- Я очень его любила, Нему, с мужем всегда его сравнивала, и по всему выходило - не прошло у меня ничего. Первое время, когда он скитался, сидел, я очень его жалела. Думала: приедет, разведусь и к нему перейду. Но женился он там на своей исторической родине и предал меня бесповоротно. Оставалось только читать газеты. О нем, о герое. А муж, запасной аэродром, оказался основным. Он, бедный, так и не знает, чьего сына растит. А тут явление: "Здрасьте - мордастье", покажите мальчика. И Анна - тут как тут. И Погорелова: "похож, ой как похож", но вот и пришлось. Такое дело, Заболотная устало вздохнула и подняла на Тошкина чистые бессмысленные глаза. Дмитрий Савельевич взглянул на часы: семь с лишним. Лаборатория наверно уже отъезжала на зимние квартиры.
- Извините, мне надо поговорить, - Тошкин быстро набрал номер и наткнулся на свою школьную подругу, ныне эксперта-криминалиста и прочее, и прочее, и прочее. - Галочка, отпечатки с бомбы и с письма счастья посмотри идентичны? Нет? А так по рисунку - кто шалил: мальчик или девочка? Нет? Имя и возраст мы как-нибудь сами. Угу. Спасибо утешила. Успокоила? А ты сколько ещё на месте? Я бы тебе работку подкинул...
Галочка хитро засмеялась и сообщила, что распространила Смирягинское письмо счастья по всему управлению и прокуратуре. И оно даже начало действовать - у начальника уже родилась тройня, а судебный эксперт наконец убедился, что ему не изменяет жена... Но все остальное - завтра. И пальчики, и снимочки - все завтра...
- Я очень любила его, - продолжала свой рассказ Заболотная, когда Тошкин положил трубку. - Не просто очень, а больше всех на свете. За это Бог меня и покарал.
Тошкин чуть не упал со стула. Если убийцы рассуждают о том, что их покарал Бог, то страна действительно стала по-настоящему православной. Кошмар. Кошмар. Или позор? Надо завести попугая и научить его кричать всякие глупости.
- Я для него была готова на все. Мы ведь были близки вне брака, спросите у своей мамы, приятно это было или нет. Вот спросите, как называли девушку, которая согрешила до мужа!
- Сейчас позвонить? - спросил Тошкин.
- Не ерничайте! Вам меня нисколько не жаль! Вам даже не интересно, вдруг закричала Заболотная и заметалась по кабинету. - Вы - чурбан.
- Ну, почему же? Мне интересно, продолжайте, только давайте по эпизодам. Сначала по Погореловой.
- Я хочу по Смирнягиной, - капризным голосом заявила Татьяна Ивановна. - Она мне своим рабочим контролем всю жизнь отравила. Я подменила ей инсулин, подложила в коробочку и все! Коробочку потом, через пару дней после поминок забрала из их квартиры - тут не было ничего сложного. Вы знаете, - заговорщицки прошептала Заболотная, - она даже не мучалась, я узнавала. Ушла спокойно.
- Понятно, а шприц и флакон? - спросил Тошкин.
- Что шприц и флакон? - не поняла Татьяна Ивановна, и глаза её возбужденно заблестели. - Вы думаете, мне все это приятно вспоминать? Вот у Вас есть дети?
Пункт девятый, Тошкин, пункт девятый, она разговаривает только о том, о чем сама хочет. Сумасшедшая? Прикидывается? Или что-то здесь не так?
- У меня нет детей. А Ваши, ведь, беспокоятся, наверное? А? Может быть, позвоним? Ведь когда-нибудь их нужно ставить в известность о Ваших подвигах?
Татьяна Ивановна мигом закатила глаза и стала картинно сползать по стулу. Тошкин внимательно проследил за траекторией её съезда и, отметив про себя, что тяжких телесных повреждений она себе не нанесла, налил из графина немного воды и прыснул на Заболотную как на сильно пересушенную рубашку. Спящая красавица соизволила открыть глаза.
- Где я? - томно прошептала она.
- В Монте-Карло, - процедил Дмитрий Савельевич и вернулся на свое прокурорское место. - Продолжим: звонить Вы не хотите, Ваше право. Давайте о флаконе и шприце - Вы куда их дели?
- Будете собаку заказывать? - совершенно спокойно спросила Заболотная, злобно сверкнув глазами. Да, и у этой отношения с Крыловой явно не сложились.
- Хорошо, - Тошкин глубоко вздохнул. - Давайте о Погореловой. Чем она так уж провинилась? Когда, при каких обстоятельствах Вы лишили её жизни?
- Не помню, - радостно засмеялась Татьяна Ивановна. - Знаете, так много дел сразу навалилось. Генеральная уборка, письмо Наума, потом эта новенькая на кафедре. Сынок мой опять чуть с работы не вылетел. Словом, закрутилось, - точно не помню. Да и не обязана, - она кокетливо повела плечиком, а Тошкин ощутил жгучее желание ударить её чем-нибудь тяжелым по голове. - Налила в бутылку денатурат, отдала ей - глотке луженой, а там как Бог дал. Потом в больницу позвонила, уточнила, что та умерла. Кстати, а может это и не я даже. Мало ли гадости Райка за жизнь на грудь приняла. Но в целом, по эпизоду, признаю. Мне её пьяные россказни во где, - Татьяна провела рукой по горлу, - во где сидели, надоело! Что еще? А по Танечке? Да я её так, только попугать. Знаете? - Заболотная придвинула стул поближе к столу и предано тронула Тошкина за руку. - Знаете, Анька при всех своих недостатках была очень честным человеком, о моей тайне вообще никто, кроме самых близких подруг и Райки-проныры так и не узнал. Но годы! Анечка, видимо, стала сдавать, а Танечка - ребенок догадливый. И к чему эти лишние хлопоты? Растрезвонила бы всем, при случае - Игорька бы стала нервировать. Я, ведь, только припугнула.
- Декомпрессионный перелом шейных позвонков и ушиб мозга, - тихо проговорил Тошкин.
- Не рассчитала, - покорно вздохнула Заболотная.
Тошкин нервничал. Нервничал сильно и не напрасно. Где-то запропала Надя. И что-то было не так с этой странной веселенькой Татьяной Ивановной, которая, казалось, просто получала удовольствие от того, что её, наконец, согласились выслушать. Да, что-то было не так. Тошкин вздрогнул от деликатного стука в дверь.
- Можно? - в кабинет протиснулась фуражка и ухо с вертикальным взлетом. - Мишин, подполковник, - отрекомендовался посетитель, крупно шагая в сторону Тошкина. - Прибыл с докладом. Разрешите?
- Пожалуйста. - Тошкин покорно кивнул. Мишин снял фуражку, достал крупнозубую расческу, пару раз провел по несуществующим волосам, пригладил рукой виски, подмигнул Татьяне Ивановне и, расправив плечи, отрапортовал.
- Я посетил центральную диспетчерскую неотложной помощи и могу с полным основанием заявить, что наша сотрудница Татьяна Ивановна Заболотная не совершала выброса Ильиной с моста. В тот вечер, в четко означенное в диспетчерской время она говорила со мной по телефону. Мы составляли план захвата Виталия Николаевича, основываясь на данных моего информатора. Причем, я позвонил ей на дом сам. Разговор длился около двух часов - моя жена как раз успела посмотреть три сериала. Ее показания я принесу в следующий раз. Вот, - он виновато развел руками. Заболотная побледнела и крепко сцепила пальцы. В кабинете повисла тяжелая тишина. Владимир Сергеевич деликатно кашлянул и тихо добавил: "Я только что из больницы, Танечка - то пришла в себя. Врач сказал, что пять минут с ней можно поговорить. Так я там дал команду, родных до прихода прокуратуры не впускать.
- Нет, - тихо сказала Заболотная. - Нет, нет, нет, - быстро зашептала она. - Нет, этого просто не может быть! Он врет, Вы видите, он нагло врет, у него же пальцы крестиком. Вот, глядите...
Ее новый обморок был глубоким и, кажется, неподдельным.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Раз ступенька, два ступенька - будет лестница. Это намного лучше, чем лифт. Потому что я никак не могу, как говорит моя мама "дать себе ладу", по её мнению, порядка, системы, а по моим языческим понятиям - лада, то есть любви. В этом я с ней полностью согласна. Что полезнее - убиваться за единственным до последней капли крови или спокойно разводиться, чтобы передохнуть и снова ринуться в бой? Может оно и к лучшему, что сейчас так не любят. И никак не любят. Наше поколение напугано чувствами на уровне подсознания и сильно аллергизировано страстями. На бесплодные поиски синей птицы, по сути, и ушла жизнь всей страны. Но лично я, бездушная и бездуховная не стала бы убивать свою дочь, чтобы доказать её отцу вредность сектанстко - вегетарианской позиции. И подруг своих я тоже не стала бы убивать, хотя некоторых - просто надо. Для общественного спокойствия.
А вообще, в моей голове все очень сильно перепуталось, завести, что ли рабочий дневник, под красивым названием "органайзер". И кстати, пусть этот сытый капиталистический мир не думает, что идейный приоритет в области систематизации жизни принадлежит им. Им, никогда не сдававшим "ленинский зачет", а стало быть и понятия не имеющим, как в тонкой желтой книжечке можно подробно изложить план собственного интеллектуального мужания, местами даже роста. Мне всего лишь нужно подняться на третий этаж и наконец поставить точку и водрузить флажок памяти Анны Семеновны. Хоть бы этот сынок был жив... Надеюсь, за полчаса таблетки, если таковые имелись ещё не у спели сделать свое черное дело, а марганец у меня с собой. Спасу! Спасу обязательно. Хотя бы и для выравнивания счета погибших и оставшихся в живых.
Только вот зачем Татьяна Ивановна кидала мне в окно кирпич. Как-то это не по-женски, впрочем, наслышанная о моих дедуктивных способностях, она могла желать, чтобы я просто самоустранилась. Не вмешивалась. Или это просто обыкновенная ревность? Застаревшая, гноящаяся, рождающая болезненные поступки? Пожалуй так. Красиво я стала мыслить. Закачаешься. Если честно, то преступницу мне было жалко. Прямо до слез. И Анну Семеновну тоже, но силой страстей Заболотная, пожалуй не уступала самой леди Макбет. А с извилинами у нас все в порядке. Такое время, такая жизнь - эстетика убийства стала одной из составляющих существования. Стоит признать это, мы с чистой совестью прилепляемся к телевизору во время криминальных новостей, которые по совместительству являются ликбезом для начинающих.
Стоп. А что я скажу Игорьку: "Это вы вдова Рабиновича? То есть сын убийцы? Есть другой вариант: краснознаменно улыбаясь провозгласить: "Твой папа приехал!" И - толку? Если человек, считающийся его отцом, действительно может приехать из командировки? Пожалуй, для установления контакта модно предложить услуги знакомого адвоката. Игорек - не красна девица, нервы, думаю выдержат... 0й! раз ступенька, два ступенька, - будет лестница и дверь, ведущая к спасению мальчика от материнской любви.
А ещё я плохо в выгляжу: косметика не выдержала полигонных испытаний на дождь и мягко растеклась по лицу, волосы поникли и местами даже опали, колготки забрызганы грязью. В таком виде - и к молодому человеку! Впрочем, если он уже не жив, то ему должно быть все равно. А мне - нет. Я присела на подоконник в пролете и достала пудреницу: умытая, немолодая и неинтересная девица смотрела на меня вызывающе. Тремя движениями я привела её в божеский вид и подписала рекомендацию на конкурс фотомоделей. Гордость города не может походить на нищенку, даже если у неё кончились деньги силы и мужчины. Дверь, в которую я только что собиралась звонить, распахнулась сама. Чертовски приятно, когда тебя ждут так преданно и красиво. Я почувствовала прилив крови к лицу и попыталась унять нервную дрожь в коленях. Мой папа, конечно, был бы против этого двусмысленного визита к молодому человеку, он, пожалуй, даже прочел бы лекцию о свирепствовании СПИда в нашем регионе, но как врач, как хирург он должен был меня понять. Не корысти ради, а что мальчик хорошенький - так только по официально изложенной биографии у меня их было семь. Правда, по другим, очень желтым источникам - выходило девять. Не хватало для ровного счета, на котором можно было бы и остановиться. На время, пока не выдам Аньку замуж, потому что зал регистрации торжественных событий не рассчитан на слишком большое количество лиц, считающихся отцами моей дочери. Впрочем, дверь распахнулась, для того чтобы явить моему слуху какую-то не вполне приличную возню. Неужели Игорек пытается выползти из ловушки? О ужас, я опоздала.
- Обязательно, обязательно сделай что-нибудь. Удержи, помоги. Ты, должна, - раздался сексуально - взволнованный шепот. - И сразу перезвони. От этого зависит наша жизнь. Прошу...
На площадку, вместо ожидаемого трупа Игорька весело выпорхнула девчушка, представленная мне ранее, как Ирочка, племянница Инны Константиновны.
- Я все сделаю, - томно и немного нервно сказала она, поправляя спиралеобразные волосы, модные в тысяча девятьсот затертом году у выпускниц профессионально - технических училищ. - Не волнуйся, - на площадке картинно чмокнулись и быстро подобрали слюни. - Твое горе - мое горе, - сказала она.
В позитивном смысле мне это принцип нравился. Только я предпочитала распространять его на более материальные субстанции: твоя машина - моя машина, твоя квартира - моя квартира, твои деньги - мои деньги. Для всего остального существовала железный занавес со строгой надписью: "Не подходи убьет" Что касается квартиры, то Сливятинское поручение я выполнила как-то плохо. Неужели придется собирать чемоданы. Впрочем, я верну Чаплинскому его ребенка, а он за это сделает для меня невозможное. Нет, на кресло губернатора я не претендую, но если все, что мне рассказывали о еврейских папах - не очередная яшина выдумка, то счет в швейцарском банке мне гарантирован. Очень жаль только, что не я родила этого смазливого Игорька. Сердце зашлось теплой материнской мелодией. В принципе, там, в Израиле он может познакомиться с моей Анькой, и как знать, может через десять лет он все-таки поймет - что наша семья - это его судьба. Очередной космический круг замкнется, и мой редактор Владимир Игнатьевич укусит себя за левое ухо.
- Ты только удержи, - уже громче ,настойчивее проговорил Игорь.
- Сказала уже, - грубо оборвала его Ирочка и легко сбежала по лестнице вниз.
Мне предстояла нелегка миссия - сообщить, что теперь уж собственно, некому помогать. Правосудие не за горами, а возмездие с покаянием практически не заставили себя долго ждать, Игорь зевнул и захлопнул дверь. Странный у него был зевок. Право слово, отравленный - ну кто из молодых спит во второй половине дня, если в первой они все сидят на амфетаминах, а ночью тоже сидят на них же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44