– Ага. Фаворит отдал этот череп Мэг, в последний вечер перед отплытием. Все дарят своим девушкам роскошные кольца или фирменные свитера. Он выбрал череп.
– Мне казалось, что к тому моменту Фаворит уже порвал отношения с вашей дочерью.
– Официально – да. Хотя, быть может, это было лишь игрой.
– А почему вы так думаете? – Я стряхнул дюймовую палочку пепла на пол.
– Потому что в их отношениях ничего не изменилось. Круземарк нажал кнопку возле двери.
– Хотите выпить?
– Немного виски не помешает.
– Шотландское?
– Бурбон, если есть. Со льдом. Ваша дочь когда-нибудь упоминала женщину по имени Эванджелина Праудфут?
– Праудфут? Не припомню, может быть.
– А как насчет вуду? Она говорила с вами о вуду? Послышался осторожный стук в дверь, и она распахнулась.
– Вы меня звали, сэр? – осведомился человек в сером.
– Мистер Энджел выпьет бокал бурбона со льдом. Для меня – немного бренди. И еще, Бенсон…
– Да, сэр?
– Принесите Энджелу пепельницу. Бенсон кивнул и закрыл за собой дверь.
– Он что, дворецкий? – спросил я.
– Бенсон – мой личный секретарь. То есть – дворецкий с мозгами. – Круземарк оседлал смонтированный на полу велосипед и начал крутить педали, размеренно набирая воображаемые мили. – Вы что-то сказали о вуду?
– Джонни Фаворит был связан с гарлемской сектой вуду в те времена, когда баловался черепами. Интересно, упоминала об этом ваша дочь?
– Насчет вуду – никогда.
– Доктор Фаулер сказал мне, что когда вы забрали Фаворита из клиники, он страдал от амнезии. Он узнал вашу дочь?
– Нет, не узнал. Он вел себя как лунатик. Почти ничего не говорил. Просто сидел, уставясь в окно машины.
– То есть, он отнесся к вам как к чужакам? Круземарк во всю мочь крутил педалями.
– Мэг этого и хотела. Она настаивала, чтобы мы не звали его по имени, да и вообще – помалкивали о наших прежних отношениях.
– Вам это не показалось странным?
Я услышал звяканье хрусталя за дверью за секунду до того, как Бенсон постучал. Дворецкий «с мозгами» вкатил в комнату портативный бар. Он налил мне, наполнил крошечную рюмку в форме тюльпана для хозяина и осведомился о дальнейших пожеланиях.
– Чудесно, – заметил Круземарк, поднося к носу хрустальный тюльпанчик. – Большое спасибо, Бенсон.
Дворецкий ушел. Заметив возле ведерка со льдом пепельницу, я загасил сигарету.
– Я слышал однажды, как вы предложили дочери подсунуть мне кой-какое пойло. Вы еще говорили тогда, будто научились на Востоке искусству убеждать.
Круземарк оделил меня странным взглядом.
– Чистая работа, – бросил он.
– Убедите меня. – Я подал ему свой бурбон. – Выпейте это сами.
Он сделал несколько внушительных глотков и вернул мне бокал.
– Слишком поздно для игр. Мне нужна ваша помощь, Энджел.
– Ну так играйте со мной в открытую. Ваша дочь хоть раз виделась с Фаворитом после того, как вы его высадили?
– Ни разу.
– Вы уверены?
– Ну конечно, уверен. У вас есть повод для сомнений?
– Это моя работа – подвергать сомнению то, что говорят мне люди. Откуда вам известно, что она ни разу его не видела?
– У нас с ней не было секретов. Она не стала бы скрывать от меня подобные вещи.
– Похоже, вы разбираетесь в женщинах похуже, чем в корабельном бизнесе, – заметил я.
– Я знаю собственную дочь. Если она разок и видела его, так это в тот день, когда он убил ее. Я пригубил виски.
– Сработано – не подкопаешься, – похвалил я. – Парень с абсолютной потерей памяти, не знающий даже собственного имени, пятнадцать лет назад уходит в нью-йоркскую толпу, исчезает бесследно – и вдруг появляется ниоткуда и начинает убивать людей.
– Кого еще он убил? Фаулера? Я улыбнулся.
– Доктор Фаулер покончил самоубийством.
– Это нетрудно было подстроить, – фыркнул он.
– Неужели? А как бы вы подстроили это, господин Круземарк?
Старик уперся в меня тяжелым пиратским взглядом.
– Не дергайте меня за язык, Энджел. Если бы я хотел шлепнуть Фаулера, это было бы сделано уже давно.
– Сомневаюсь. До тех пор, пока он помалкивал о дельце с Фаворитом, он был для вас гораздо полезнее живым.
– Мне следовало разделаться с Фаворитом, а не с Фаулером, – проворчал он. – Кстати, чье убийство вы расследуете?
– Я не расследую чьих-либо убийств. Я ищу человека с потерей памяти.
– Чертовски надеюсь, что вы его найдете.
– Вы сообщили полиции о Джонни Фаворите? Круземарк потер квадратный подбородок.
– Пришлось попотеть. Мне хотелось направить их в нужную сторону – но не впутывая себя.
– Я уверен, что вы состряпали хорошую версию.
– Это была просто конфетка. Они расспрашивали меня о романтических увлечениях Мэг. Я дал им имена пары ребят, которых она когда-то упоминала, но сказал, что единственным серьезным романом в ее жизни был Джонни Фаворит. Естественно, после этого они захотели узнать о нем побольше.
– Естественно, – согласился я.
– В общем, я рассказал полиции об их помолвке, о том, каким странным типом он был, и о прочих вещах. О тех, что не попадали в заголовки в те дни, когда о нем трубили газеты.
– Держу пари, они клюнули!
– Они только этого и ждали: вцепились в него так, что не вырвешь.
– Вы подсказали им, где они могут найти Фаворита?
– Нет, я сказал им, что не видел его с войны. Сказал, что в последний раз услышал о нем, когда его ранило. Если они не смогут вычислить, где он находится, им надо искать себе другую работу!
– Они вычислят его до Фаулера, – сказал я. – Вот тут-то у них и начнутся проблемы.
– Забудьте об их проблемах, подумайте о своих. Куда отправитесь из новогоднего Нью-Йорка сорок третьего года вы?
– Никуда. – Я прикончил виски и поставил бокал на стойку бара. – Я не могу найти его в прошлом. Если он здесь, в городе, то скоро всплывет, и на сей раз я буду поджидать его.
– Думаете, он охотится за мной? – Круземарк соскользнул со своего приспособления.
– А вы как думаете?
– Я не собираюсь страдать из-за этого бессонницей.
– Нам с вами не мешает держать друг друга в курсе дел, – заметил я. – Если я понадоблюсь, мой номер в справочнике. – Я не собирался оставлять свою карточку еще одному потенциальному покойнику.
Круземарк хлопнул меня по плечу и блеснул своей «миллионной» улыбкой.
– Вы побили всех сыщиков Нью-Йорка, Энджел! Он проводил меня до выхода, расточая любезности, как мясник на бойне.
Глава тридцать девятая
Моя ладонь ощущала энергичное рукопожатие Круземарка, даже когда я вышел на улицу.
– Такси, сэр? – предложил швейцар, прикасаясь к обвитой гирляндами шнуров фуражке.
– Нет, спасибо. Я пройдусь пешком.
Мне хотелось поразмышлять, а не болтать с шофером о философии, мэре или баскетболе.
На углу здания, из которого я вышел, стояли двое. Один низенький и плотный, похожий в своей синей синтетической куртке и черных спортивных брюках на школьного тренера по футболу. Его компаньону было слегка за двадцать – короткая стрижка и влажные, молящие глаза Иисуса с почтовой открытки. Зеленый пиджак из акульей кожи на двух пуговицах и с подложными плечами болтался на нем как на вешалке.
– Эй, приятель, погоди-ка! – позвал тренер, вразвалочку приближаясь ко мне и держа руки в карманах куртки. – Хочу показать тебе кое-что.
– В другой раз, – бросил я.
– Нет, сейчас. – Тупое рыло автоматического пистолета уставилось на меня через клиновидный разрез наполовину расстегнутой на куртке молнии. Пистолет был 22-го калибра и предполагал профессионализм парня, – или его желание выглядеть профессионалом.
– Ты делаешь ошибку, – сказал я.
– Никакой ошибки. Ты ведь – Гарри Энджел, верно? – Пистолет исчез, нырнув под куртку.
– К чему спрашивать, если сам знаешь?
– Напротив, через улицу, есть парк. Давай заглянем туда, там нам никто не помешает.
– А как с ним? – кивнул я на паренька в акульем пиджаке, нервно следившего за нами влажными глазами.
– Он идет с нами.
Паренек пристроился сзади; мы пересекли Саттон-плейс и начали спускаться по ступеням к узкому парку, выходившему на Ист-Ривер.
– Хитрый трюк, – заметил я. – Взять да отрезать карманы в куртке…
– Четко срабатывает, а?
Аллея шла вдоль реки, и вода находилась футах в десяти под железными перильцами. На другом конце маленького парка седовласый мужчина в джемпере на пуговицах прогуливал на поводке йоркширского терьера. Он приближался к нам, подстраиваясь под семенящий бег пса.
– Подождем, пока этот тип слиняет отсюда, – предложил тренер. – Полюбуйся панорамой.
Паренек с глазами Христа облокотился о перила и уставился на баржу, рассекавшую течение в проливе у Вэллфер-Айленд. Тренер стоял за мной, балансируя на носках, будто призовой петух. Впереди, йоркширский терьер задрал ногу над мусорной урной. Мы ждали.
Я поднял глаза на ажурные переплеты моста Квинсборо и на застывшее в их изгибах синее безоблачное небо. «Полюбуйся панорамой». Какой прекрасный денек. Лучшего для смерти и не выпросишь, так что любуйся панорамой и не рыпайся. Спокойно глазей на небо, пока не исчезнет единственный свидетель, и старайся не думать о радужной, с примесью нефти, воде, пока ребята не перебросят тебя через перила с пулей в глазу.
Я покрепче сжал ручку «дипломата». С тем же успехом мой курносый «смит-и-вессон» мог лежать и дома, в ящике стола. Человек с собакой был уже футах в двадцати. Я перенес вес тела на другую ногу и глянул на тренера, ожидая, что он сделает ошибку. И на секунду тот отвлекся, следя за приближением владельца собаки. Этого было достаточно.
С силой размахнувшись кейсом, я ударил его в промежность. Он истошно завопил и сложился вдвое; случайный выстрел грохнул из-под куртки, пуля срикошетила об асфальт. Шума от него получилось не больше, чем от чиханья.
Йоркширский терьер натянул поводок и визгливо залаял. Я схватил «дипломат» обеими руками и опустил его на голову тренера. Он хрюкнул и рухнул наземь. Я пнул его локоть, и «кольт» с рукояткой, отделанной перламутром, запрыгал по асфальту.
– Зови полицию! – заорал я разинувшему рот джентльмену в джемпере, и в это время глазастый паренек насел на меня с короткой дубинкой в костлявом кулаке. – Эти типы хотят убить меня!
Я прикрылся «дипломатом» как щитом, и дубинка скользнула по дорогой телячьей коже. Я пнул его, – он, приплясывая, отскочил. Длинноствольный «кольт» лежал заманчиво близко, но я не мог рискнуть и наклониться. Паренек тоже заметил его и попытался отрезать мне путь, но недостаточно быстро. Пинком я сбросил пистолет в реку.
Это оставило меня открытым. Он смазал мне по шее своей тяжелой дубинкой – теперь пришел мой черед вопить. Боль вышибла слезы из глаз, я едва не задохнулся. Я как мог прикрывал голову, но паренек овладел положением. Он нанес мне косой удар по плечу, и я почувствовал, как взрывается левое ухо. Падая, я увидел, что человек в джемпере сгреб своего тявкающего пса в охапку и вопя побежал вверх по ступеням.
Я провожал его взглядом сквозь розовый туман боли, стоя на четвереньках. Голова гудела, как охваченный пламенем поезд. Паренек ударил еще раз, и поезд скрылся в тоннеле.
В кромешной тьме мигали лучики света. Грубый асфальт под моей щекой был липким и скользким. Казалось, я спал долго, как Рип ван Винкль, но открыв действующий глаз, увидел, как паренек помогает тренеру подняться на ноги.
У того выдался крутой денек. Обеими ладонями он прикрывал пах. Приятель, поторапливая, тянул его за рукав, но тренер не спешил и, прохромав ко мне, ударил прямо в лицо. «Получай, падаль», – расслышал я, прежде чем он повторил удар. После этого я уже ничего не слышал.
Я находился под водой, тонул в ней. Впрочем, это была не вода, а кровь. Поток крови нес меня, крутя и переворачивая. Я тонул в крови, задыхался. Жадно раззевая рот, я глотал сладкую кровь.
Наконец кровавый прилив вынес меня на берег. Я услышал ревущий прибой и пополз, чтобы он не увлек меня назад. Мои руки коснулись чего-то холодного и металлического. Это была кривая ножка парковой скамейки.
Из тумана донеслись голоса:
– Вот он, офицер. Это тот самый. Боже мой! Гляньте, что они с ним сделали.
– Полегче, приятель, – произнес другой голос. – Теперь все в порядке. – Сильные руки подняли меня из кровавой лужи. – Расслабься, парень. Все будет хорошо. Ты меня слышишь?
Попытка ответить родила лишь булькающие звуки. Я цеплялся за скамейку, как за спасательный плотик в бурном море. Крутящийся красный туман рассеялся, и я увидел честное, простое лицо на синем фоне. Двойной ряд золотых пуговиц сиял, отражая солнечный свет. Я сосредоточился на его жетоне, пока его номер не стал почти разборчивым. Пытаясь сказать «спасибо», я вновь издал булькающий звук.
– Расслабься, приятель, – повторил патрульный с простоватым лицом. – Тебе скоро помогут.
Закрыв глаза, я услышал первый голос:
– Это просто ужасно. Он пытались застрелить его.
– Останьтесь с ним, – попросил патрульный, – я найду служебный телефон и вызову скорую.
Солнце грело мое разбитое лицо. Каждая отдельная рана пульсировала, будто внутри у них находились крошечные сердца. Я протянул руку и ощупал лицо. Все в нем казалось чужим. Лицо незнакомца.
Шум голосов снова вырвал меня из забытья. Патрульный благодарил человека с собакой, называя его «мистером Гротоном». Он просил его придти в удобное время в участок, чтобы написать заявление. Гротон пообещал придти сегодня днем. Я прохрипел слова благодарности, в патрульный снова принялся успокаивать меня.
Казалось, именно в эту минуту прибыла «скорая помощь», но я знал, что этому предшествовало очередное забытье.
– Полегче, – говорил один из санитаров. – Возьми его за ноги, Эдди.
Я сказал, что могу идти, но колени подогнулись, едва я попытался встать. Меня уложили на носилки, подняли и понесли. Пожалуй, следить за происходящим не имело смысла. В машине пахло блевотиной. Перекрывая вой сирены, хохотали водитель с напарником.
Глава сороковая
Мир снова обрел четкость в приемном покое больницы Бельвью. Сосредоточенный юный практикант промыл и зашил мой рваный скальп, и пообещал сделать все возможное с тем, что осталось от левого уха. Демерол облегчил эту процедуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28