил, что Роза Марш была задушена своей собственной сорочкой. Она была достойно похоронена в той же самой могиле, где ранее были погребены ее муж и его первая, более скромная и спокойная жена.
Допрос продолжался несколько дней.
Дилли могла рассказать шерифу и присяжным только то, что ее разбудил крик хозяйки – она кричала так, словно ее убивали, – и как она пыталась растолкать повариху, которая спала, как бревно. Сама же она побежала вниз по чердачной лестнице. Дверь в большую комнату была открыта, там горел свет, но ей было очень страшно, она побоялась заглянуть внутрь, сбежав по лестнице вниз, и выскочила на улицу с криками о помощи.
Джод старался убедить всех, что у Танзи есть алиби: именно в то время, когда была убита ее мачеха, Танзи находилась в стойле Пипина, потому что, когда он проснулся от криков, оказалось, что кто-то уже поменял пони повязку. Однако его показания не принесли ничего, кроме вреда: всем сразу же захотелось узнать, почему падчерица покойной хозяйки бродит ночами по двору и стойлу вместо того, чтобы спать в своей постели.
Показания поварихи еще более усугубили положение Танзи, ибо она усиленно твердила о том, как трудно было угодить покойной хозяйке.
На допрос приглашали все новых и новых свидетелей.
Было доказано, что Танзи и ее мачеха не ладили между собой, а после смерти Роберта Марша их отношения совсем испортились. Даже друзья Танзи не могли не признать этого.
Посетители таверны вспомнили, как Роза оскорбила Танзи, обвинив ее в том, что она любезничала на сеновале с каким-то солдатом, когда армия после Босворта была в городе.
Друсцилла Гэмбл рассказала, что Роза однажды при случае назвала Танзи грубым сорняком с желтыми цветами, и все, кто в это время проходил по улице мимо окна их гостиной, не могли не слышать, как Танзи реагировала на сказанное Розой о своих покойных родителях.
После таких показаний поползли разные слухи.
– Мы часто слышали, как они ссорятся, и в последнее время, кажется, Танзи научилась не оставаться в долгу. Но ее нельзя винить за это, – говорили разные люди, – потому что мачеха была грубиянкой и транжиркой и всегда плохо обращалась с девушкой. И это истинная правда, хотя и грех так говорить о мертвых.
Мистер Джордан не стал ждать, когда его начнут спрашивать о чем-либо. Как только он увидел возле «Кабана» кричащую толпу и, выглянув из своего окна, узнал, что случилось, он поспешил в кузницу Тома, к Брестеру.
– Оставь свои стрелы и быстро скачи в Лондон. Расскажи мистеру Худу, что здесь произошло, и заставь его вернуться, как можно быстрее, – сказал он. И Брестер, который когда-то учился у мистера Джордана, немедленно собрался в путь.
– Чем бы ни кончилось дело, в такое время все друзья Танзи должны быть рядом с ней, – объяснил свой поступок Уилл Джордан, разговаривая со священником церкви Святого Николая. – Том благородный юноша и всегда относился к Танзи, как брат. И если у него есть голова на плечах, он женится на ней и увезет ее подальше от этого ужаса.
Хотя Танзи содержали под стражей, ему удалось сообщить ей, что его гонец уже на пути в Лондон, и в течение всех последующих тяжелых дней ее поддерживала мысль о скором приезде Тома. Многие горожане верили в невиновность Танзи и находили возможность доказать ей свое доброе отношение. До тех пор, пока Хью Мольпас не сказал шерифу вполне резонно:
– Вы обыскали мой постоялый двор, комнату, где живет эта уэльская девушка, и даже дом ее отца на Свином базаре. Почему же вы не обыскали «Голубой Кабан»?
Во время обыска в «Голубом Кабане» не нашли никакого припрятанного золота, но зато в комнате Танзи нашли коробочку с безделушками и в ней три розовых нобеля и два полуэйнджела. Не слишком большое богатство для дочери владельца постоялого двора, но этого оказалось достаточно, чтобы возникли подозрения. Особенно потому, что всем было известно, как плохо шли дела в «Кабане», а монеты, хоть и были отчеканены давно, выглядели совсем новыми.
Поэтому настоящие преступники, которые в первые дни подумывали о бегстве, сочли более благоразумным остаться в городе и всем своим видом демонстрировали оскорбленную невинность. В таверне у Мольпаса появилось даже больше посетителей, чем раньше, а Глэдис отправилась жить к отцу, и его представления с медведями стали собирать огромные толпы любопытных. И Мольпас, и Глэдис не сомневались в том, что Танзи будет признана виновной, потому что ее внезапное появление в спальне мачехи вообще было единственной причиной, по которой на них пало подозрение, и его без труда удалось отвести. Однако в суде продолжался допрос.
– Это правда, что у вас были плохие отношения с покойной?
– Да. Но я старалась ее слушаться.
– По завещанию вашего отца «Голубой Кабан» становится вашей собственностью в случае замужества или смерти вашей мачехи. Это так?
– Да.
– Итак, прав ли я, утверждая, что только вы одна можете извлечь материальную выгоду из ее смерти?
– Да, я думаю, что это именно так. Но я никогда не думала об этом.
– И вы были с ней одна, когда она умерла?
– Нет, нет! Я продолжаю повторять, что там были эти двое – Хью Мольпас и Глэдис Грамболд. Дверь была приоткрыта, и я вошла в комнату…
– Зачем?
– Мне нужно было кое-что сказать мачехе.
– После того, как все легли спать?
– Это было срочное дело. Я хотела предупредить ее.
– Предупредить? О чем?
– О них.
– Это значит, что их присутствие в спальне не удивило вас?
– Удивило. Если иметь в виду их присутствие в спальне мачехи. Но к этому времени я уже знала, что они оба в доме. Что Мольпас находится в спальне девушки.
– И вы хотели разволновать миссис Марш? – высказал предположение узколицый адвокат, которому хозяин «Золотой Короны» уже успел хорошо заплатить. – Как признался ваш собственный конюх, в ту ночь вы поздно бродили по дому и по двору. А после того, как ваша молоденькая служанка позвала на помощь соседей, только вас одну нашли рядом с убитой женщиной, а те двое, которых вы обвиняете, были найдены спящими в своих постелях.
Попытки Танзи защитить себя выглядели очень жалко.
Кто поверит ей, если она снова повторит, что пони натер ногу, и ей надо было пойти и сделать ему примочку? Как она может объяснить, что она хотела предупредить мачеху о том, что Хью Мольпас проник к ним в дом, – а он действительно был в это время в их доме, – и что в такой ситуации она не могла справиться одна и нуждалась в помощи более опытного взрослого человека? Как объяснить, что ей давно, задолго до случившегося было страшно в собственном доме, и ее мучили тяжелые предчувствия?
На помощь к ней пришел мистер Лангстаф, адвокат ее покойного отца.
– Не могли бы вы объяснить нам, откуда у вас взялись эти золотые монеты, которые нашли в вашей коробке? – мягко спросил он.
Танзи, почувствовав облегчение, повернулась к нему.
– Конечно. Это очень легко сделать. Я нашла их на полу под королевской кроватью. Наверное, он сам или кто-то из приближенных выронили их, это было после Босворта…
– И хранили их в течение всего этого времени? Ведь прошло уже около двух лет! – скептически заметил узколицый адвокат.
– Хорошенькая история! – хмыкнул его писарь, передавая адвокату какие-то бумаги.
Танзи вспомнила, что на самом деле в ее коробочке лежали не те монеты, которые она нашла под кроватью, и с надеждой подумала о том, что, может быть, до рассказа об этом дело не дойдет.
В помещении суда было жарко и душно, оно было забито недружелюбными людьми, которые глазели на нее. Танзи чувствовала слабость, ей очень хотелось оказаться где-нибудь среди зелени, на свежем воздухе и перестать отвечать на все эти вопросы. Она поискала взглядом Уилла Джордана, но его доброе лицо было скрыто от нее дородным конвоиром в гражданской одежде, а все его попытки помочь ей натыкались на уверенность судьи в ее виновности.
Ей очень не хватало поддержки отца, но будь он жив, разве могло случиться это кошмарное ночное происшествие? Она давно предчувствовала, что в их доме должно произойти какое-то ужасное несчастье и даже говорила об этом Тому. Стоя на возвышении, она хорошо видела и хозяина «Золотой Короны», и Глэдис. Мольпас наблюдал за ней с высокомерным равнодушием, а Глэдис спокойно сидела на скамье, сложив на коленях руки с длинными пальцами, которыми она и запихнула шелковую смерть в Розину глотку. Танзи была рада – и будет радоваться этому до конца своих дней, – что мачеха, широко раскрытые глаза которой умоляли о помощи, в свои последние мгновения видела, как Танзи, которую она называла грубым сорняком, рисковала своей жизнью, чтобы спасти ее.
Она прекрасно осознала, что, выскользни она незаметно из комнаты, и ей не пришлось бы стоять здесь, отвечая на вопросы, под страхом быть признанной виновной в убийстве. Впервые за все эти кошмарные дни до нее дошло, что если судья признает ее виновной, она будет предана публичной смертной казни как убийца. И это будет куда более мучительная смерть, чем та, которую она могла принять от рук Мольпаса.
Чувствуя как в ней поднимается паника, Танзи закрыла рот рукой, чтобы подавить подступающий крик. Она так хотела, чтобы поскорее приехал Том, хотя здравый смысл подсказывал ей, что он вряд ли найдет для этого время. Почему же он не едет? Он же знает, какая опасность грозит ей, почему не торопится на помощь? Ведь он хотел жениться на ней… Он всегда уверял, что любит ее…
– Вы были против того, что Глэдис Грамболд живет в вашем доме? – услышала она чей-то голос.
– Да. – Танзи показалось, что вопрос задан откуда-то издалека, а ее опасное признание оказалось почти беззвучным.
– Она предосудительно вела себя все время, пока работала в «Голубом Кабане»?
– Нет, – ответила Танзи чуть слышно. Казалось, что в помещении суда собралось гораздо больше людей, чем бывало в прежние дни, а те, кому не нашлось места в зале, толпились на улице возле дверей. Однако кто-то настойчиво барабанил по ним, явно стремясь пробиться внутрь. Могучий охранник пытался помешать этому, но человеку удалось прорваться, и он пытался протиснуться через толпу, набившуюся в зал. Еще один любопытный с потным лицом, из-за которого только станет труднее дышать, еще одно равнодушное существо, которое будет рассматривать ее, Танзи, соображая, виновата она или нет.
Танзи не видела лица протискивавшегося к ней человека, скрытого от нее толпой, но в какой-то момент дверь на улицу приоткрылась, впустив немного свежего воздуха; она увидела солнечный свет и услышала знакомый звук – ржание уставшей от долгого пути лошади. Знак того, что за этими стенами течет обычная, беззаботная жизнь.
Головы присутствующих повернулись, чтобы рассмотреть того, кто, толкаясь, пробирался по залу, и, люди криками стали выражать свое неудовольствие. Судья постучал по столу, требуя тишины, но человек, который привлек общее внимание, был очень настойчив, и неожиданно Танзи почувствовала, что это, конечно же, Том.
Сердце ее забилось от сознания близкого избавления и почти утраченного чувства надежды, и ей сразу же стало спокойнее. Она полностью полагалась на уверенного молодого человека, который встал у стены, смело глядя на всех собравшихся. Должно быть, это его лошадь услышала Танзи в те мгновения, когда приоткрылась дверь. Он примчался в Лестер так быстро, как только смог. Усталый и покрытый дорожной пылью, он появился здесь, чтобы помочь ей. Охранник опустил руку, и толпа расступилась, пропуская его. Для такого известного человека, как Том Худ, они не могли не сделать этого, подумала Танзи.
Но это был вовсе не Том. Это был Дикон. Дикон, внебрачный сын короля Ричарда, который учился в Лондоне на каменотеса. И в этот счастливый миг она обрадовалась не только его появлению, но и тем переменам, которые произошли в нем. Он не был больше робким, смущающимся юношей, к которому она испытывала материнское сострадание. Менее рослый, чем Том, темноволосый и серьезный. Человек, который познал радость и уверенность в себе благодаря успешному постижению выбранной профессии, имеющий собственные причины для сосредоточенности и сострадания к другим. Человек, которому небезразлична ее судьба и который в трудную минуту захотел быть рядом, чтобы защитить ее.
Взгляд Дикона нашел Танзи, и в тот же миг он, казалось, забыл о всех остальных. Он смотрел на нее, измученную, одиноко стоявшую на возвышении, и улыбался. И Танзи знала, что отныне она никогда больше не будет чувствовать себя одинокой.
– Если вы не украли деньги сейчас, а нашли их почти два года назад, почему же вы до сих пор их не истратили? Зачем вы их берегли?
– Для поездки.
– И куда вы собирались поехать?
– В Лондон. – Слабый, чуть слышный голос обвиняемой неожиданно приобрел уверенность и силу.
– Почему вы хотели поехать в Лондон? У вас там есть родственники?
– Нет, сэр.
– Может быть, там живет молодой человек, с которым вы помолвлены? – спросил мистер Лангстаф, которому было известно, что Роберт Марш очень хотел бы выдать свою дочь за Тома Худа.
Однако Танзи не смогла сказать, что помолвлена и объяснить, почему хотела поехать в Лондон, потому что это она хранила глубоко в своем сердце.
В зале воцарилось тягостное молчание, которое сразу же испортило впечатление от ее ответов, ставших в какой-то момент более спокойными и уверенными. И неожиданно это тревожное молчание было нарушено молодым человеком, который громко сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34