– Они всегда устраивают представление, стоит лишь раскрыть сундучок. Даже в шоу-бизнесе есть свое Чистилище.
Сунув палочку под мышку, Сифр уронил что-то на стол. Последовала белая вспышка, на миг ослепившая меня. Я заморгал и принялся тереть глаза. Сцена была пуста. В свете рампы одиноко стоял голый деревянный стол.
Из невидимого динамика послышался бестелесный голос Сифра:
– Зеро, точка соприкосновения позитивного и негативного, – это врата, через которые неизбежно проходит каждый.
Из– за кулис прошаркал старик в нарукавниках и унес стол, провожаемый потрескиванием пластинки с записью «Ночного поезда». Вновь появилась розовая и пухлая арабская танцовщица и принялась за свои телодвижения, столь же механические, как и имитирующая паровоз музыка. Я наощупь пробрался к выходу и поднялся по исхоженным ступеням. Ужас, испытанный мною во французском ресторане, вернулся. Мой клиент забавлялся, проделывая трюки с моей головой, словно игрок в «три листика», облапошивающий простаков-зевак.
Глава тридцать седьмая
Снаружи молодой толстяк в розовой рубахе, штанах цвета хаки и грязно-белых перчатках вынимал блестящие фотоснимки из застекленной витрины для объявлений. На него уставился нервный парень в армейской куртке и теннисных туфлях.
– Отличное шоу, – заметил я толстяку. – Этот доктор Сайфер – просто чудо.
– Слишком жуткое, – отозвался он.
– Это последнее представление?
– По-моему, да.
– Я хотел бы поздравить его. Где я могу найти его?
– Вы уже упустили его. – Он снял плакат с моим клиентом с доски и всунул его в картонный конверт. – Он не любит ошиваться здесь после представления.
– Упустил? Но это невозможно.
– В конце акта он пользуется магнитофонной записью. Она дает неплохой выигрыш во времени. Да и костюма он не снимает.
– Он нес кожаную сумку?
– Ну да, и черный сундук тоже.
– Где он живет?
– Откуда мне знать? – Толстяк замигал. – Вы легавый, или как?
– Я? Ничего подобного. Просто хотел сказать ему, что он приобрел нового поклонника.
– Скажите его агенту. – Он подал мне фото восемь на десять. Улыбка Луи Сифра сияла ярче блестящей поверхности карточки. Я перевернул снимок и прочел отштампованную надпись на обороте:
АГЕНТСТВО УОРРЕНА ВАГНЕРА Вайоминг, 9-3500.
Дерганый наркоман занялся игральным автоматом в вестибюле. Я вернул толстяку карточку, поблагодарил и растворился в толпе.
Поймав такси, я вскоре очутился неподалеку от Бродвея, перед театром «Риволи» напротив Брилл-Билдинг. Старика-лифтера в армейской шинели не месте не оказалось, и я поднялся на лифте на восьмой этаж. Сегодня у секретарши с обесцвеченными перекисью волосами были серебряные ногти. Она не помнила меня, пришлось достать визитку.
– Мистер Вагнер у себя?
– Как раз сейчас он занят.
– Спасибо. – Я обошел ее стол и распахнул дверь с надписью «Театральный агент».
– Эй! – Она оказалась за моей спиной и пустила в ход когти, превратившись в гарпию. – Вы не смеете…
Я захлопнул дверь перед ее лицом.
– …Три процента с общего дохода – это оскорбление, – пропел лилипут в красном свитере с глухим воротом. Он сидел на потертом диванчике, задрав крошечные, как у куклы, ножки.
Уоррен Вагнер-младший зло уставился на меня через стол с ожогами от сигарет.
– Какого черта вы врываетесь сюда без спроса?
– Мне нужно, чтобы вы ответили на два вопроса, и у меня нет времени ждать.
– Вы знаете этого человека? – спросил лилипут хриплым фальцетом.
И тут я вспомнил его: он участвовал в концертах, которые я часто посещал в детстве, он играл во всех комедиях «Чертовой кухни»; его древние сморщенные черты не изменились с того времени, но жесткий черный ежик волос стал теперь белым, как порошок для стирки.
– Не видел никогда в жизни, – огрызнулся Уоррен-младший. – Вали отсюда, парень, покуда я не вызвал полицию.
– Вы видели меня в понедельник, – напомнил я, стараясь говорить ровно. – Я представлялся поверенным. – Я вынул бумажник и позволил ему взглянуть на свое удостоверение.
– Ха, значит вы сыщик. Большая шишка. Но это не дает вам права вмешиваться в частную беседу.
– Почему бы не сэкономить адреналин и не рассказать о том, что мне нужно? Полминуты – и я исчезну.
– Я ничего не знаю о Джонни Фаворите. Тогда я был мальчишкой.
– Забудьте о Фаворите. Расскажите о вашем клиенте, называющем себя Луи Сайфер.
– А в чем дело? Я узнал его только на прошлой неделе.
– Каково его настоящее имя?
– Луи Сифр. Попросите мою секретаршу произнести вам его по буквам.
– Где он живет?
– Джанис вам скажет… Джанис!
Пальцы с серебряными ногтями отворили дверь, и секретарша застенчиво заглянула в комнату.
– Слушаю, мистер Вагнер? – пискнула она.
– Пожалуйста, дайте мистеру Энджелу всю требуемую информацию.
– Да, сэр.
– Большое спасибо, – сказал я.
– В следующий раз стучите.
Джанис Серебряные Ноготки не удостоила меня своей рекламной улыбкой, но разыскала адрес Луи Сифра во входящих бумагах. Она даже выписала его для меня.
– Вам самому место в зоопарке, – заметила она, подавая мне листок. Видимо, она приберегала это для меня всю неделю.
Дом 123 по Западной Сорок шестой улице находился между Бродвеем и Шестой авеню. Это была гостиница с изящными фронтонами, мансардами и шпилями, венчающими простое кирпичное здание. Я вошел и подал дежурному администратору свою визитку, завернутую в червонец.
– Мне нужен номер комнаты постояльца по имени Луи Сифр, – сказал я, и повторил имя по буквам. – И не стоит говорить об этом местному детективу.
– Я помню его. У него белая борода и черные волосы.
– Попали в точку.
– Он выписался неделю назад.
– А новый адрес?
– Не оставил.
– Как насчет его комнаты, вы уже сдали ее?
– От нее мало толку. Она ухе вычищена сверху донизу. Я вышел на солнечный свет и направился к Бродвею. Был прекрасный день для прогулки. Под шатром Армии Спасения играло трио из тубы, аккордеона и тамбурина: музыканты чествовали уличного разносчика горячих каштанов. Объявление на шатре приглашало на представление, посвященное Пасхальному Воскресенью. Я наслаждался запахами и звуками, пытаясь мысленно перенестись в реальный мир недельной давности, когда в нем еще не было такой штуки, как магия.
На этот раз, обращаясь к дежурному администратору в «Асторе» я применил другой подход.
– Извините, не можете ли вы помочь мне? Двадцать минут назад я должен был встретиться в кафе с дядей. Я бы позвонил ему, но не знаю номера.
– Как звать вашего дядю, сэр?
– Сифр. Луи Сифр.
– Мне очень жаль, но мистер Сифр выписался этим утром.
– Как? Он снова уезжает во Францию?
– Он не оставил нового адреса.
Надо было бросить все это дело и взять Эпифани в экскурсионную поездку вокруг острова. Вместо этого я позвонил в контору Германа Уайнсэпа и потребовал объяснить, что происходит.
– Какого черта делает Луи Сифр в Блошином цирке Хьюберта?
– А вам какое дело? Вас наняли не для слежки за господином Сифром. Предлагаю вам вернуться к работе, за которую вам платят.
– Вы знали, что он фокусник?
– Нет.
– Но разве это не интересует вас, Уайнсэп?
– Я знаю господина Сифра уже много лет и высоко ценю его утонченную натуру. Он человек с широким кругом интересов. Меня ничуть не удивило бы, знай я, что в него входит и престидижитация.
– В дешевом блошином цирке?
– Возможно, в качестве хобби и для релаксации.
– Это бессмыслица.
– Мистер Энджел, за пятьдесят долларов в день мой клиент – а пока что и ваш тоже – так вот, за эту сумму он всегда сможет найти себе нового работника.
Я сказал Уайнсэпу, что намек его понял, и повесил трубку. Пополнив запас своих «десятицентовиков» в табачной лавке, я сделал еще три звонка. Первый – в справочную службу своей конторы – выявил послание от некоей леди из Вэлли-Стрим, у которой пропало жемчужное ожерелье. Подозрение пало на одного из членов ее Бридж-клуба. Я не стал записывать номер.
Затем я позвонил в «Круземарк Маритайм, Инк.» и узнал, что президент – он же председатель правления – находится в трауре и не занимается делами. Тогда я позвонил ему домой и назвал слуге свое имя. Долго ждать мне не пришлось.
– Что вы знаете об этом, Энджел? – рявкнул старый пират.
– Кое-что. И готов поделиться с вами информацией. Могу сразу поехать к вам.
– Хорошо. Я позвоню швейцару, чтобы вас впустили.
Глава тридцать восьмая
В доме номер 2 на Саттон-плейс проживала Мэрилин Монро. Частная подъездная дорожка сворачивала туда с Пятьдесят седьмой улицы, и мое такси высадило меня под аркой из розового известняка. Через дорогу находился ряд предназначенных к сносу четырехэтажных кирпичных домов. На каждом окне были грубо намалеваны белые кресты, наподобие тех, что рисуют дети на кладбище.
В вестибюле ко мне заспешил швейцар, соперничающий золотым шитьем на униформе с адмиралом. Я назвал себя и осведомился о резиденции Круземарка.
– Да, сэр. Пройдите налево, к лифту.
Я вышел из него на пятнадцатом этаже и очутился в строгом, отделанном панелями из каштана, фойе; высокие зеркала в золоченых рамах, казалось, бесконечно расширяли его. Там находилась лишь одна дверь: я дважды позвонил и стал ждать. Дверь открыл темноволосый мужчина с родинкой на верхней губе.
– Пожалуйста, входите, мистер Энджел. Господин Круземарк ждет вас. – На нем был серый костюм с крошечными бордовыми полосками, и он походил скорее на банковского кассира, чем на дворецкого. – Прошу вас, сюда.
Он провел меня через несколько больших, роскошно обставленных комнат с видами на Ист-Ривер и здание «Саншайн Бискит Компани» в Квинсе. Аккуратно расставленные предметы антиквариата напоминали о выставочных залах музея Метрополитэн. Мне подумалось, что именно в таких помещениях торжественно – гусиными перьями – подписываются соглашения.
Мы подошли к закрытой двери, и мой гид в сером костюме стукнул в нее один раз.
– Мистер Энджел здесь, сэр.
– Проводите его сюда, я хочу увидеть его… – Хриплое ворчание Круземарка поражало властностью даже сквозь толщину двери.
Я оказался в маленьком гимнастическом зале без окон. Стены были зеркальные, и со всех сторон меня окружало множество отражений различных механизмов из нержавеющей стали – для занятий культуризмом. Под одним из сверкающих приспособлений лежал Этан Круземарк в боксерских трусах и тенниске и делал ножные отжимы. Для мужчины его возраста он качал немалый вес.
При звуке закрывающейся двери он сел и оглядел меня.
– Мы хороним Маргарет завтра, – сообщил он. – Бросьте-ка мне полотенце.
Я повиновался, и он вытер пот с лица и плеч. Круземарк был мощного сложения, бугристые мускулы выпячивались из-под варикозных вен, – старик был явно не из тех, с кем хотелось бы пошутить.
– Кто убил ее? – ворчливо спросил он. – Джонни Фаворит?
– Когда я найду его, спрошу.
– Оркестровый жиголо. Мне следовало утопить ублюдка при первом же удобном случае. – Он аккуратно причесал длинные серебряные волосы.
– И когда же представился этот случай? Когда вы с дочерью похитили Фаворита из клиники? Он уперся в меня взглядом.
– Вы заблуждаетесь, Энджел.
– Не думаю. Пятнадцать лет назад вы заплатили доктору Альберту Фаулеру двадцать пять тысяч долларов за одного из его пациентов. Вы назвались тогда Эдвардом Келли. От Фаулера требовалось, чтобы он делал вид, будто Фаворит по-прежнему содержится в какой-то Богом забытой палате, в невменяемом состоянии. Фаулер неплохо поработал для вас, но на прошлой неделе тайна открылась.
– Кто платит вам за то, что вы в это лезете? Вытащив сигарету, я покатал ее в пальцах.
– Вы же знаете, что я этого не скажу.
– Я мог бы уломать вас с помощью денег.
– Не сомневаюсь, – согласился я, – но дело не пройдет. Можно, я закурю?
– Валяйте.
Я закурил, выдохнул дым и сказал:
– Вот что. Вам нужен человек, который убил вашу дочь. Мне нужен Джонни Фаворит. Возможно, нас интересует один и тот же парень. Мы не узнаем это, пока не найдем его.
Толстые пальцы Круземарка сложились в кулак. Кулак был большой. Он резко ударил им в ладонь другой руки, и эхо шлепка напомнило треск сломавшейся доски.
– Ладно, – сказал он. – Я был Эдвардом Келли. Это я заплатил Фаулеру двадцать пять косых.
– Почему вы выбрали имя Келли?
– А по-вашему следовало назваться собственным именем? Идея насчет «Келли» принадлежала Мэг, и не спрашивайте меня почему.
– Куда вы дели Фаворита?
– Привезли на Таймс-сквер. Был канун нового, Сорок третьего, года. Мы высадили его прямо в толпе, и он ушел – навсегда. Так нам казалось.
– Давайте порассуждаем, – предложил я. – Вы думаете, я поверю в то, что заплатив за Фаворита двадцать пять косых, вы «потеряли» его в толпе?
– Так и было. Я сделал это для своей дочери. Я всегда давал ей то, чего ей хотелось.
– И ей захотелось, чтобы Фаворит исчез? Круземарк натянул махровый халат.
– Перед его отъездом за океан они там, по-моему, выкинули какую-то штуку, – ну, из тех, которыми они баловались в то время.
– Вы имеет в виду черную магию?
– Черную или белую – какая разница? Мэг всегда была со странностями. Она играла с картами Таро раньше, чем научилась читать.
– И с чего началось это увлечение?
– Не знаю. Суеверная гувернантка, один наш повар из Европы… Никогда не знаешь, что таится в людях, когда нанимаешь их.
– Вы знали, что ваша дочь какое-то время содержала гадательную палатку на Кони-Алленд?
– Да, я и здесь помог ей. Она была для меня всем, и я баловал ее.
– Я нашел у нее в квартире мумифицированную человеческую руку. Знаете об этом?
– «Рука славы». Это талисман, якобы открывающий любой замок. Правая рука убийцы, приговоренного к повешению. Ее надо отрезать, пока его шея еще находится в петле. У Мэг есть этот сувенир. Рука принадлежала некоему уэльскому разбойнику по имени Капитан Силверхилз, осужденному в тысяча семьсот восемьдесят шестом году. Она купила ее в парижской антикварной лавке несколько лет назад.
– Значит, обычный сувенир из заокеанской поездки, – то же, что и череп в чемодане Фаворита. Да, похоже, у них были одинаковые наклонности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28