- Шо будем робыть? Егор, поразмыслив, сказал:
- В балке вчера старое дерево упало, сучья обломались. Туда отнесем его и ремешком привяжем к ветке... Как будто он повесился на том дереве, а оно стояло, стояло и упало... Понимаешь?
Подождав, пока в саду загустели сумерки, они отнесли труп к поваленному дереву. Потом долго, до покалывания в кончиках пальцев, мыли руки в холодной ключевой воде.
- Нам с тобой надо уходить в камыши, к Конобееву, - сказал Егор. - Иди к Митеньке, забери у него винтовки и автомат и приходи к сухому тополю. Я тоже скоро буду там.
Егор зашел к Даше, рассказал ей, как они поступили с трупом.
- Даша! - Егор замялся, почесал в затылке. - Тебе есть неприятное, но очень важное поручение: наведи кого-нибудь на труп... А то Гордей, говорят, грозился отправить в Германию всех станичных пацанов, если не найдется Витоля... Я вот подумал: наведи бабку Меланью. Она своего теля на выгоне за огородом привязывает пастись. Ты отвяжи его, затяни в балку и припутай около упавшей яблони, знаешь где это?
- Знаю.
- Ну, а потом как будто случайно повстречай ее и скажи: мол, то не ваше теля в сад побежало?.. И поможешь ей поискать его. Бабка наткнется на удавленника и поднимет крик. Понимаешь стратегию?
- Понимаю.
- В кармане Витоли записка торчит. Обязательно прочитай ее Меланье. Она разнесет по станице, что там написано, А нам этого только и надо.
- Хорошо, Ёрчик, все сделаю.
- Главное, чтоб Меланья раззвонила про Витолину записку, а то Ненашковы еще начнут сочинять, что его повесили партизаны.
- Я ее настрополю. Будь спокоен.
- Уходим мы с Гриней в камыши, Даша. Сама понимаешь, нельзя нам оставаться в станице... Конобеев, наверное, уже дожидается меня в атаманском саду. Да, чтоб я знал, что у тебя все в порядке, зажги костер на своем огороде сразу же, как выполнишь задание. Васютке и Митеньке передай: следить внимательно за немцами и полицаями; и как только те войдут в камыши - зажечь дымный костер в атаманском саду. Да, еще одно, Дашенька!.. Мы наточили "арнаутки" в щели под амбар. Там мешка три будет. Потом, когда все в станице утихнет, с Васюткой и Митенькой соберите ее и спрячьте где-нибудь в сухом месте. Ясно?
- Ясно, все сделаю, как нужно... А вот когда ты вернешься?.. Они завтра придут туда, на острова, за золотом... Вы их встретите... Но никто не знает, как все обернётся...
- Даша, не будем об этом.
Егор погладил ее плечи, волосы спутал, и она приникла к нему. Он не мог дыхания схватить, не мог слова вымолвить
- Даша... Ласточка моя...
Час спустя, простившись с Панётой, Егор пришел к сухому тополю вооруженный с головы до ног: в атаманском саду он взял немецкий автомат, парабеллум и вещмешок с патронами и кое-каким барахлишком.
- Ого, брат Егор! Да ты, никак, к нам собрался? - тихо воскликнул Конобеев, приглядевшись к нему в темноте. - Что случилось?
- Завтра на острова наверняка явятся немцы и полицаи.
- Ну дела-а, брат! - изумленно протянул Конобеев, выслушав рассказ Егора.
- Что ж делать будем теперь? - спросил Егор.
- Мы как положено встретим фашистскую шатию-братию. Теперь мы сильны. Я уже целое отделение сколотил. Собрал бойцов по хуторам. И знаешь, заметил я, больно нервничать стали фрицы. Вот и за "арнауткой" они раньше приехали, поторопились. Прижучило их, стало быть. По ночам, слышу я, гремит на востоке. Идет разговор, наши фронт прорвали. Я только что от капитана. Ему лучше стало. Он отдал приказ пробиваться к своим, ну и, по возможности, подергать фрица за хвост
- Я с ним согласный! - сказал Егор.
- Ишь ты - согласный! Черти отчаянные! Ну что ж, подергаем фрица за хвост.
Они дождались Гриню и ушли. Найда, сопровождавшая Егора, поскулив на прощание, вернулась домой. Из-под куста бузины, тихо шурша опавшими листьями и пыхтя, выкатился еж. Поводил острой мордочкой. Человеческий и собачий дух рассеивался. Успокоенно фыркнув, ежик побежал сквозь кусты к трухлявой яблоне: он слышал, как с ее вершины в траву упало яблоко, полное ароматного брызгучего сока. За ежиком сквозь прореху в тучах следила тусклая звезда
Глава тринадцатая
Утром на болото ушли Пауль и Гордей Ненашковы, Афоня Господипомилуй, Поживаев, еще четверо полицаев и шестеро автоматчиков из охраны Штопфа. Афоня, избитый до черноты, вел их старой тропой, по которой когда-то преследовал Антона Осикору.
Спустя некоторое время в балке раздался пронзительный крик бабки Меланьи.
- Кара-а-у-ул! Люди добрые, атаманский сынок повесился!
Даша все сделала так, как наказывал Егор.
В балку сбежались люди, и вскоре вся станица узнала, что Витоля перед смертью оставил записку, в которой на веки вечные проклял и деда, и отца, и дядю. Мать кричала над трупом сына-самоубийцы, пока не сорвала голос.
Даша вернулась домой и зажгла костер в огороде.
Дымил костер и в атаманском саду.
Чуть позже Даша вместе с Васюткой и Митенькой забрались на чердак своего куреня, стоявшего на возвышении. С тревогой они оглядывали гиблые низы. Вдали, над деревьями, росшими на островах, дотаивал сырой туман.
Конобеев, ориентируясь лишь по слабому лунному пятну на плотных темных тучах, уверенно вывел ребят к Среднему острову, где уже обжился его отряд.
Первым их встретил Пантюша, стоявший на часах. Он крепко обнял Егора и, тиская, щекотал лицо бородой, пахнущей вареными раками и вяленой рыбой.
- Орлы боёви! Красни герои! - восклицал он.
Егору и Грине пожимали руки знакомые и незнакомые красноармейцы, угощали крупными, очень вкусными раками, вяленой рыбой и горячим чаем. Почти все собрались у костра, замаскированного плетнями.
- Товарищи бойцы, пришло время приступить к боевым действиям, - сказал Конобеев и расправил отросшие, непомерно пышные усы. Он рассказал о том, что произошло в станице. - Итак, друзья, завтра к нам прибудут гости. Мы должны старательно подготовиться к встрече, горячей, как кипяток. Побудка в шесть ноль-ноль. Прежде всего ликвидируем на острове следы человека. Враги, конечно же, будут настороже. Мы не будем торопиться встречать их огнем. Как покажут нам место, где схоронено золото, так и... Ясное дело, товарищи?
- Ясное, товарищ командир, - отвечали бойцы. Поднялись на рассвете. Было свежо. Туман клубился над камышами. Отряд спешно принялся за дело. Шалаши разобрали, весь сушняк вынесли в мочажину, находившуюся посреди острова в густых зарослях ольхи, переплетенной ежевикой. Здесь, по замыслу Конобеева, и должна была засесть основная группа засады. Вытоптанные и выжженные места на лужайке искусно закрыли дерном.
Наблюдатель передал с высокого тополя:
- Товарищ командир, группа фрицев и полицаев в четырнадцать человек прошла по выгону и вошла в рощу у ерика. Вижу дымный костер на бугру.
- Ясное дело, - ответил старшина. - Продолжать наблюдение. Смотри, там еще Даша Гребенщикова должна зажечь костер в своем саду.
- Есть!
Конобеев обошел остров, остался доволен: ничего не выдавало присутствия людей на нем. Собрав бойцов, он сказал:
- Теперь нам осталось одно; соблюдать тишину и ждать моего сигнала - я свистну. Держите свои нервы в порядке и оружие, ясное дело, тоже. Лежать, как лиса у курятника на голодный желудок. Не курить, не чихать, не... Вы меня поняли, товарищи бойцы?
- Поняли, так точно! - отозвались они. Наблюдатель доложил с тополя:
- Товарищ командир, вижу костер на огороде Даши Гребенщиковой!
Егор вместе с группой Конобеева залег в ольшанике, посреди мочажины, на сушняке от шалашей. Гриня с группой сержанта Белоусова спрятался на втором, меньшем островке. Она должна была прижать врагов с тыла.
На деревья с шумом и гамом опустились скворцы, стряхнув холодные капли росы. Егор поежился. Мелкая внутренняя дрожь сотрясла тело, живот подводило к позвонку то ли от резкой утренней прохлады, то ли от тягостного свидания встречи с опасностью. Он изо всех сил стиснул автомат. Дрожь немного унялась. Бойцы, лежавшие рядом под низко нависающими ветвями, казались спокойными. Конобеев, упершись подбородком о ложу ручного пулемета, раздумчиво жевал кончик рыжего уса.
Стараясь дышать ровно и глубоко, Егор внимательно просматривал сквозь листву свой сектор обзора - лужайку за мочажиной и часть восточного берега, поросшего тальником. На лужайке, в порыжевшей траве, вразвалку ходили сытые скворцы, выклевывая насекомых. Вдруг они переполошенно сорвались в воздух - и Егор чуть было не вскрикнул от неожиданности: шагах в двадцати от него, в тальнике, на краю лужайки, стоял старший полицай Поживаев, мокрый и облепленный грязью до шеи. Винтовку он держал наготове.
- Ш-ш-ш! - предупредил бойцов Конобеев, он тоже заметил полицая.
Несколько минут пнем стоял Поживаев, даже головой не вертел: прислушивался. На острове было тихо, спокойно, и он, видимо, уверившись в том, что здесь нет ни одной живой души, вышел на лужайку. Шумно прошагал по дерну, закрывавшему вытоптанные места, где стояли шалаши.
Егор перевел дыхание. Он услышал, как шаги Поживаева затихли на другом конце острова. Потом хрустнула ветка где-то сбоку, совсем близко, и Егор уголком глаза увидел из-под ветки рябое, красное лицо Поживаева, торчавшее в листве ольхи на той стороне мочажины. Тяжелые лягушки плюхнулись с коряги в воду прямо перед Поживаевым. Он испуганно отскочил в сторону и, чертыхнувшись, пошел прочь.
Рукоятка автомата в ладони Егора стала скользкой от пота.
- Ки-ки-ки! - сычом прокричал полицай за деревьями.
- Приготовиться, - шепнул Конобеев. Егор передал команду.
- Приготовиться... приготовиться, - прошелестело под ольхами.
Сначала на лужайку вышли полицаи, потом - эсэсовцы, за их спинами прятались Пауль и Гордей Ненашковы. Афоня, хмурый, избитый, шел впереди. Эсэсовцы подталкивали его дулами автоматов.
- Ну, где? - спросил Пауль. - Показывай. Афоня показал рукой в сторону кривой вербы, стоявшей неподалеку от мочажины:
- Под той вербой.
Полицаи и эсэсовцы ринулись к ней
- Стоять на месте, болваны! - остановил их Пауль. Все повиновались, но не сразу, помедлив.
- Унтер-офицер Гешке, расставить часовых, - строго приказал Пауль высокому эсэсовцу.
Трое эсэсовцев и трое полицаев заняли круговую оборону. Остальные пошли за Афоней к вербе. Унтер-офицер Гешке, расставив часовых, бегом вернулся к ним.
- Дай нож, дерн срежу, - сказал Афоня Поживаеву.
Тот вынул из чехла длинный ножевой штык, подал ему. Став на колени, Афоня вырезал дерн примерно в двух метрах от ствола вербы и завернул его на сторону, как руно.
Гешке и другие эсэсовцы оттолкнули Афоню и полицаев, наклонились, и Егор увидел из своей засады, как они с трудом вытащили из сырой земли два небольших железных ящика.
Конобеев выпустил изо рта кончик уса, но не подавал условленного сигнала.
Он видел, как Афоня, упавший от резкого толчка эсэсовца на спину, поднялся и отошел в сторону. На него не обращали внимания.
Пауль, присев на корточки, нетерпеливо открыл один ящик. Раздались возбужденные, алчные возгласы. Эсэсовцы окружили Пауля, заглядывая через плечи.
Сжимая ножевой штык в руке, Афоня вдруг попятился, озираясь, к ольхам, среди которых спиной к нему стоял эсэсовец, оглядывавший камыши с востока.
И тут случилось такое, чего Егор никак не мог ожидать.
Афоня с поражающей резвостью прыгнул на эсэсовца и всадил ему в спину штык с такой силой, что конец вышел из груди. Эсэсовец повалился с хриплым криком. Унтер-офицер Гешке обернулся. Ослепленый блеском золота, он не сразу понял, что случилось. Афоня вырвал автомат из рук эсэсовца и ударил по сгрудившимся около Пауля эсэсовцам и полицаям. Автомат его стучал часто и громко, как косогон лобогрейки. Никто из них не успел взяться за оружие.
- Ха-ха! - завопил Афоня. - Мое золото! Мое!.. Не трожьте!..
- Фойер! Фойер! - кричал Пауль из-под навалившихся на него убитых эсэсовцев.
Поживаев, схоронившийся за толстым стволом вербы, выстрелил в Афоню, но не попал. Часовые-эсэсовцы растерянно выбежали на поляну, не зная в кого стрелять, потом один из них разрядил автомат в Афоню, другой - в Поживаева.
И тогда Конобеев пронзительно свистнул. Из мочажины брызнули веера пуль, срезая ветви и последних охотников за драгоценностями махновца Осикоры.
Егор, пораженный поведением Афони, не успел сделать ни одного выстрела так все быстро кончилось, не в кого было стрелять. Вымахнув из мочажины на лужайку, он быстро оглядел трупы врагов - Гордея Ненашкова, Поживаева, унтер-офицера Гешке и других... Пауля среди них не было!
- Пауль удрал! - переполошенно закричал он. - Ловите его! Упустили проклятого гада!..
- Не уйдет, - сказал Конобеев, быстро забираясь на вербу. Оглядел цепким взглядом камыши и увидел: не очень далеко от острова резко покачивались султаны камыша - Пауль, продирался сквозь него.
- Вон он! Попер прямо на зыбунные места. Мы его загоним в западню - в болотные "окна". Белоусов, Алексеенко,, Кандыба, Быкадоров, развернутой цепью вперед!
Конобееву сверху отчетливо были видны в сплошной зелени пять точек, где раскачивались серебристые султаны, - там двигались люди сквозь тростник. Та, передняя точка, продвигалась медленно: Пауль, видно, вообразил, что уже избежал опасности. Бойцы догоняли его. А он шел прямо в центр зыбунных мест, выгнутых дугой, - там когда-то была глубокая речная излучина. Там проглядывались "окна" и бездонные зыбуны, затянутые сплавиной - зеленым предательским ковром...
- Все в порядке! - сказал старшина, слезая с вербы. - В капкане бешеный волк!
Афоня был еще жив. Хрипел и вскидывался в луже своей крови. Придя в себя, притихнув, непомерно удивился, когда увидел Пантюшу, Егора, красноармейцев в форме:
- Господи помилуй!.. Не трожьте мое золото!.. - Сумасшедшими, белесыми глазами пригляделся к Егору. - Ты?.. Ты, Ёрка?.. Не заходи в мой двор... Не подходи к моей кабыце... Ты не узнаешь... не... - Афоня вскинулся и умер.
- Почему он так сказал? - недоумевающе спросил Егор у Пантюши.
- Понятно, почему, - усмехнулся Панько. - Захоронка якась у него в кабыце... От, бедолага!
- Отряд, слушай мою команду! - сказал Конобеев. - Собрать трофеи, подготовиться к походу.
Чего только не было в ящиках старого махновца Осикоры!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38