Лени поражала не прошлым, можно было даже не учитывать того, что это она делала самые лучшие пропагандистские фильмы Гитлера типа "Триумф Воли", а тем, что она, как показала история и являлась этим самым живым воплощенным триумфом. Прожив годы после падения фашистского режима в каком-то тухлом затоне, она вопреки всякой логике вынырнула и, отправившись в Африканское племя людоедов в шестьдесят лет, жила среди них и сделала уникальнейший из фильмов. А потом - в восемьдесят семь - подводные съемки о рыбах Красного Моря. Муж обожал её, потому что жить с ней интересно, хотя и был лет на сорок младше... И откуда силы черпает человек?!..
Теперь Виктория чувствовала, что никто кроме неё не может понять Лени так ясно, так просто, каждой клеточкой своей души. Как она, ни за что не желавшая стихать до пустой богемной говорливости по кругу.
- А ты поезжай на Старосадский переулок дом пять, - посоветовал ей старый приятель - скульптор Макс, теперь больше живущий за счет заказов с киностудий, что словно цыганскими шатрами дворянскую усадьбу, заполонили Мосфильм своими павильонами. И добавил: - Там все-таки большой фонд дряхлых стариков, бывших художников, которым теперь и мастерская не нужна и вообще ничего, кроме хоть каких-то денег. Только не вздумай покупать мастерскую в собственность, по западному образцу, если она будет принадлежать тебе, а не будет оформлена на союз художников, который тебе даст её потом в пожизненную аренду - считай конец тебе.
- Как это конец? Я же буду единоличным владельцем?
- Да ты будешь беззащитна по отношению к государству, а у него семь пятниц на неделе, сто указав в году. Вот тут моя тетка выкупила свою мастерскую лет пять назад - теперь стонет. Если бы не купила - она платила бы аренду, а так платит налог на недвижимость, который превышает арендную плату в несколько раз и ещё растет постоянно. А тетка старая уже - еле тянет.
- А она не хочет мне её продать?
- Да в том-то вся и утка! Государство продает нежилые помещения без последующего права продажи владельцем.
- Как так?!
- Ни продать мастерскую, ни подарить она не может. Может лишь перестать платить налог, и тогда государство у неё отнимет мастерскую.
- Бред какой-то! Может, ты чего-то путаешь?
- А ты попробуй сама - ещё как запутаешься. Лучше ищи свободный подвал, спрашивай по домоуправлениям, а потом проси письмо в Союзе, чтобы с этим письмом тебе дали справку о том, что дом не сносится, план подвала... Это только первый этап - найти подвал. На оформление документов о его аренде около года уходит.
"Приехала!" - и Виктория матернулась про себя. На мгновение её охватил мыслительный паралич: "И зачем она приехала?! Зачем вернулась?! Чтобы вновь почувствовать перед собою непробиваемую стену обстоятельств?!.. Уж нет! Я пробью эту стену! Посмотрим кто кого! Но год тратить на оформление документов?! Лучше все-таки переоформить аренду какой-нибудь старой мастерской через союз".
Она вошла в союз художников на Старосадском: объявлений о снятии мастерской и покупке было много и ни одного о сдаче. Озадаченная таким началом своей деятельности она села в машину и поехала, по переулкам выглядывая подвалы и чердаки, стараясь догадаться по окнам - есть ли у них хозяева или нет.
И все теперь ей казалось не загадкой, а задачей, решение которой кажется легким по началу, а потом оказывается, что следует владеть знанием из области высшей математики, чтобы её решить. И все-таки так и хочется обойтись простой логикой.
Сын также озадачивал своей незадачливостью. С первого дня её приезда он постоянно просил у неё денег, несмотря на то, что вроде бы работал в приличной компании, но самое странное заключалось в том, что было непонятно - куда он их девал. Вроде бы по ресторанам не шлялся, ничего себе особо модного не позволял, но отчего-то слишком часто просил то двести, то триста долларов.
Виктория, мучимая комплексом матери, которая осознает, что что-то недодала своему ребенку, сначала давала ему, не вникая - действительно ли ему необходимо то, на что он просит, и действительно ли это стоит столько. Но, вскорости, подсчитав, что за месяц он выпросил у неё в общей сумме около тысячи долларов - задумалась. Ведь среднемесячная, считавшаяся хорошей, зарплата в Москве равнялась ста пятидесяти долларам. Мало того за два месяца её пребывания дома она уже немало поистратилась, привезенная сумма убывала, но ничего не восполняло её убытков. Бизнес, который она начала с Якобом за первые три недели принес ей не более двадцати долларов и это было смешно по сравнению с теми усилиями, которые тратились на его становление. Деньги таяли как сугробы на улице.
На улице начиналась весна.
Виктория не за что бы ни вспомнила о её приближении, если бы о ней не заявило навязчиво громко собрание стаи грачей, осевших на ветвях заброшенного сада у неё под окном. Черные птицы громко обсуждали свои проблемы, пробудив Викторию, удивив своей численностью - их было явно более ста. В глазах Виктории почернело, уши были забиты их наглыми резкими выкриками. Это была их деревня в течение тысячелетий, и недовольство людским поселением явно читалось в их взглядах, бросаемых на Викторию, вышедшую на балкон.
Виктория закрыла поплотнее балконную дверь и включила телевизор на полную громкость.
В этот день НАТО начало бомбардировать Югославию.
Вечером этого же дня Митя явился с незнакомой ей ранее девушкой. Девушка была хоть и не высокой, но стройной кареглазой блондинкой с длинными, доходящими до пояса прямыми волосами. В ней не было никакого изъяна, чтобы не считаться эталоном красоты признанной концом двадцатого века, если не замечать по смешному вздернутого носика, придающего ей и простоватость и придурковатость. Но это если ориентироваться на древнегреческие каноны красоты и смотреть на неё замершую в профиль. В фас девушка сжимала губы и казалась невероятно серьезной.
Первый раз они столкнулись с ней в дверях. Она входила в квартиру, что-то капризным тоном выговаривая Мите, идущему сзади, но едва она увидела Викторию лицо её обрело испуганное выражение белой лабораторной мышки.
- Здравствуйте, - сказала она так, словно в чем-то провинилась перед Викторией.
Виктория испугалась, что своим видом помножит комплекс неполноценности у такой, в будущем интересной мадам.
- Проходите, проходите. Я вам не буду мешать, - несколько суетливо отступила Виктория. - Как вас зовут?
- Аня.
- Вот и хорошо. Располагайтесь пока у Мити в комнате, а я сейчас решу с сыном кое-какие хозяйственные вопросы и отпущу его к вам.
Митя, чувствуя неестественное поведение матери, несколько напрягся. Войдя к Виктории в комнату, встал у двери, сложив руки на груди, и широко расставив ноги. Поза явно говорила о готовности к скандалу.
Странно, - подумала Виктория, - Вроде бы я не имею склонности к бабьему базару, а он частенько ведет себя так, словно только и ждет его. А вот и не получит. Насмотрелся в семьях своих ровесников?!
- Чего ты хочешь? - спросил Митя, цедя слова полушепотом.
- Ничего. Только чтобы ты мне пояснил, как я должна к ней относится?
- Как к моей жене.
- То есть как? А где же Лида?
- С Лидой покончено. Я купил ей фирменный ремень за двести долларов, а она ещё захотела куртку. На куртку у меня денег не хватило.
- Бред какой-то - фирменный ремень за двести долларов, когда штанов нормальных нет... - растерянно пробормотала Виктория и очнулась: - Но это же мои деньги! Это же ты просил их у меня!..
- А что я мог поделать, когда ей все время надо что-нибудь покупать!
- Еще бы, что ещё может связывать вас кроме как покупки и траты? Словно американца и тайскую девушку. Только счет в данном случае не в банке, а у мамы. Почему тебе обязательно надо чтобы при тебе был хвостик? Ты что - иностранец? Ищи - среди равных себе!
- Она равная. Она умная. Мы познакомились с ней в поезде, когда я ехал из Ярославля. Так получилось - меня чего-то развезло... в общем, я рассказал ей про все, ну про мои переживания с Лидой. Она не такая. Она сразу сказала, что деньги это не главное.
- А что же для неё главное?
- Человеческие отношения.
- Но, послушай, Митя, если у вас нет общих интересов, то и отношения...
- Будут. - Твердо ответил ей сын, - Мы будем строить семью. К стати она не такая уж и простая, она учится на физмате МГУ. Просто её родители не понимают.
- А что ты понимаешь, говоря - строить семью?
- Ну... чтоб в доме уютно было. Мам! - повысил он тон раздраженно: Это же невозможно! Ты, иногда, сыплешь пепел своих сигарет - где попало! И вышел из её комнаты.
Виктория пошла за сигаретами. На выходе из квартиры её встретила соседка Марьванна:
- За что ж вы девочку обидели?! - Волна жаркого шепота заставила Викторию прижаться затылком к стене. Она не сразу поняла - какую девочку и не нашлась что ответить
- Терпеть надо было. Терпеть. Ты же старше Зинаиды-то. Если что не понимает - объяснить.
- Да я и так терпела...
- Дотерпелась. На что она Симку кормить будет? Хотела у меня уже девочку отнять, да я бесплатно с дитем сидеть согласилась. А она мне вчера сто рублей принесла. Я уж думаю, не толкнула ли ты девчонку на панель?! И духами от неё пахло. Я ей говорю: Сходила бы ты в церковь, Зинаида.
- Да какая церковь - ей в монастыре бы пожить!
- Да кто ж её при малом ребенке в монахини возьмет?!
- Странная у нас система какая-то: пол жизни греши - лги, воруй, убивай, а потом пошел в монастырь, стал отшельником, потому что устал - и на тебе: чуть ли не святой!..
- А как же иначе-то?! Когда-то грехи-то замаливать надо.
- Может, сначала в монастыре пожить, философией пропитаться - как у буддистов...
- И не говори мне про всяких там язычников и басурман. Грех! Видно сама язычница, вот и Зинаиду страдалицу работы лишила. Денег бы дала выходное пособие.
Виктория промолчала о том, что денег она дала Зинаиде столько, сколько хватит ей при умеренном образе жизни ещё месяца на три, а Зинаида, поссорившись с Викторией, даже не подумала отдать ей выданные подъемные, или пообещать отдать долг. К тому же после заявление соседки о том, что она язычница, (и это-то на исходе двадцатого века!) Виктории совсем поплохело: перед глазами пронеслись кадры из исторических фильмов, разъяренные рожи, костры... Сплошная святая инквизиция. Кочевряжестое пламя душ, готовое пожрать все и вся неясное, оттого и пугающее. А внизу ждал недавно приобретенный Фольцваген, но с уже сломанной сигнализацией, и его в любой момент могли разобрать на детали.
ГЛАВА 26.
В самолете Борис чувствовал себя на взводе. Вадим, выпив немного ликера, сразу задремал. Борис надоел ему, не меньше чем Борису весь вместе взятый непонятный Таиланд. В салоне народа было значительно меньше, чем на пути туда. "Пацаны" видимо решили остаться в стране, где нет ИНТЕРПОЛА, или пропали навсегда, словно затонувшие шхуны, на дне притонов, плотно облепленные, водорослевидной нежностью таек.
Едва самолет взлетел, пассажиры расселись у иллюминаторов, так что ни на вторых, ни на третьих местах никого не было. Лишь один ряд сохранялся плотно - три женщины, из тех, кого называют матерыми, сидя в одном ряду сразу бросались в глаза. С краю сидела платиново-волосая бабенция лет под шестьдесят, в красной блузе расшитой павлинами, видимо, частенько выпивающая, но генетики столь мощной, что здоровья хватало на немалые дозы. С жаром её тела с трудом справлялись кондиционеры. Следующей была женщина лет за сорок, тоже блондинка, с проступающим сквозь все движения инстинктом парикмахерши всегда готовой стричь нагло, резко - не важно что: волосы ли, купюры у богатенького ухажера... Отбрить явно тоже могла не задумываясь. Третьей, у окна сидела так самая рыжеволосая бестия, думавшая, что с одного взгляда на неё все пакистанские мужчины падут к её ногам, а потом так незадачливо и презрительно плеснувшая Борису в лицо.
Увидев её, Борис сразу встал, приосанился и плюхнулся в незанятый пассажирами ряд перед ними. Ручки, перегораживающие сиденья, были подняты, можно было расположиться с комфортом. Развалился в пол оборота к ним, опираясь подбородком на спинку сиденья. Женщины тихо мирно распивали русскую водку, которую в Таиланде, при его жаре мог пить, разве что самоубийца.
- Ну что - присосеживайся. Стакан есть? - деловито хрипло пригласила Бориса самая крупная и самая старшая.
- А я пить с вами не собираюсь. - Замотал головой Борис, показав на свою зажатую в кулаке бутылку джина. - Я вон про чью душу пришел, - кивнул он в сторону рыжей, видимо, не узнавшей его.
- Я? - воскликнула рыжая. - Что тебе надо от меня?!
- Не узнаешь?! - зарычал Борис сквозь зубы.
- А что она тебе сделала?! - Возмутились её соседки.
Вадим, сначала наблюдавший за Борисом, хотел остановить его, посадить, в буквальном смысле, на место, но выпил ещё сто грамм ликера "Бейлис" и решил не обращать на него внимания. Общение с мягкими обходительными тайцами почему-то не вызвало у Бориса желания впредь быть столь же предупредительным и не траться зря на разрушительную энергию раздражения. Наоборот - чем больше он с ними общался - тем больше росла степень его тайной агрессии. "Когда-нибудь он все равно должен был взорваться. Пусть сбросит пары в самолете. - Рассудил Вадим. - Иначе мне с ним в Москве не совладать". И погрузившись в дрему, краем уха слушал Борисовы тексты. Тут было чему подивиться:
- Да ладно. Мало ли что случилось один раз... - Успокаивали его женщины.
- Ага! Выходит - один раз не пед... - араз. - Круто набирал обороты Борис. - А не бывает так. Не выходит! Не получается!
- Да что ж ты такое говоришь то? - спросила, та, что стригла кого ни попадя.
- Вот видишь. Сам говоришь, что один раз ничего страшного. Отмахнулась от него старшая, имея ввиду истинный смысл сказанной им поговорки, а не то что думал он, вспомнив её.
- Это поговорка неправильная. Как раз для таких во-от. - Рычал Борис. - Один раз ещё как! Вот наркоман, к примеру, не может быть один раз. Или уж ты наркоман, или уж ты не наркоман. Вот и она мне за все и ответит, если такая крутая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53