Ну надо же - солидол какой.
"Город у нас маленький. Все спим под одним большим одеялом, стоит кому - то шевельнуться, как у кого-то на другом конце обязательно оголится зад", - Тошкину весьма кстати припомнились слова Нади, объясняющей, почему у неё так много знакомых - доброжелателей.
"Дима, узнаешь брата Колю? - А как же, брат Коля. Всю жизнь мечтал встретиться. Искал, не знал где."
Тошкин размял глаза, пожевал губами и позволил себе удивиться. Меньше всего он ожидал встретить здесь своего однокашника, великого теоретика "революционного правопорядка", члена коммунистической партии, гордости вооруженных сил, отличника и спортсмена Колю Гребенщикова.
- И что ты здесь делаешь? - спросил Тошкин.
- И что это у тебя такой еврейский акцент? - разулыбался Коля портье. - Весь город сошел с ума. Наш начальник бурно отращивает пейсы. Команде предложено сделать обрезание. Ты пришел присоединиться? - Коля щурил маленькие темные глаза и ковырялся в ухе, которое напоминало копченый свинячий пятачок.
- Почти, - согласился Тошкин, не зная, радоваться ему или огорчаться. Если и Колька продался этим, то...
- Ну, ясно, - Коля устало вздохнул и выпрямил спину. Таким решительным и виноватым Тошкин помнил его только на экзамене по старославянскому. Юная преподавательница так запала в душу будущему законнику, что вместо отрывка из "Повести временных лет", он разразился длинным татьяниным письмом из "Евгения Онегина". Причем никто почему-то не смеялся.
- У меня здесь дело, - пробормотал Тошкин, удивляясь скупости своих эмоций. - Поручение, задание - как хочешь. Почему бы нам сейчас не выпить за встречу" , - промелькнула усталая, как поздний трамвай, мысль.
- Мы все на работе, - усмехнулся Коля и внимательно посмотрел Тошкину в глаза. Холодный пот неприятно прокатился по спине и принес странное облегчение. "Чем больше нас среди них, тем больше их среди нас". Но формула работала и в варианте наоборот "И ты, Брут, продался большевикам". Тошкин выдержал взгляд и радостно понял осторожный подтверждающий кивок.
- Тогда может выпьем?
- Запросто, - Коля легко нырнул под стойку и вытащил початую бутылку водки национального разлива. - За Наума, в просторечии именуемого Немой? Коля радостно подмигнул и опрокинул в себя полстакана прозрачной жидкости.
Спрашивать о том, как и зачем, Тошкин не решился. Профессиональные секреты - это не фунт изюма. Нужна выдержка, спокойствие и самообладание. Даже если мафия в целом сытая, ручная и прикормленная, она все равно останется мафией. И что ты будешь делать?
- Был у него кто? - легко и непринужденно, свои же люди, поинтересовался Дмитрий Савельевич.
- Сто пятьдесят тысяч человек, если считать с семьями, наемными рабочими и прочими капиталистическими запроданцами, - Коля легко отстранился от стойки и достал две кассеты. - Это звонки. Надо будет поделюсь. Но - ничего интересного. Так - приглашения, пресс-конференции, благотворительные поездки и знакомство с Родиной. И чего ты такой грустный? Меньше хлопот всем.
- Да не скажи. Начались письма. Даже - телеграммы. Одна очень содержательная и приветственная "Бей жидов - спасай Россию".
- И подпись?
- А как же "Твои друзья", - Коля нахмурился и протянул Трошкину аккуратно сложенный вдвое лист бумаги. - Вот это единственное, что меня беспокоит.
- "Тебе будет лучше, если ты встретишься со мной, как можно скорее . Поверь. Лучше не ошибаться. Помнишь "Летел как ангел, упал, как черт". Впрочем, Ваш Иуда такими понятиями не оперирует. Мой номер есть в справочнике. Целую крепко. Адрес тот-же. Не ошибешься." - прочел Тошкин и хлопнул себя по карманам в поисках ручки.
- Третий класс. Вторая четверть. Вот стоит ксерокс. Все, как у больших, - Коля осторожно вытащил бумажку из рук Тошкина и отправился к большой серой машине, которая пятьдесят лет назад могла бы считаться мечтой разведчика, если бы стояла в каждом контролируемом госбезопасностью кабинете. - И что ты об этом думаешь? - спросил Коля, не оборачиваясь.
- Да, похоже, тоже глупости. Старая любовь. Мало ли?
- А почему не позвонить? Ты представляешь - переться в такую даль и оставлять здесь письма.
- Кстати, а кто принес - то? - Дима сделал стойку, решив мигом бежать выслеживать потенциального врага регионального обогащения.
- Меня здесь ещё не было. Так что...Сказали - дама. И судя по почерку - дама.
Коля нахмурился и как - то нежно провел рукой по копии подметного письма.
- Ну, если дама, то все понятно. По телефону ведь можно а) отказать, б)поговорить и не встречаться, в) просто испортить все дело. Чисто женская логика, я бы тоже так поступил, - сообщил Дима и покраснел.
- Ну-ну, наслышаны о твоих подвигах. Молоток, Антошкин, - Коля покровительственно улыбнулся.
- Знаешь, что... - Дима сжал кулаки и очень обиделся, понимая, что ему не придется ими воспользоваться.
- Да не знаю я ничего. Сам такой же дурак. Инвалид детства. С юности. Забыли, проехали, - Коля протянул Тошкину отксеренные письма, ставшие теперь уже документами и подумал о том, что жизнь складывается как - то несправедливо. Вот, к примеру, они с Димой могли стать друзьями, примерными семьянинами и многодетными отцами с героической орденоносной карьерой. А стали... Так, не пришей в ноге рукав. Дурацкие любови, дурацкие задания, дурацкие деньги, если разобраться. Коля уже успел вкусить сладости работы портье в отеле государственного значения. За два дня он стал понимать, что вопрос "слышишь ты?" не требует никакого ответа, а означает угрозу действием, которое вот-вот отразится у тебя на лице; но он перестал понимать, на кой черт ему все это надо. И ему, и Димке.
- Ты помнишь - не леполи, не бяшеть? Помнишь? - Коля спросил так грозно и так настойчиво, что Тошкин потерял равновесие - в том числе и физическое, пошатнулся и представил себя на допросе у Берии.
- Помню, - согласился тот.
- Ну так вот... - Коля вроде разминался, то ли желая, то ли не желая продолжать начатый разговор, который к делу Тошкина никакого отношения не имел. - Ну так вот... - Коля снова открыл рот, но тут в душе его тренькнул мобильный телефон. Он полез за пазуху и с гордостью вытащил переходящее красное знамя своего небедствующего учреждения, которое так часто меняло названия, что для многих оно так и осталось - ЧК.
- Ишь, - Тошкин вяло улыбнулся и посмотрел на часы. В принципе - один звонок в городское управление внутренних дел и он снова может засесть за свою справку, которая теперь стала ему близка, как собственная ветхая рубашка.
Коля деловито удалился в комнату отдыха, не оборачиваясь, не прощаясь и не давая никаких ценных указаний. "Служба", - подумал Дмитрий Савельевич и деловито направился к выходу.
- Гражданин, - понеслось ему вслед. - гражданин. Вы куда? Стоять!!! Димка!
Коля догнал его уже на улице и деловито дернул за рукав. "Стой, сейчас они будут выходить. Хоть посмотришь на это чудо света", - отчаянно зашептал бывший сокурсник, видимо жалея, что трудный разговор так и остался в проекте. Жалея или радуясь.
- Я в газете его рожу видел. Как же - национальный герой. Держись, не подходи. Папашу в гроб загнал. Урод политический, - прошипел Тошкин, прижатый Колей к стеклянной перегородке. - Да ладно, отпусти. Посмотрю.
Тошкин вернулся в холл, сел в низкое кресло, прикрылся журналом "Плейбой" и закурил. Картинки на глянцевой обложке были гораздо интереснее покалеченного еврея, который, видимо, принципиально не пользовался техническим прогрессом для передвижения собственного тела. А зря. Имея такие короткие толстые ножки наверное, трудно ходить по лестницам, ступеньки которых расчитаны на бравых молодцов покойника Черного. Каждому свое. Чаплинский должен знать этот принцип. Дима зло поморщился. Он не любил людей, которые были способны ради идеи предать своих близких. И никакими возвышенными порывами души, и никаким желанием жить по законам совести он не мог оправдать слезы родителей, которые ни в чем не виноваты. Он, Дима, маменькин сынок и большой поклонник Достоевского. Кому не нравится - тот пусть не кушает. А этот Колобок пусть катится по лестнице. Да! Так - то. Есть дела и поважнее. Девицы из "Плейбоя", например. Очень даже например и очень даже ничего. Но не типаж.
- Ой, - Тошкин нервно вскочил с дивана, чем вызвал неодобрительный взгляд охранника. - Ой, Надя! Ой! - он в мгновение ока оказался рядом со стойкой "ресепшен" и толкнул локтем хрустальную вазу по имени "Наум".
- Извините, - пробормотал следователь прокуратуры. - Мне надо срочно позвонить.
- И вы-таки хотите, чтобы я пригласил Вас в свой номер? - заморский гость сощурил глаза и устало покачал головой. - Пресс-конференция будет завтра. Так что...Мне больше ничего не передавали? - спросил он озабоченно.
- Коля, мне надо позвонить! - заорал Тошкин, понимая, что ведет себя как стриптизерша в Мариинской театре.
- Нет, для Вас пока ничего. Вся корреспонденция будет доставлена в номер. Не беспокойтесь, - произнес Коля так, будто всю жизнь тем и занимался, что работал в "Хилтоне", а подрабатывал в "Шератоне" . Он умудрился даже как-то ненавязчиво наклонить голову и создать из себя композицию "слушаюсь, Ваше высочайшее высочество".
- Да дайте же мне, наконец, позвонить, - не выдержал Дима.
Охранник Чаплинского сделал решительный шаг вперед. Ничего хорошего ни городу, ни прокуратуре назревающая потасовка не предвещала. Но Тошкину, опозорившему себя разглядыванием девиц из "Плейбоя", было все равно. Наум пожал плечами, тронул своего парня за локоть и деликатно освободил стойку. "Может он и ничего, - подумал Тошкин и рванул звонить под безжалостный шепот Гребенщикова: "С кем поведешься, от того и наберешься. А говорят. Сумасшествие - вещь не заразная".
- Але, академия бизнеса? Как у вас там дела? Что? Кто я такой? Да вы что?
Коля предусмотрительно нажал на рычаг: "Если ты сейчас пикнешь хоть слово, я напишу на тебя рапорт. Это понятно? Идиот." Дмитрий Савельевич безрадостно выдохнул и согласился. Согласился, что чуть не оплошал. Но впрочем...
- Ты, конечно, можешь его догнать и представиться по всей форме. Ему будет приятно, - заявил Коля, с удовольствием оглядывая отъезжающую машину. - Ладно. Иди ко мне и звони. Что там у тебя в академии? Труп?
- Сплюнь, дурак. Я с работы позвоню. И ты, если что...
- Если что, - Коля многозначительно ухмыльнулся. - Ушел твой поезд, Димыч, насовсем. Как там в театре - а дальше - тишина. Вот так и у нас. Пусть будет тихо.
Тошкин поплелся по тротуару, чувствуя себя совершенно разбитым. Кто он такой, в конце концов, этот Чаплинский. И почему так звездит, что днем ярко? Обидное это вообще дело, когда рядом люди твоего же возраста пробиваются в люди, а ты только прислушиваешься к внутреннему голосу, который все время орет - надрывается: "Грязь - не ходи". Но время ещё есть и если выкинуть фортель по образу и подобию... То все только ухмыльнутся в ответ. У нас теперь демократия, а у правдолюбов по-прежнему паранойя. Только вот с медициной проблемы и лечиться приходиться амбулаторно. А стало быть - бесславно.
- Следователь городской прокуратуры Тошкин беспокоит, - сказал он в трубку, едва добрался до ближайшего работающего автомата. - Что со взрывом? Отменили?
- Все в порядке. В принципе.
- А без принципа? - замер Тошкин, отчетливо понимая, что Надя и спички - явления суть несовместимые, особенно если оставить их вдвоем без присмотра. - Пожар? Непогашенная сигарета? Трупы? Докладывайте по форме.
- Откуда вы знаете? - зазвенел голосок, принадлежащий существу неопределенного пола.
Тошкин медленно обуглился. Разумеется, душой. И приготовился к самому худшему - к знакомству с очередной маминой протеже. Вдруг как - то отчетливо осозналось, прозвучало: он любит Надю, потому что она не любила его. То есть - не хотела замуж. Образ страдальца избавлял от мучительной роли импотента - холостяка, в которую загнали его жизненные обстоятельства. По всему выходило, что Тошкинский эгоизм оказался причиной гибели самого дорогого после родителей человека на свете.
- Что? - хрипло спросил Тошкин и зажмурил глаза.
- Пожар. Без трупов. Вроде бы. Местного значения. На третьем этаже. По нашим сведениям, все были эвакуированы за полчаса до происшествия.
- Почему неуверенны?
- Да вроде тени какие-то мелькали. Говорят. Но пока борются со стихией - никто не замечен.
- Ладно, работайте, - Дима повесил трубку и медленно пошел к остановке. Осенний воздух мягко окутывал следователя томными мыслями о бренности всего земного. Девицы из "Плейбоя" напоминали, что жизнь - ничего себе штука. А так, как говорили ныне блатные и приблатненные - по жизни хотелось к Наде. В крайнем случае, он готов был даже получить по морде. За равнодушие и непрофессионализм, проявленный при встрече с подозреваемым. Или кем? Или жертвой?
"Тебе будет лучше, если ты встретишься со мной как можно скорее". Тебе будет лучше - это угроза? Предупреждение? Забота? Шантаж? Или так - развод заграничных лохов? Тогда почему без фамилии, телефона, адреса? Ладно, разберемся. Если будет нужда.
Подошел автобус. Полный, грозный и готовый выплюнуть остаток человеческого материала на грязный асфальт. Держи карман шире - Тошкин ловко взобрался на подножку и мягко раздвигая плечами пассажиров, вырулил к окну.
"Домой, быстрее домой. Быстрее домой, - напевал чукотскую песню о родном кабинете Тошкин и удивился знакомой машине, что одиноко торчала у Григорьевского кладбища: "Ишь ты, сентиментальные какие. Без репортеров обошлись. На встрече с папой." Неприязнь к Чаплинскому вдруг сменилась глубокой обидой - если из-за него взорвали Надю, то лучше его прямо здесь и посадить. Прыщ на ровном месте. Ревизор. Привет ему из Тель-Авива.
Уже из своего кабинета, немного успокоенный, Тошкин позвонил Наде. Молчание было ему ответом. Но по сводке - жертв пожара не было. Оставалось надеяться, что Надя не слилась с пламенем и не улетела в дальние края, как Мавка - Василиса.
Предстоял ещё разговор с шефом и треклятая сводка. И от того, и от другого воротило, как от водки, которая, наконец, взыграла в ( желудке. Димина мама говорила: "У тебя, дружок, позднее зажигание".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44