Штопф был зол. Он собирался всю эту ценную пшеницу до зернышка отправить в Германию, в фольварк отца. Штопфы издавна были крупными землевладельцами, торговали хлебом. А за "арнаутку" Уманского, твердую пшеницу, из муки которой получаются отменные макароны и печенье всякого рода, можно было крепко поторговаться с итальянскими кулинарными боссами.
Ругался Штопф и по-немецки и по-русски, обзывал атамана Ненашкова и старшего полицая Пожидаева дураками, и тут к нему подошел с угодливыми ужимочками Витоля:
- Герр гауптман!.. Я знаю, где спрятаны ценные гибриды пшеницы. Колосья срезали на поле Уманского и сложили в мешки. А спрятали их в том доме, на чердаке. - И Витоля показал на дом Даши.
- О, Витоль! Ты будешь получать наград. - Штопф похлопал Витолю по щеке. Хорошо, зер хорошо!.. Но делаем главный работа - косить, молотить "арнаутка"!
Полицаи и эсэсовцы получили приказ согнать народ - и старых и малых - на площади.
Вскоре колонна жителей под вооруженным конвоем двинулась в степь, неся грабли, косы и даже серпы. Штопф, самолично руководивший жатвенными работами, узнал, что нечем молотить скошенную "арнаутку". У трактора и молотилки были сняты самые нужные детали.
- То кузнеца Кудинова работа, не иначе, - сказал Гордей Ненашков.
- Взять! Допросить! - приказал Штопф.
- Взяли его, герр гауптман, осталось только допросить, - ответил Пауль.
Он тотчас уехал в станицу Старозаветинскую, где содержались арестованные, и лично допросил Кудинова.
- Ты части поснимал с трактора и молотилки? - допытывался он.
- Ну если и я - так что? - отвечал Федосей.
- Куда девал их, отвечай! - налетел на него Пауль с плетью.
- Гнида ты при погонах, - с усмешкой говорил ему Кудинов. - Вошь белесая!.. Ты меня хоть на куски рассеки, ничего я тебе не скажу.
Повесили Федосея Кудинова вместе со Степашей Евтюховым.
Только на следующий день откуда-то пригнал Пауль трактор с комбайном на прицепе.
Уцелевшая "арнаутка" была срезана, собрана до последнего колоса на стерне и обмолочена. Зерно свезли в амбар, стоявший на пустыре над обрывистым берегом Егозинки. И вот тогда Штопф послал своего заместителя Пауля с полицаями изъять у Гребенщиковых таинственные мешки. Они завалились в их двор, ничего не спрашивая, ничего не говоря. Пожидаев и Афоня Господипомилуй взяли лестницу, стоявшую у клуни, и приставили к фронтонной дверце дома.
- Ты, может, скажешь, в чем дело, Афанасий? - обратилась недоумевающая Надежда Ивановна к Господипомилуй.
- Помолчи. У тебя самой спросят кой о чем, если потребуется, - заносчиво ответил Афоня, поднимаясь на чердак.
Пауль стоял, заложив руки за спину, безразлично вроде бы поглядывая по сторонам. Пожидаев держал винтовку наизготове. А у ворот в напряженной позе застыл эсэсовец с автоматом.
И вот в проеме чердачной двери показался Афоня с мешком колосьев.
- Господин обер-лейтенант, тут они - все четыре!.. Даша в это время находилась в саду, собирала осыпавшиеся жердёлы. Видела все, что происходило во дворе. "Быстро же они узнали про эти мешки. Масюта или Витоля навели. Выследили нас, пусть! Но они не знают, что это за колосья..."
И охнула Даша, вспомнив, что вложила записки Уманского в один из мешков с колосьями.
Вот-вот они позовут ее, станут расспрашивать... Зачем срезали колосья, что в них особенного, кто поручил это сделать?.. А если развяжут тот, залатанный мешок, на котором чернилами написана цифра "4", то найдут записки Уманского, прочитают их и узнают, какую ценность представляют эти колосья... Это она сунула записки Уманского в мешок с колосками!.. Правда, засунула их глубоко, в самую середину...
Подхватив корзинку с жерделами, Даша быстро пошла во двор, уже зная, как вести себя и что отвечать фашистскому холую Паулю Ненашкову про гибриды Уманского.
- Даша, что это за пшеница в пронумерованных мешках? - спросил он, с неопределенной улыбкой оглядывая ее. Выбрал несколько жерделин из корзинки, разламывал их и ел неторопливо, смакуя.
- Агроном Уманский, когда уезжал из станицы, попросил нас срезать на четырех делянках пшеницу, сложить в мешки и прихранить, - ответила она несколько щебетливо и наигранно-удивленно глядя на него.
А Надежда Ивановна, ничего не понимая, с горечью смотрела на разговорчивую дочь.
- Так, Даша. А что это за сорта пшеницы? Гибриды какие-то, что ли?.. Афанасий, развяжи вот этот мешок.
Даша обмерла: "Тот самый выбрали, проклятые!.." В голове вспыхнуло, и глаза будто бы застило чем-то, но она сдержалась, не показала испуга. Отвечала так же щебетливо:
- Не знаю, что это за сорта. Слышала, гибриды, гибриды, а что за гибриды нам Уманский не рассказывал.
Афоня развязал мешок, и они все сунули туда руки. Разглядывали колосья, мяли их, зерно на зуб брали, пожимали плечами; пшеница как пшеница.
- Вроде бы яровая, - сказал Афоня.
- А вот и не яровая... Ты ж в пшенице разбираешься, как свинья в апельсинах, - презрительно бросил Поживаев. - Это какой-то гибрид пшеничный. Я такого не видал, хотя и работал на сортовых участках в семенном совхозе.
- Любопытно! - сказал Пауль. - Завяжи мешок, Афанасий... Даша, а не оставлял ли агроном Уманский каких-нибудь записок?.. Ну, скажем, тетрадей или блокнотов?
- Нет, не оставлял. Только и сказал: срежьте колосья, пронумеруйте мешки и прихраните, а когда вернусь - отдадите мне...
- Хм, когда он вернется, - иронически произнес Пауль. - Кстати, Даша, с кем ты колосья срезала?
"Ты, гадина, про то и без меня знаешь!" - подумала Даша и без колебания ответила:
- Да с этими... с Гриней Григоренко и Ёркой Запашновым.
- Так. Вы пока посидите в доме. - Пауль жестом подозвал эсэсовца, стоявшего у ворот, что-то сказал ему и приказал Поживаеву и Афоне: - Берите мешки. Пошли.
Полицаи взяли по два мешка и направились прямо через огороды к амбару, где была ссыпана "арнаутка". Пауль пошел за ними. Штопф находился там со своей охраной, ожидая, когда принесут мешки с загадочными колосьями. Он собственноручно закроет амбар на замок и ключ положит себе в карман.
Надежда Ивановна и Даша зашли в дом. Эсэсовец сел на крыльце.
Даша бросилась к матери со слезами на глазах:
- Мамочка, я же спрятала записки Уманского в мешок с колосьями!.. Что будет?!
- Ой, Дашенька! - только и вымолвила мать.
- А теперь они спросят про гибриды у Ёры и Грини... - простонала Даша. Нас же специально держат в доме, чтобы мы их не предупредили...
- Не миновать нам беды, если кто-нибудь из них обмолвится про записки агронома.
- Они не обмолвятся, мама! Они догадаются, в чем тут дело...
- Дай-то бог!.. Если бы Егор и Гриня узнали от кого-нибудь, что полицаи с Паулем были у нас и мешки какие-то со двора унесли. Ведь должен кто-то увидеть...
Видела жена Пантюши - бабка Даша. Она высмотрела все, что происходило у Гребенщиковых во дворе, и, не мешкая, прибежала к Егору, все рассказала ему.
Первой мыслью у Егора было взять автомат и с боем освободить Дашу, но он спохватился; "Не пороть горячку! Спокойно... Кто-то выдал нас и гибриды Уманского - это ясно. И, понятное дело, они спрашивали Дашу про гибриды. И нас с Гриней спросят".
Егор сбегал к Грине, посвятил его в происшедшее.
- Они будут спрашивать про гибриды Уманского, имей в виду. И помни крепко, никто не знает про них толком, кроме нас и Даши. Она им ничего не сказала, это ясно. И не отдала записки Уманского, иначе бы они не стали держать ее под арестом. Будут у нас выпытывать. Понятно? Поэтому будь осторожен.
Егор тотчас, не задерживаясь, вернулся домой. А людей с утра таскали полицаи и эсэсовцы в атаманскую управу на допрос. За Егором пришел Афоня Господипомилуй. Зайдя во двор, снял винтовку с плеча и, не вынимая изо рта цигарку, сморщив лицо, сказал:
- Ну, разлюбезный родич, пойдем.
Сердце Егора ухнуло, как во сне, когда падаешь с большой высоты. Панёта уцепилась за внука, но Афоня с издевкой сказал:
- Маманя, вы толкаете свово зятя на небожеское дело. Отойдите от него, а то я ударю вас. Дюже я нервный стал, не терплю, када мне наперекор идут. У вашего внущка перед господом богом много грехов, помолитесь за него, он же сам не умеет молиться. Вы ж, маманя, не научили его.
...Егора толкнули в подвал, где раньше хранились колхозные соленья. Там, среди других задержанных, был и Гриня.
Забившись в угол, они стали перешептываться.
- Слушай, Гриня, давай будем хитрить, придуриваться. Пускай думают, что мы ни на что не способны, дурачки, шаляй-валяй, садовые жулики. Понимаешь?.. Нам обязательно надо выйти на свободу. Если вырвусь отсюда живым, клянусь - не видать Гитлеру "арнаутки" и гибридов Уманского!
...Их вызвали последними. Подвыпившие Афоня и Поживаев крепкими подзатыльниками загнали их в комнату, где раньше помещался кабинет председателя колхоза.
Эсэсовского офицера уже не было. Гордей, багроволицый, пьяный, заломив смушковую кубанку на затылок, смотрел на Егора и Гриню вприщур. Пауль сидел на подоконнике, грызя куриную ногу. На столе стояла большая бутыль с самогоном и всякая еда.
- Ну-с, который из вас Егор Запашнов? - спросил Пауль.
- Это я, - ответил Егор.
На френче Пауля он увидел крест. "Заработал награду, гад!"
- Красив, ничего не скажешь, - сказал Пауль. - Видна запашновская порода.
- Он зараз станет куда красивше! - Гордей поднялся из-за стола, помахивая плеткой. - Это мои старые должники.
- Погоди, Гордей. - Пауль слез с подоконника, подошел к ним. - Я с ними немного погутарю... Скажите-ка мне, друзья, вы жить хотите?
Гриня широко заулыбался, выкатывая глаза и мигая:
- А як же!.. Любая козявка хоче...
Егор тоже глуповато усмехнулся: дескать, чего спрашивать, и так понятно.
- Любая козявка... - Пауль постучал пальцами по кобуре вальтера и вдруг, коротко замахнувшись, ударил Гриню по лицу.
Гриня вжал голову в плечи, проныл:
- За шо ж вы меня?.. Хиба[7] ж я не так сказал...
- Молчать, паршивый хохол!.. Отвечать на вопросы! Говорите правду, если хотите жить.
Грубо захватив пальцами подбородок Егора, дохнул в лицо самогонным перегаром:
- Будешь говорить правду, Запашнов?
- Буду говорить правду, - спокойно ответил Егор. Теперь, когда опасность приблизилась настолько, что ее можно было рассмотреть в упор, страх разжал свои пальцы на сердце. Он ожидал вопроса: "Ну-с, так где же ты был в ту ночь, когда сгорела "арнаутка"? ему сказали:
- Нам известно, что вы прячете красноармейцев, которые сожгли "арнаутку"...
- Шо вы кажете?! А мы про тэ ничего не знаемо! - сказал Гриня, вытаращиваясь на Пауля. - Той, кто вам цэ, сказав, брэше, як...
Пауль не дал ему договорить - ударом ноги в живот отбросил к Поживаеву, а тот швырком вернул назад.
- Я тебе дам... про цэ, про тэ! - закричал Пауль. Гриня, согнувшись от боли, медленно проговорил:
- Я ж правду сказал... за шо ж вы меня?..
- Мы не прячем никаких красноармейцев, - сказал Егор, разведя руками. Откуда мы их возьмем?
Краешком глаза Егор видел, как дернулась тяжелая, перекрученная венами рука Пауля.
- Говорите, где прячутся красноармейцы!
- Правду говорю, я не видел никаких красноармейцев. Кто видел, тот пускай и скажет.
"Видел" их, конечно, только полицай Афоня Господипомилуй. На это и намекал Егор.
- Так. Ну, а колосья гибридов пшеницы кто на делянках Уманского срезал? Отвечай ты, Запашнов!
- Мы срезали.
- Кто такие - мы?
- Я, вот он, Гриня, и Дарья Гребенщикова. Так то когда еще было! Недели три назад. Нам агроном сказал срежьте, ну мы и срезали...
- А куда спрятали мешки с колосьями?.. Отвечай ты, Григоренко!
- Та куда ж? До Дашки Гребенщиковой занесли.
- Так. Скажи-ка, Запашнов, что это были за гибриды, которые вам приказал срезать и сохранить агроном Уманский?
- Он нам не приказывал, а попросил сделать. А что это за гибриды были, я не знаю. Он нам не объяснял. Мы помогали ему дергать сорняки на поле, вот и все.
- Врете!.. Дарья нам рассказала про них. Егор пожал плечами:
- Что она там соображает в тех гибридах...
- Да брэшэ вона! - подхватил Гриня. - Глупа така дивчина - видкиля ей знать?
- Видкиля?! Ты сейчас узнаешь - видкиля!.. Она сказала, что вы тоже знаете о гибридах. Все знаете, и сейчас вы мне расскажете!.. Дать им по двадцать пять горячих! - приказал Пауль полицаям, снова усаживаясь на подоконник и продолжая грызть куриную ногу.
Афоня, Поживаев и еще один полицай мигом раздели Егора и Гриню, положили на длинную лавку.
Гордей взмахнул плеткой.
- Я им сам вобью мозги, - сказал он, оттопыривая губу. Атаман изо всей силы рубил плетью их обнаженные спины и ягодицы. А Пауль, прожевывая мясо, гаркал на них:
- Отвечайте! Где записки Уманского? Рассказывайте все про гибриды!.. Ну!..
Гриня взвизгивал натурально, жалобно призывал бога на помощь:
- Ой, боженька, защити!.. Да я ж ничего не знаю про те гибриды!.. Выручи, боженька!.. Егор придушенно хрипел:
- За что бьете!.. Зря бьете!.. Я ничего не знаю про те проклятые гибриды!.. На черта они мне сдались...
Пауль нахмурился, наверное, вспомнил Васютку Табунщикова:
- Добавьте им шомполов, да так, чтоб завыли! Афоня услужливо подал Гордею шомпол.
Панёта, Гринина мать и Даша с матерью держались вблизи атаманской управы. Они вздрогнули, когда услышали хриплые, задушенные крики Егора и Грини. Через некоторое время дверь управы распахнулась, и полицаи выбросили их на кусты ваниных кудрей.
Больше недели отлеживались Егор и Гриня. Их навещали Даша и Васютка, рассказывали обо всем, что происходило в станице.
За это время умер тяжелораненый Фирлюзин. Обстановка накалялась. Немцы и полицаи сделали еще одну облаву, искали красноармейцев.
Легкораненых бойцов, кроме капитана Селищева, жизнь которого по-прежнему находилась в опасности, вовремя переправили в топлые низы на острова. И это сделал Пантюша с усачом Конобеевым. Они оба теперь скрывались там. Об этом Егор узнал от бабки Дарьи. Она явилась к нему с сообщением, что ее муж, Пантюша, и Конобеев нынче к полуночи будут ждать его в Терновой балке у сухого тополя.
- Придешь со своей бабкой. Поможешь ей харчи для раненых принести, сказала она Егору напоследок.
Вот те раз!.. Егор, конечно, не отпустил бабку Дарью, пока не расспросил ее обо всем. Оказывается, его тихая, благоразумная и болезненная бабка Панёта давно уже принимает активное участие в судьбе раненых бойцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38