Члены кафедры, почти в полном составе, за вычетом естественной убыли собрались в кабинете Мишина.
- Вот так, - глубокомысленно заметил он. - Такие дела. Какие будут предложения? Только попрошу без слез.
- Давайте собирать деньги на похороны, - предложила Инна Константиновна.
- О главном, - Мишин стукнул кулаком по столу и матерно выругался. Про себя. Пропал протокол, погиб на боевом посту наш товарищ.
- Так на похороны... - попыталась вклиниться Танечка и была остановлена презрительной фразой начальника.
- А день рождения ректора будем отменять. Попросим его родиться назад? Как это сочетать - не представляю.
Мишин потер лоб. Нет, он не был черствым человеком. Но живым - живое. Это если по атеизму. А если по-новому - то Анне Семеновне там лучше. Хотя и жалко - проверенный сотрудник. И так нелепо.
- А с Крыловой что? - осторожно спросил Виталий Николаевич.
- Хорошо мыслите, в нужном направлении. Она появилась и все началось. Неспроста ведь.
- Перестаньте, - глухо отозвалась Татьяна Ивановна. - Перестаньте. Здесь просто нечем дышать. И страшно.
- Ну пытать её никто не собирается, - успокоил Мишин . - А расследование - обязательно, причем в самые оперативные сроки. Я займусь этим лично и лично доложу. Помощником назначаю Виталия Николаевича. Это мужская работа, - пояснил он,
натолкнувшись на обиженный взгляд Инны Константиновны.
- А сколько мы будем её там держать? - тихонько спросила Танечка лаборантка.
- Сколько понадобится, - отрезал Мишин. - Теперь - по поздравлению...
Довести светлую мысль до конца помешал телефон. "Без паники! "- сказал Мишин и снял трубку.
Да, да, да, так точно. Будет сделано , - он почесал трубкой нос и задумчиво объявил: "Кажется, Крылова - не наша компетенция. Ее вызывают в госадминистрацию. Уже послали машину. Неужели и там...?"
- Перестаньте, перестаньте же, - вдруг закричала Татьяна Ивановна и бросилась вон из кабинета.
- Нервишки, - спокойно заметил Мишин. - Я, вот, бегаю по утрам. Лучше. Намного лучше. Виталий Николаевич, вы сопроводите нашего террориста к местам общего руководства. М - да, - Мишин снова почесал трубкой нос.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
- Надежда Викторовна, вы свободны, - дверь распахнулась и перед моими светлыми немного расстроенными очами предстал настоящий абрек Джагоев. Если надо, я вас выведу. У меня машина.
Да здравствует стабильное материальное положение мусульманских народов в православных традициях. Я кивнула и улыбнулась. Вот такая у меня планида - толкать мужчин на подвиги, в крайнем случае - на поступки. И мне некуда не деться от этого.
Как от жуткого наваждения. От Анны Семеновны, которую я не знала, и которая выбрала именно меня для своей нелепой скоропостижной смерти.
- Свобода-это всего лишь поиск зависимости, - жалко пролепетала я, цитируя фразу спасителя и примеряя фразу к случившимся событиям.
- Да-да, раздевайтесь быстрее, - угрюмо хмыкнул он, придерживая дверь.
- Что?
Я так и знала. Со мной произошло все, что могло произойти, кроме изнасилования на рабочем месте. Если это плата за выход, то я, пожалуй, откажусь. Мне гораздо милее партизанские окопы Мишина, чем эти кровожадные маневры молодежи. Еще не хватало. Если бы так, с любовью, по собственному желанию, через отдел записи актов гражданского состояния, то может быть. Может быть. Он ведь ничего - этот странный философ Джагоев.
И машина у него есть. И горячность. Но и я свою не подрастеряла!
- Ни-ког-да, - четко выговорила я и прижалась к стулу. - Ни за что.
- Как хотите. Можно и так, - он пожал плечами и посмотрел на меня жалостливо. Мол, не знаю, от какого счастья отказываюсь. - только, наверное, надо быстрее...
Хорошее дело - быстрее. Насмотрелись фильмов - сексуальные террористы. Ни черта не смыслят, а туда же. Сообщить ему, что ли - я не завожу любовников по месту жительства и по месту работы. Так не выведет, пожалуй.
- Ну, - Джагоев дернул меня за руку, - шприц выпал, с ним была иголка такова. - Ну же, сейчас активисты набегут, вашему шефу стукнут.
"..И он прилетит и спасет мою невинность. Кстати, ещё неизвестно, является ли она ныне моим несомненным достоинством."
- Побежали, Надежда Викторовна, скорее!
- На бегу? - спросила я, потому что я уже не могла молчать. Все-таки интересно, с огоньком...
...Все правильно - смерть и любовь неразделимы, ветви одного инстинкта. Человеку обязательно надо проверить себя на живость, на присутственность в этом мире, а не в том. А потому - вроде и крамольные мысли, запретны. Но лично мне не стыдно. Только надо спросить разрешение у папы. Он всегда был против внебрачных связей.
- Мне надо позвонить.
- Не сейчас. Телефон параллельный, может подслушиваться. Ну давай же.
И мы побежали. В пути я поняла, что имел в виду Джагоев, говоря "раздевайтесь" Он имел в виду всего лишь мой сарафан, который теперь выдавал во мне беглую сумасшедшую
и был моей серьезной особой приметой.
Сарафан, а как обидно.
- Куда едем? - деловито спросил Джагоев, проворачивая ключ в замке зажигания.
- Не знаю...
А куда мне теперь ехать? Надежного тыла в виде мужа с положением у меня нет. Жених, пожалуй, поймет все не так. Да и не жених он мне вовсе. Случайных любовников, как было сказано выше, не держим. Остается одно довести родителей до инфаркта и обратно.
Тем более, что никаких других предложений вежливый джигит Джагоев мне не делал.
А у мамы для начала я немного, всего минут сорок поплакала. За все и про всех. От страха и от отчаяния. Мама меня не утешала, даже наоборот, когда я вытерла, наконец, слезы, она поправила очки и заявила:
- Это эгоизм.
- Нет, это инфантилизм, - не согласился с ней папа, которому вообще уже пора было идти на работу. Но ради оскорбления близкого человека он не спешил приступить к своим профессиональным обязанностям.
- Тебя люди ждут, между прочим, - обиделась.
- Тебя тоже. Нам уже звонили отовсюду. Ты сбежала с работы.
- Из-под стражи, - уточнила я.
- Без разницы. Нахамила уважаемому человеку при телевизионной камере.
- Витя, можно подумать, что без камеры она бы поступила иначе, вмешалась мама, погладив меня по голове. Как такую большую дурочку.
- И теперь ты пришла, чтобы спрятать голову в песок? Надо разбираться. Пока не поздно...
Папа явно бушевал. Хотя в сущности был очень спокойным человеком. За всю историю семейной жизни он только дважды швырнул в маму сахарницей, трижды спустил моих ухажеров с лестницы, и пять раз подрался на улице, вступившись за жизнь и честь
бродячих собак и кошек. А в милицию его вообще забирали один раз по молодости - он стрелял из дедушкиного пистолета в выгребную яму... Не понятно, чего теперь-то так кипятиться.
- Пап, - осторожно начала я.
- Все, хватит! Теперь ты хочешь быть врачом. Хорошо, что не хирургом. Но зачем ты ставишь опыты над людьми. Надежда - это незаконно и аморально. Нам все о тебе рассказали.
- Да. - подтвердила мама. - Все. Может быть ты все-таки повременишь со сменой профессии?
Очевидно, что сегодня в мое сознание залили какой-то плохой бензин. А потому - движок стучал и просил добавки, хотя бы в виде информации, которая все время оказывалась впереди настолько, что я никак не могла её догнать.
- Я не собираюсь менять профессию, я не лезу не в свое дело. У нас сегодня на работе умерла женщина. Вам мало...
Родители переглянулись и взялись за руки. Решили, видимо, выступить единым фронтом.
- Что значит "мало"? Мы не заказывали, - прошептала мама.
А ещё целый день по пятам за мной гналось безумие. В городе, очевидно, вирус.
Народ со слабой имунной системой страдает первым. Вот я, например.
- Зачем ты сделала ей инъекцию? - хрипло спросила мама.
- Я шла выбрасывать шприц!
- Вот пусть так всем и говорит, правда, Витя? - осторожно спросила мама.
- Но все считают.., - папа неуверенно развел руками и мягко улыбнулся. Здесь в этом доме я все ещё слыла честным человеком. Но где - то надо... Чтобы окончательно не привыкнуть.
- Я шла выбрасывать шприц. Лаборантка может подтвердить.
- Пока молчит, - прошептала мама.
Что значит "пока"? Анна Семеновна болела - это всем известно. Врач что-то такое хорошее сказала, если по этому поводу вообще можно сказать хорошее.
Что ж это за шум? Причем здесь я? И кому молчит лаборантка? Кому?
- Там что, уже милиция? Кто вызвал? Зачем?
- Нет, решили просто обойтись своими силами. Твой шеф когда-то был разведчиком, сказал, что сами разберутся, но невинные не пострадают.
- Так, ладно, что еще? - спросила я, понимая, что крики "идиот" могут очень огорчить моих воспитанных в традициях уважения к старшему поколению родителей. Идиот, дебил, дурак, недотепа - все эти слова я буду кричать в собственной квартире, предварительно закрывшись в ванной. И обязательно при включенном телевизоре. А лучше - при двух. И пусть меня никто не слышит. Но Мишин - идиот.
- Звонил Сливятин. За тобой даже в академию машину послал...
Отлично! Своей квартиры у меня, пожалуй, тоже не будет. Ибо выделенная когда-то партией моему мужу, она таки осталась партийной собственностью с моим правом проживания. А сегодня просто нарушилось равновесие окружающих меня сил. Вот и рассыпалось, вот и повалилось.
Однако, если послали машину, то ещё не все потеряно. Можно было и по телефону. Значит, у Сливятина есть предложение, от которого я не смогу отказаться, учитывая мою любовь к комфорту и трудности в общении с муниципальным транспортом. Короче, на этом тотализаторе я бы на свою принципиальность не поставила и гроша.
- И машина все ещё стоит, а птичка улетела? - развеселилась я, представив обиженную физиономию Мишина, который сегодня показывал класс в потере лучших своих сотрудников.
- Ничего, доберусь своим ходом. Приведу себя в порядок и пойду.
- Позвони на работу, - умоляюще прошептала мама. - А то ведь выгонят.
- Теперь - никогда.
Я снова стала интересной для человечества. И снова - опасной. А провинциальное население скучает, а потому страдает мазохистскими комплексами - хоть плохая, но слава. Никуда они от меня не денутся...
Сливятин был большим человеком. Ведал в городе массой дел, например, приватизацией. Будучи крупным специалистом по разбазариванию собственности, я бы тоже могла ею ведать. Так что, если пригласят - ни минуты не сомневаясь... Конечно, соглашусь. Когда - то Сливятин был начальником моего мужа, муж слетел. Сливятин задержался, зацепился и остался. Ему даже не пришлось пересиживать бурю за границей, как это у нас нынче водится. И то скажешь - масштаб грабежей не тот. Вообще, Сливятин - человек умный, во всяком случае - был таковым, пока не решил связаться со мной. Он сидел при всех правительствах - то матерно ругая Голливуд, то коммунистов, а то и все подряд, но главное - матерно и с нужными людьми. Теперь он слыл последовательным демократом, который не успел пострадать от прежних застойных времен.
В его кабинете можно было запросто разместить семейный детский дом. Но пока там сидел он сам, его амбиции и я, вызывающая у больших людей пластичные движения нижней челюстью к столу и обратно.
- Ты как здесь? - спросил Сливятин, предполагая, что мы пили на брудершафт, что я летаю на метле, и что буду покорной из-за лишних квадратных метров, которые ломали и не таких беспринципных товарищей.
- Своим ходом, - я смиренно опустилась в кожаное кресло, зная, что у нынешних впрочем, таки прошлых, в кодексе чести не предусмотрено предлагать дамам сесть.
- Говорят, опять набедокурила? - участливо спросил Сливятин. - Где ты была, там пожар.
- Пока взрыв и то не сегодня...
Хотелось ещё сказать что-нибудь вроде "ну". В крайнем случае "чего изволите", но за этим вопросом могло последовать мое выселение в район, пригодный для проживания водоплавающих птиц и спившегося пролетарского элемента.
Молчание затягивалось. Сливятин смотрел на меня с чисто мужским интересом, играя густыми "генеральскими" бровями. Сейчас, говорят, принято их щипать. И мужчинам - тоже.
- Ладно, то разберешься. Я твоим звонил. Ты зачем Чаплинскому нахамила? Хорошо, моя секретарша хоть фильм этот смотрела, а то пока увидели бы в чем дело, так он бы и смылся. Ты вообще как?
- Что? - я сделала невинные глаза.
- Чай будешь? Или под водку поговорим.
Вообще-то я не пью. Скажем, не пью без пикового интереса. Но именно таковой и вырисовывался.
- Под водку. И под закуску.
Немолодая, со вкусом одетая секретарша ( и то, и другое делало Сливятину позитивный образ в глазах избирателей и жены) быстро внесла все необходимое и расстворилась за большой дубовой дверью. Мы выпили по одной молча. Лично я за помин души. Мне сразу стало плохо. Я по привычке вошла в ступор и ощутила тяжесть умирающей головы. Завыть, что ли?
- Значит вот что, - начал Сливятин, по своему оценивая мою вялость. Он, видимо, решил, что я сдамся без борьбы. Как же! Не ему и не сейчас! И не сдамся!
- Значит, ясно. Все меняешь и исправляешь сама. Задача - получить долгосрочный кредит под строительство синагоги, или школы, или ещё чего-нибудь из культурной сферы. Только долгосрочный. И... - квартира твоя. Не хочешь?
- У меня есть, где жить, - пробормотала я, не желая вступать в дискуссию, по крайней мере, сейчас.
- Удивляюсь я тебе, Надежда, ведь сама на свою голову все делаешь. Ну сидела бы ты молча на пресс-конференции, так обошлись бы своими силами. Подключили профессионалок, если это необходимо .Так нет... Вылезла... Вот и расхлебывай. Потому что теперь твое участие органично. Тебя просто стоило бы выдумать...
- Я про Вас в газету напишу, - попытка огрызнуться была вялой и неудачной. В нашей прессе можно было безболезненно ругать столицу, крыть президента, ругать парламент, но своих - ни-ни. Никто не бьет по руке, которая иногда, пусть даже редко, но кормит. Во всяком случае, не бьет. У нас такая своя, особенная демократия. Местечковая. Сонная немного. Так что - куда не кинь.
- Я подумаю.
- Только не долго. Твоему редактору я уже позвонил. Прояснил ситуацию. Можешь совсем без работы остаться, учитывая твои сегодняшние подвиги.
Легкий шантаж, он как легкий массаж. Ничего не портит, но активность, в том числе и умственную, увеличивает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44