– С каждой минутой я верю все сильнее. Прости, что я причинил тебе боль.
– Это ничего. – Она поцеловала меня в ухо. – Я знаю способ отогнать боль. И она показала мне его.
Глава тридцать четвертая
Открыв глаза, я увидел танцующие в утреннем солнечном луче пылинки. Эпифани лежала рядом, отброшенная простыня обнажила ее стройную руку и плечо цвета корицы. Приподнявшись, я облокотился о подушку и потянулся за сигаретой. Луч солнца рассекал постель надвое, разделив наши тела узкой золотистой автострадой.
Наклонившись, я поцеловал веки девушки, и в это мгновение кто-то забарабанил в дверь квартиры. Только коп может объявить о своем приходе таким стуком.
– Эй! Откройте дверь, Энджел! – Это был Стерн. Эпифани в страхе распахнула глаза. Я прижал палец к губам.
– Кто там? – прохрипел я будто со сна.
– Лейтенант Стерн. Быстрее, Энджел, мы не можем терять целый день.
– Сейчас иду.
Эпифани села на постели, моля испуганным, ошарашенным взглядом о помощи.
– Это полиция, – шепнул я. – Не знаю, что им понадобилось. Может, просто хотят поболтать. Оставайся здесь.
– Поживее, Энджел! – взревел Стерн.
Эпифани тряхнула головой и широкими шагами устремилась из спальни. Стоя на полу и пинками закидывая предметы ее туалета под кровать, я услышал, как тихо закрылась дверь ванной. В дверь стучали без передышки. Я схватил сумку Эпифани и запихнул ее в шкаф на верхнюю полку, под свой чемодан.
– Уже иду! – крикнул я, натягивая мятый махровый халат. – Не стоит ломать дверь.
В гостиной я обнаружил один из чулков Эпифани на спинке кушетки. Сунув его под халат, я отпер дверь.
– Как раз вовремя! – рявкнул Стерн, оттирая меня плечом. Следом вошел сержант Деймос в коричневато-зеленом костюме и соломенной шляпе с цветной лентой. На Стерне был все тот же шерстяной прикид, но уже без плаща.
– Вы, ребята, несете с собой дыхание весны, – заметил я.
– Как всегда, спите допоздна, Энджел? – Стерн сдвинул на затылок пропотевшую шляпу и оглядел неубранную комнату.
– Вы что, кувыркались здесь?
– Встретил старого армейского дружка и, кажется, мы с ним малость перебрали.
– Прекрасная жизнь, а, Деймос? – восхитился Стерн. – Можно гулять всю ночь, можно напиться в конторе и спать сколько хочешь. Какие же мы дураки, что пошли в полицию. Как звать вашего армейского дружка?
– Паунд, – с ходу выдумал я. – Эзра Паунд.
– Эзра? Имя как у фермера.
– Не-е. Он владелец автомагазина в Хэйли, Айдахо. Отправился домой утренним самолетом из Айдвилла. Поехал отсюда прямо в аэропорт, в пять утра.
– Это точно?
– Неужто я солгу вам, лейтенант? Поглядите, как я нуждаюсь в кофе. Не возражаете, если я поставлю на плиту кофейник?
Стерн присел на подлокотник кушетки.
– Валяйте. Если кофе нам не понравится, мы выльем его в туалет.
Словно по сигналу в ванной что-то громко стукнуло.
– Там кто-то есть? – Деймос ткнул большим пальцем в закрытую дверь.
Дверь распахнулась, и появилась Эпифани с ведром и шваброй. На ней был серый халат горничной, волосы прятались под грязноватой косынкой, и она двигалась шаркающей походкой, покачиваясь как древняя старуха.
– Я тут управилась с ванной, мистер Энджел, – гнусаво объявила она на чистейшем диалекте черной глубинки. – Вижу, у вас тут друзья, так что я зайду попозже, ежели вы не против.
– Прекрасно, Этель, – я проглотил улыбку, когда она прошаркала мимо. – Я скоро уйду, так что приходите когда хотите.
– Так и сделаю. Уж вы не сомневайтесь. – Она причмокнула губами, словно поджимая вставную челюсть, и тронулась к дверям. – Доброго утра вам, джетельмены. Надеюсь, не шибко вас обеспокоила…
Стерн уставился на нее с разинутым ртом. Деймос просто стоял, почесывая затылок. «Интересно, заметили они, что она босиком?» – подумал я, боясь вздохнуть, пока не закрылась входная дверь.
– Ох уж эти бабы из джунглей, – пробормотал Стерн. – На кой было снимать их с деревьев?
– Этель – славная женщина, – заметил я, наполняя кофейник. – Немного туповата, но хорошо присматривает за чистотой в комнатах.
– Вот-вот, лейтенант, – хмыкнул сержант Деймос. – Кто-то же должен пошвабрить сортир.
Стерн глянул на напарника со слабым отвращением, словно именно сержант лучше всего сгодился бы для этого ответственного дела. Я подкрутил пламя на моей двухконфорочной плите.
– Так зачем вы, ребята, хотели меня видеть? – спросил я, бросая хлебец в тостер.
Стерн поднялся с кушетки и, пройдя на кухню, оперся о стенку рядом с холодильником.
– Вам знакомо имя Маргарет Круземарк?
– Не слишком.
– Но что-то вы знаете?
– Только то, что читал в газетах.
– А именно?
– Она дочь миллионера и на днях ее убили.
– Что-нибудь еще?
– Я не могу уследить за каждым убийством в городе. У меня хватает своей работы.
Стерн поерзал и посмотрел на пятно, осквернившее потолок над моей головой.
– Надо полагать, вы делаете ее на трезвую голову?
– Что это? – спросил сержант из соседней комнаты. Я посмотрел в его сторону. Он стоял у моего открытого «дипломата» и держал отпечатанную карточку, найденную мной на столе Маргарет Круземарк.
– Это? – улыбнулся я. – Приглашение на конфирмацию от моего племянника.
Деймос глянул на карточку.
– Почему она на иностранном языке?
– Это латынь.
– У этого парня кругом латынь, – не разжимая губ процедил Стерн.
– Что означает эта штука? – Деймос указал на перевернутую пентаграмму.
– Вижу, вы, ребята, вовсе не католики, – сказал я. – Это эмблема ордена Святого Антония. Мой племянник – алтарный служка.
– Смахивает на штуковину, которую носила мадам Круземарк. Тостер выбросил готовый хлебец, в я намазал его маслом.
– Может, она тоже была католичка.
– Ничуть не бывало, – отрезал Стерн. – Скорее, она была язычницей.
Я пожевал хлебец.
– Разве это имеет какое-то значение? По-моему, вы расследовали смерть Пупса Суита.
Стерн мертвым взглядом уставился на меня.
– Это верно, Энджел. Так уж получилось, что «модус операнди» в обоих случаях очень схожий.
– Думаете, они связаны между собой?
– А может, стоит спросить об этом у вас? Кофе начал закипать, и я убавил пламя.
– Что толку? С тем же успехом можете спросить у привратника внизу.
– Не умничайте, Энджел. Ниггер-пианист занимался вуду. Девица Круземарк была предсказательницей и, судя по всему, тоже баловалась черной магией. Оба вырублены в одну и ту же неделю с разницей в один день при очень схожих обстоятельствах – неким неизвестным, или неизвестными.
– Что общего в обстоятельствах их смерти?
– Эта информация касается только полиции.
– Но как я смогу помочь, не зная, чего вы хотите? – Вытащив из шкафчика три кружки, я выстроил их на стойке.
– Вы пытаетесь что-то утаить от нас, Энджел?
– А почему бы и нет? – Я выключил горелку и разлил по кружкам кофе. – Я не работаю на город.
– Послушай, умник: я связался с твоим важным адвокатишкой в центре. Похоже, ты загнал нас в угол. Ты можешь захлопнуться, и мы вынуждены убрать от тебя лапы. Но если только подвернется случай – ты, например, нарушишь правила парковки – я насяду на тебя, как паровой каток. И в этом городе тебе не видать будет даже лицензии на торговлю земляными орехами.
Я попивал кофе, наслаждаясь его ароматом.
– Я всегда уважаю закон, лейтенант.
– Брехня! Парни вроде тебя пляшут над законом на канате. Но когда-нибудь, скоро, ты поскользнешься, и я поймаю тебя в объятия.
– Ваш кофе остывает.
– Хрен с ним, с кофе! – прорычал Стерн.
Глава тридцать пятая
Стекло на фотографии в рамке треснуло; застывшая молния прочертила зигзаг между костяшками сжатых в кулаки пальцев Великого Джона Л. и Джейка Килрэйна. Я снова повесил ее на стену и услышал тихий стук во входную дверь.
– Входи, Этель. Открыто.
Эпифани, все еще в тряпичной косынке, заглянула в комнату.
– Они больше не вернутся?
– Скорее всего вернутся. Но сегодня они нас уже не побеспокоят.
Она внесла в прихожую ведро со шваброй и закрыла дверь. Опершись о нее спиной, девушка захихикала. В ее смехе проскальзывали истеричные нотки, и, обняв ее, я ощутил дрожь тела под тонким хлопчатобумажным платьем.
– Ты была бесподобна, – заверил я.
– Погоди, еще увидишь, как чисто я вымыла туалет.
– Куда ты уходила?
– Пряталась на пожарной лестнице, пока не услышала, как они уходят.
– Ты голодна? Есть кофейник с горячим кофе и яйца в холодильнике.
Мы соорудили завтрак – обычно я их пропускаю – и принесли свои тарелки в гостиную. Эпифани обмакнула поджаренный хлебец в желток.
– Они не нашли чего-нибудь из моих вещей?
– Да они по-настоящему и не искали. Один из них порылся в моем «дипломате» и нашел кое-что, взятое мною из квартиры Круземарк, – но не знал, что это такое. Черт, даже я этого не знаю.
– Можно посмотреть?
– Пожалуйста. – Я встал и протянул ей карточку.
– «MISSA NIGER», – прочитала она. – «Invito te venire ad clandestinum rituni»…
Она держала карточку словно туза пик.
– Это объявление о Черной Мессе.
– Что?
– Черная Месса. Это определенная магическая церемония, поклонение дьяволу. Я не слишком в ней разбираюсь.
– Откуда же ты это знаешь?
– Но здесь так сказано. «MISSA NIGER» – «Черная Месса» на латыни.
– Ты читаешь латынь? Эпифани довольно улыбнулась.
– Что еще можно было выучить за десять лет приходской школы?
– Приходской школы?
– Конечно. Я ходила в «Священное Сердце». Моя мама не доверяла государственной системе обучения. Она верила в дисциплину. «Эти монахини наверняка вобьют здравый смысл в ваши тупые головы», – говорила она.
– Принцесса вуду в «Священном Сердце», – засмеялся я. – Посмотреть бы на фотографии из твоего школьного альбома…
– Когда-нибудь я их тебе покажу. В классе я была президентом.
– Верю-верю. А ты можешь перевести весь текст?
– Запросто, – улыбнулась Эпифани. – Он гласит: «Вы приглашаетесь на тайную церемонию во славу Господина Сатаны и Его власти». Вот и все. И еще дата, двадцать второе марта, и время, девять часов. Адрес: подземкой линии Ист-Сайд – Интерборо до остановки «Восемнадцатая улица».
– А что с заголовком? Эта перевернутая звезда с козлиной головой? Не знаешь, что она означает?
– Звезды – важный символ в любой религии, – из тех, что мне известны. Например, Звезда Вифлеема, Звезда Давида. На талисмане Аговэ Ройо тоже есть звезды.
– Аговэ Ройо?
– Обеа.
– Это приглашение связано с вуду?
– Нет-нет. Это поклонение дьяволу. – Эпифани явно страдала от моего невежества. – Козел – это знак дьявола. Перевернутая звезда означает несчастье. Вероятно, это также и сатанинский символ.
Я схватил ее и заключил в объятия.
– Ты достойна своего веса в золоте, малышка. А в Обеа есть дьявол?
– Множество дьяволов.
Она улыбнулась мне, и я похлопал ее по попке. Чудесная попка.
– Пора подтянуть меня по черной магии. Сейчас мы оденемся и пойдем в библиотеку. Ты можешь помочь мне по хозяйству.
Утро было прекрасное и достаточно теплое, чтобы выйти без пальто. Яркое солнце поблескивало в кусочках слюды, вкрапленных в асфальт. Вообще-то весна вступала в свои права только через день, но такой хорошей погоды мы могли не увидеть до мая. Эпифани в своей клетчатой шерстяной юбке и свитере очень походила на школьницу. Мы ехали по Пятой авеню, когда я спросил у нее, сколько ей лет.
– Шестого января исполнилось семнадцать.
– Господи, да тебе еще нельзя покупать спиртное.
– Неправда. Когда я наряжусь как следует, меня обслуживают без проблем. В «Плазе» у меня ни разу не спрашивали удостоверение личности.
Я поверил ей. В своем лиловом костюме она выглядела пятью годами старше.
– А ты не слишком молода, чтобы управлять магазином? В изумленной улыбке Эпифани проскользнуло презрение.
– Я занимаюсь бухгалтерским учетом с тех пор, как заболела мама, – объяснила она. – Я стою за прилавком только по вечерам. Днем у меня работают двое продавщиц.
– А чем ты занимаешься днем?
– В основном, учусь. Хожу на занятия. Я – на первом курсе в Городском колледже.
– Хорошо. Значит, ты привычна к работе в библиотеке, и я поручаю поиски материала тебе.
Я ожидал в главном читальном зале, пока Эпифани просматривала каталоги. Учащиеся всех возрастов молчаливо сидели за длинными деревянными столами с расставленными на них лампами; своими инвентарными номерами лампы напоминали заключенных на поверке. Потолки в зале были высокими, как на вокзале, а огромные люстры казались перевернутыми свадебными тортами. Благоговейную тишину изредка нарушало чье-нибудь приглушенное покашливание.
Я отыскал свободное место за дальним концом стола. Номер абажура соответствовал номеру овальной латунной таблички, прикрепленной к моему столу: 666. Мне вспомнился сопливый метрдотель в «Трех Шестерках», и я сменил место: «724» внушало мне большее доверие…
– Посмотри, что я нашла. – Эпифани со стуком опустила передо мной стопку пыльных книг. Ряд голов за столом развернулся в нашу сторону. – Кое-что из этого – чепуха, но зато есть «Гримуар [Колдовская книга (франц.)] Папы Гонория», изданный частным лицом в Париже в 1754 году.
– Я не читаю по-французски.
– Это латынь. Я переведу. Это новое издание, и здесь много иллюстраций.
Я потянулся к огромному, размером с кофейный столик, тому и открыл наугад: всю страницу занимал средневековый рисунок – рогатое чудовище с чешуей ящера и когтями вместо ног. Из его ушей и разверстой пасти, усаженной рядами устрашающих клыков, исходило пламя. Под рисунком было написано: «САТАНА, КНЯЗЬ АДА».
Я перелистал еще несколько страниц. Елизаветинская гравюра на дереве изображала женщину в платье с фижмами, стоявшую на коленях перед нагим дьяволом, сложенным как пловец-спасатель. У него были крылья, козлиная голова и когти, как у Неряхи Питера. Женщина обнимала его ноги, а нос ее покоился у него под вздетым хвостом. Она улыбалась.
– Гнусный Поцелуй, – заметила Эпифани, заглядывая мне через плечо. – Таким образом колдунья традиционно присягала в верности дьяволу.
– Похоже, в те времена недоставало контор с адвокатской братией…
Я перевернул еще несколько страниц, усеянных разными демонами и их подручными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28