– Мне страшно, когда я вижу, какой ты маленький, – говорила она мне. – Сейчас неподходящее время быть ребенком. – Она выглядывала из окна в нише и вздрагивала, словно видела, какая страшная участь меня ожидает. А я видел только разросшийся неухоженный сад и белых бабочек, порхавших среди гнилых ветвей яблонь.
– Разве тебе никогда не хочется выйти? – спрашивал я ее. – Не хочется посмотреть на звезды или погулять по берегу реки и полюбоваться садом?
– Я давно перестала об этом думать.
– А о чем ты больше всего скучаешь?
– Ни о чем.
– Но что-то ведь должно быть.
Она на мгновение задумалась.
– Раньше я любила осень, когда листья начинают опадать. Мы ездили в Кью-гарденз, и я бегала по аллеям, подбрасывая и ловя листья. Свернутые листья скользили из стороны в сторону, словно миниатюрные лодочки, пока не опускались мне на ладони.
– Я мог бы завязать тебе глаза, – предложил я.
– Нет.
– А что если ты наденешь на голову коробку? Ты сможешь притвориться, что ты в доме.
– Не думаю.
– Может, мне дождаться, пока ты уснешь, и вытащить из дома твою кровать?
– Вниз по лестнице?
– М-да. Рискованно.
Она обняла меня за плечи:
– Не волнуйся за меня. Я вполне счастлива здесь.
С тех пор у нас появилось постоянное развлечение. Я предлагал все новые и новые способы вывести ее из дома с помощью различных приспособлений, вроде того чтобы приделать ей крылья или спустить по канату. Грейси слушала с притворным ужасом и говорила, что я и есть настоящий сумасшедший.
– И что же ее день рождения? – нетерпеливо спрашивает Чарли. Мы как раз пересекаем Сент-Джон-вуд, только что миновав поле для крикета. Огни проезжающих машин ярко вспыхивают на фоне бесцветных стен домов.
– Я думал, ты хотела услышать всю историю.
– Да, но ведь так можно и состариться.
Джулиана начинает хихикать:
– Этот сарказм у нее от тебя, ты знаешь?
– Хорошо, – вздыхаю я. – Расскажу тебе о дне рождения Грейси. Она всегда скрывала свой возраст, но я знал, что в тот год ей исполняется семьдесят пять, потому что обнаружил кое-какие даты, просматривая ее семейный альбом.
– Ты говорил, она была красавицей, – замечает Чарли.
– Да. Это нелегко понять, глядя на старые фотографии, потому что на них никто не улыбается, а женщины выглядят просто испуганными. Но Грейси была другой. Ее глаза блестели и смотрели так, словно она вот-вот рассмеется. И еще она всегда затягивала пояс потуже и вставала, чтобы солнце просвечивало сквозь ее юбку.
– Она была кокеткой, – говорит Джулиана.
– Что значит «кокетка»? – спрашивает Чарли.
– Не важно.
Чарли хмурится и обхватывает колени, пристраивая на них голову.
– Очень трудно было подготовить сюрприз для Грейси, ведь она никогда не уходила из дома, – объясняю я. – Мне приходилось делать все, пока она спала…
– Сколько тебе было?
– Шестнадцать. Я еще учился в Чартерхаусе.
Чарли кивает и принимается закалывать волосы высоко на макушке. Она выглядит точь-в-точь как Джулиана.
– Грейси не пользовалась гаражом. Машина была ей не нужна. В гараже были большие деревянные двери, открывавшиеся наружу, а внутренние двери вели в прачечную. Первым делом я там прибрался, вытащил мусор и помыл стены.
– Тебе нельзя было шуметь.
– Точно.
– И ты развесил китайские фонарики?
– Несколько сотен. Они мерцали, как звезды.
– А затем ты раздобыл большой мешок.
– Да-да. Мне понадобилось четыре дня. Я ездил на велосипеде с большим мешком за плечами. Люди, наверное, думали, что я уборщик или смотритель парка.
– Может, они думали, что ты сумасшедший.
– Вероятно.
– Такой же сумасшедший, как и мы?
– Ага. – Я украдкой бросаю взгляд на Джулиану, но она воздерживается от колкостей.
– А что было дальше? – спрашивает Чарли.
– Ну, утром в свой день рождения Грейси спустилась вниз, и я попросил ее закрыть глаза. Она взяла меня за руку, и я повел ее через кухню в прачечную, а потом в гараж. Когда она открыла дверь, целая лавина листьев взметнулась в воздух и закружилась вокруг нее. Я сказал: «С днем рождения!» Надо было видеть ее лицо. Она посмотрела на листья, потом на меня. На мгновение я подумал, что она рассердилась, но она улыбнулась мне такой чудесной улыбкой!
– А я знаю, что произошло потом, – говорит Чарли.
– Да. Я тебе уже рассказывал.
– Она бросилась в листья.
– Ага. Мы оба. Мы подбрасывали их в воздух коленками. Мы кидались листьями друг в друга и сгребали их в горы. В конце концов мы так выбились из сил, что рухнули на кипу листьев и лежали рядом, глядя на звезды.
– Но ведь это были не настоящие звезды?
– Да, но мы притворились.
Вход на кладбище Кенсал-грин находится на улице Харроу-роуд, и его легко не заметить. Джулиана ведет машину по узкому проезду и паркует машину среди деревьев, как можно дальше от дома сторожа. Глядя сквозь лобовое стекло, я вижу аккуратные ряды могил, дорожки и клумбы.
– Это противозаконно? – шепотом спрашивает Чарли.
– Да, – отвечает Джулиана.
– Не совсем, – поправляю я, принимаясь вытаскивать коробки и передавать их Чарли.
– Я могу понести две, – объявляет она.
– Хорошо, я возьму три, а потом вернемся за остальными. Если, конечно, мама не хочет…
– Мне и здесь хорошо. – Джулиана даже не двинулась со своего водительского кресла.
Мы пускаемся в путь, поначалу держась близ деревьев. Длинные пальцы лужаек вытянулись между могил. Я шагаю осторожно, боясь наступить на цветы или споткнуться о могильную плиту. Звуки с Харроу-роуд постепенно затихают и сменяются пением птиц и гулом периодически проходящих мимо поездов городской железной дороги.
– Ты знаешь, куда идти? – слышится сзади голос Чарли, которая слегка запыхалась.
– Туда, к каналу. Хочешь отдохнуть?
– Все в порядке. – В ее голосе появляется нотка сомнения. – Папа?
– Что?
– Помнишь, ты рассказывал, как Грейси любила подкидывать ногами листья?
– Да.
– Раз она умерла, она ведь не сможет подкинуть эти, правда?
– Правда.
– Я хочу сказать, она ведь не может снова ожить. Мертвые не оживают, ведь так? Потому что я смотрела страшные мультики о зомби и мумиях, которые оживали, но ведь взаправду такого не бывает?
– Не бывает.
– А Грейси сейчас на небесах? Она ушла туда, да?
– Да.
– Так зачем же нам эти листья?
В таких случаях я обычно отправляю Чарли к Джулиане. А она посылает ее ко мне со словами: «Твой отец психолог. Он лучше знает такие вещи».
Чарли ждет ответа.
– То, что мы делаем, символично, – говорю я.
– Что это значит?
– Ты слышала, как люди говорят: «Дорого внимание»?
– Ты всегда говоришь мне это, когда я получаю в подарок то, что мне не нравится. Ты говоришь, что я должна быть благодарна, даже если подарок – дрянь.
– Я не совсем это имею в виду. – Я пытаюсь зайти с другой стороны. – Тетя Грейси не сможет по-настоящему подбросить вверх эти листья. Но где бы она ни была, если она смотрит на нас, я уверен, она рассмеется. И она оценит то, что мы для нее делаем. Вот что дорого.
– Она будет подбрасывать листья на небесах? – добавляет Чарли.
– Совершенно верно.
– Как ты думаешь, ей придется выходить из рая или листья принесут прямо туда?
– Не знаю.
Я ставлю свою ношу на землю и забираю коробки у Чарли. На могиле Грейси – простой гранитный квадрат. Поверх медной таблички лежит забытая кем-то грязная лопата. Я тотчас представляю себе гробокопателей, прервавшихся на чай, да вот только теперь у них в ходу машины, а не ручной труд. Я отодвигаю лопату, а Чарли натирает надпись рукавом своей лыжной куртки. Я подкрадываюсь к ней и опрокидываю ей на голову полную коробку листьев.
– Эй! Это нечестно! – Чарли хватает пригоршню листьев и заталкивает их мне за шиворот. Вскоре листья кружатся вокруг могилы. Плита Грейси полностью исчезает под нашим осенним приношением.
За моей спиной кто-то громко откашливается, и я слышу, как Чарли вскрикивает от неожиданности.
Сторож, подбоченясь, стоит на фоне бледного неба. На нем зеленая куртка и пара замызганных резиновых сапог, которые, кажется, ему велики.
– Не объясните ли, чем вы занимаетесь? – спрашивает он ровным голосом. Подходит поближе. У него плоское круглое лицо с широким лбом, лысина. Мне он напоминает паровозика Томаса из мультфильмов.
– Это долгая история, – говорю я слабым голосом.
– Вы оскверняете могилу.
Я фыркаю от этой смехотворной мысли:
– Я так не думаю.
– Вы полагаете, это смешно? Это акт вандализма. Это преступление. Это захламление…
– Опавшие листья не являются мусором с технической точки зрения.
– Не шутите со мной, – бормочет он.
Чарли решает вмешаться. На одном дыхании она выпаливает:
– Сегодня день рождения Грейси, но мы не можем устроить для нее праздник, потому что она умерла. Она не любит выходить из дома. Мы принесли ей листьев. Она любит подбрасывать их ногами. Не волнуйтесь: она не зомби и не мумия. Она не оживет. Она на небесах. Как вы думаете, на небесах есть деревья?
Сторож смотрит на нее в полном смятении и только через несколько мгновений понимает, что ее последний вопрос обращен к нему. Почти потеряв дар речи, он делает несколько неудачных попыток заговорить, но голос оставляет его. Полностью обезоруженный, он опускается на корточки, чтобы быть на одном уровне с ней.
– Как вас зовут, маленькая мисс?
– Чарли Луиза О'Лафлин. А вас?
– Мистер Грейвзенд.
– Ужасно забавно.
– Думаю, да. – Он улыбается.
Затем смотрит на меня вовсе не таким теплым взглядом.
– Вы знаете, сколько лет я пытаюсь поймать мерзавца, который засыпает эту могилу листьями?
– Около пятнадцати? – предполагаю я.
– Я хотел сказать «тринадцать», но поверю вам на слово. Видите ли, я подсчитал, когда вы приезжаете. Я отмечал даты. Я почти поймал вас два года назад, но вы, видимо, приехали на другой машине.
– Моей жены.
– А в прошлом году (это было в субботу – мой выходной) я велел молодому Уайти выследить вас, но он думает, что у меня навязчивая идея. Говорит, что мне не стоит так заводиться из-за охапки листьев. – Сторож ковыряет носком сапога многострадальную могилу. – Но я серьезно отношусь к своим обязанностям. Сюда постоянно приходят люди и чего только не делают. Сажают дубы на могилах, оставляют детские игрушки. Если мы позволим такое творить, чем все это кончится?
– Должно быть, это тяжелая работа, – говорю я.
– Вы правы, черт побери. – Он бросает взгляд на Чарли. – Простите меня за сквернословие, маленькая мисс.
Она хихикает.
Взглянув через правое плечо сторожа, я замечаю на противоположном берегу канала голубые полицейские мигалки: две машины подъезжают к третьей, уже припаркованной на набережной. Их огни отражаются в темной воде и освещают стволы зимних деревьев, стоящих над могилами, словно часовые.
Несколько полицейских вглядываются в яму возле канала. Кажется, что они примерзли к земле, но вот один из них начинает огораживать участок, обматывая бело-голубую полицейскую ленту вокруг деревьев и столбов ограды.
Мистер Грейвзенд молчит, не зная, что предпринять теперь. В его планы входило поймать меня, но дальше они не простирались. Более того, он не ожидал обнаружить здесь Чарли.
Я вытягиваю термос из кармана куртки. В другом кармане у меня припасены металлические кружки.
– Мы как раз собирались выпить горячего шоколада. Присоединитесь?
– Можете взять мою чашку, – говорит Чарли. – Мы с папой будем пить из одной.
Он обдумывает предложение, прикидывая, можно ли расценить его как взятку.
– Итак, у меня два пути, – произносит он ясным, мягким голосом, – либо я арестовываю вас, либо пью ваш шоколад.
– Мама предупреждала, что нас арестуют, – пищит Чарли. – Она говорила, что мы сумасшедшие.
– Напрасно вы не послушались свою маму.
Я протягиваю сторожу кружку, другую отдаю Чарли.
– С днем рождения, тетя Грейси, – говорит она.
Мистер Грейвзенд бормочет что-то подходящее к случаю, все еще ошеломленный скоростью своей капитуляции.
В этот момент я замечаю две приближающиеся коробки, а под ними – черные леггинсы и сникерсы.
– Это мама. Она стояла на стреме, – комментирует Чарли.
– Она явно не сильна в этом деле, – отвечает мистер Грейвзенд.
Джулиана бросает коробки на землю и издает изумленный писк – совсем как Чарли.
– Не волнуйся, мама, на этот раз тебя не арестуют.
Сторож поднимает брови, а Джулиана беспомощно улыбается. Мы пускаем горячий шоколад по кругу и заводим светскую беседу. Мистер Грейвзенд сообщает нам о писателях, художниках и коммерсантах, похороненных на кладбище. В его устах они кажутся старыми добрыми друзьями, хотя большинство из них умерли лет сто назад.
Чарли подбрасывает ногами листья, но вдруг замирает. Она смотрит вниз, на канал. Зажгли прожекторы, а на берегу раскинули белую палатку. Время от времени видны вспышки фотоаппаратов.
– Что происходит? – спрашивает Чарли, желая спуститься поближе и посмотреть.
Джулиана подходит к ней и нежно обнимает, кладя руки дочери себе на плечи.
Чарли смотрит на меня, а затем на сторожа.
– Что они делают?
Никто ей не отвечает. Вместо этого мы молча смотрим на канал, подавленные неприятным предчувствием. В воздухе стало холоднее. Пахнет сыростью и распадом. Противный металлический скрежет в далеком порту кажется криком боли.
По каналу плывет лодка. Люди в желтых флюоресцирующих жилетах наклоняются за борт, просвечивая воду фонариками. Другие цепью медленно идут по берегу, опустив головы, осматривая дюйм за дюймом. То и дело кто-нибудь останавливается и нагибается. Другие ждут, чтобы не разрывать цепь.
– Они что-то потеряли? – спрашивает Чарли.
– Тшш, – шепчу я.
Лицо Джулианы осунулось и побледнело. Она смотрит на меня. Пора домой.
В этот момент к палатке подъезжает машина коронера. Задние дверцы распахиваются, и двое мужчин в спецовках вытаскивают складные носилки.
За моим правым плечом полицейская машина въезжает через ворота на кладбище с включенной мигалкой, но без сирены. За ней следует вторая.
Мистер Грейвзенд уже шагает к парковке и дому сторожа.
– Пойдемте, нам пора, – говорю я, выплескивая остатки холодного шоколада.
Чарли все еще ничего не понимает, но догадывается, что надо вести себя тихо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45