А ты говоришь мне – выбрось валиум, Ливви. Тебе нужен только свежий воздух и прогулки пешком. – Она встала. – Дерьмо! Меня тошнит от тебя, Фрейзер! Как ты можешь быть таким бесчувственным?
Фрейзер с трудом глотнул. Ему никогда не приходилось слышать ее ругани и видеть ее злость.
– Тебе они не нужны. Таблетки и пьянство не решат твоих проблем, Ливви.
– Да? С каких это пор ты стал знатоком эмоциональных проблем? – завизжала она. – Как ты смеешь!
Терпение Фрейзера лопнуло.
– О, смею! Это мой дом, и я… – Он резко замолчал. Он собирался сказать: «Я люблю тебя, я не могу видеть, как ты уничтожаешь себя подобно моему отцу», – но не мог позволить себе этого. Слова умерли у него в горле.
Ливви заметила борьбу эмоций на его лице и отвернулась. Ей захотелось упасть и расплакаться. Она прикусила губу, и старая рана открылась. Почувствовав вкус крови, она собрала все свои силы и спросила:
– Ты что?
Фрейзер перевел дыхание:
– Я думаю, что ты должна сама справиться со всеми проблемами. Я знаю, что это звучит жестоко, но это единственный путь.
Она взглянула на него, покачала головой и снова опустилась в кресло.
– Жестоко? Это просто невозможно. С чего ты предлагаешь мне начинать, Фрейзер? Скажи мне, я очень хочу это знать. – Он не имел представления, что случилось с ней за эти дни, и ей не удалось скрыть свой сарказм.
Он подошел ближе к ней.
– Хорошо. Ты сейчас освобождена под залог, потом ты должна вернуться на слушание дела, и пройдет, наверное, полгода, когда все закончится. Ты не совершала преступление, Ливви, кто-то другой это сделал. Ты первоклассный репортер – используй это, найди тему и работай над ней. Ты же занималась подобной работой в прошлом. Не можешь же ты из-за этой идиотской истории отказаться от своей работы. – Фрейзер остановился.
Ливи обхватила голову руками и стала дико, истерически хохотать.
– Что тебя так развеселило? – спросил он ледяным голосом.
– Ты! И твои проклятые шутки! – завопила она. Он отступил назад, словно она ударила его.
– Благодарю тебя! Я не понимаю, что смешного я сказал?
– Ты не понимаешь? Действительно? – Смех Ливви умер так же внезапно, как и начался. – Хорошо. Кому нужен репортер с подмоченной репутацией? А? Кто даст мне работу, Фрейзер? Мне, бывшему работнику телевидения, который замешан в наркобизнесе и которому грозит тюремное заключение? Мне негде жить, я замучена и окружена прессой… Я все потеряла, у меня ничего нет. Ничего! А ты представляешь, каково мне?.. – Она остановилась, зная, что если промолвит хоть слово, то расплачется.
Она повернулась и направилась к двери, говоря дрожащим голосом:
– Ты просил меня приехать сюда. Вспомнил? А сейчас, когда я здесь, ты не хочешь меня.
Она сказала это с такой болью, что Фрейзер вздрогнул. Он двинулся к ней, но она остановила его, закричав:
– Нет! Не надо! Не обманывай меня больше. – Открыв дверь, она выбежала из комнаты. Фрейзер слышал, как она бежала по холлу и поднималась по лестнице. А он стоял несколько минут, не зная, что делать. Когда он наконец решился, зазвонил телефон.
Закончив разговор, он понял, что она ушла. Он сидел за своим столом, обхватив голову руками. Его тошнило. Он должен был ответить ей, а он занимался делами. Решал проблемы с набором, искал номер телефона компании, обслуживающей его машину, чтобы они могли за несколько часов устранить неполадки.
Боже! Почему все это должно случиться сейчас. Он понимал, что должен сосредоточиться и попытаться во всем разобраться. Он встал и вышел в пустой холл, чувствуя, что дом уже не кажется таким уютным, каким был вчера.
Это смешно, убеждал он себя, поднимаясь по лестнице. Как могут двенадцать часов все изменить? Ты ведь был абсолютно счастлив здесь прежде.
Но, войдя в ванную и увидев забытые вещи Ливви, он понял, что это не смешно. Присутствие Ливви в доме, даже за такое короткое время, заставило его почувствовать теперь свое одиночество. Он собрал ее вещи и отнес их в спальню, поставил их на комод и сел на кровать.
Набирая по телефону номер справочной вокзала, он молил Бога, чтобы первый поезд еще не отправился в свой маршрут. Он знал, что должен догнать ее.
Ливви сидела на жесткой деревянной скамье Абердинского вокзала. Она поджала под себя ноги и обхватила их руками. Несмотря на толстый пиджак, она дрожала от холода. Она отчаянно думала о ссоре с Фрейзером и всем сердцем жалела об этом. Ей было больно, что он с таким презрением отнесся к ее несчастью, но сейчас она бы с радостью вернулась к нему, но только не знала, как это сделать. Она перелистывала газету «Эбердин энгас пресс» и думала.
«Что делать?» В Лондоне она все потеряла и ее никто не ждет. Она опустила голову на колени, продолжая рассматривать газету с цветными фотографиями, четкими заголовками, и думала о Фрейзере. О том, какую газету он создал из обыкновенного двадцатистраничного районного журнала, который он ей как-то показывал в колледже много лет назад. Может быть, он прав, надо действительно набраться мужества и сражаться за свою жизнь, подумала она неохотно. Ведь он же смог создать что-то из ничего. Но как он говорил с ней? Как будто она уже ни на что не способна.
Может быть, мне остаться здесь, размышляла она, замерзшая, голодная и растерянная, до тех пор, пока я не окоченею и мой зад не примерзнет к этой скамье? Тогда все мои проблемы решатся сами собой. Она улыбнулась, представив, как ее хоронят, не сумев придать нормального положения, а в том скрюченном виде, в котором она сидит на скамье. Эта сцена становилась у нее в голове все смешнее и смешнее, и она наконец рассмеялась. Впервые за эти недели ей было весело, и ее сердце стало согреваться.
Она выпрямилась, вытерла слезы, все еще рассматривая газету Фрейзера. Этот смех снял тяжесть с ее души, и она почувствовала, что к ней возвращается жизнь. Она подумала, что, может быть, Фрейзер указал ей правильный путь. Конечно, она понимала, что не хочет ехать в Лондон – из-за прессы она была лишена будущего. Что ее еще ждало дома? У нее не было ни квартиры, ни работы, она не хотела видеть Джеймса. Но что она будет делать, если останется здесь! Найти работу? Как? Она не знала, с чего начинать. Она никогда не искала работу – в Би-би-си ее взяли сразу после колледжа, возможно, из-за имени ее отца, а затем все остальное свалилось прямо с неба. Она даже не могла вспомнить, как писать репортажи. Встав со скамьи, Ливви потопала ногами, чтобы согреть их. Мысли путались у нее в голове. Она бросила последний взгляд на «Эбердин энгас пресс» прежде чем пойти в кафе и выпить кофе, и ее словно ударило. «Ты же прекрасный журналист, – услышала она чистый ясный голос Фрейзера, – используй это, найди тему, подбери заголовок!» – Эти слова вертелись у нее в голове, и наконец она стала обретать надежду.
Да, думала она, я была хороша в работе. Ее считали великолепным журналистом в Би-би-си; она знала, как подать материал, писала и вела репортажи – и она уверена, что смогла бы работать в газете. Она может работать в «Эбердин энгас пресс»! Но вскоре оптимизм развеялся. Не будь сумасшедшей, сказала она себе зло, это же газета Фрейзера! Ты под подозрением, твоя жизнь запутана, и ты думаешь, что сможешь работать в такой газете! Надо становиться взрослой, Ливви! Снова впав в отчаянье, она подошла к громадному рекламному щиту, рассказывающему о местной газете. Конечно, она все это видела прежде. Но вдруг она поняла, что может стать ее работой: искусство и досуг. Она вспомнила, как Фрейзер рассказывал о своей работе, и она радовалась его хорошему вкусу. Ливви внимательно просмотрела все заголовки статей, потом содержание и подумала, что это сделано хорошо, но может быть сделано лучше. Он мог подать материал более интересно. Дать небольшие цветные зарисовки, картинки. Сделать более броским, чтобы заставить людей обратить на это внимание. Постараться давать разнообразный материал, чтобы привлечь читателей с разными вкусами. Может быть, это не важно для Абердина? Но если… Может быть, она сможет что-то предложить… Несколько минут ее ум усердно трудился над этой задачей. В «Эбердин энгас пресс» уже начинают работать над этой тематикой, тогда почему ей не предложить свой вариант? Стоит попытаться, подумала она, снова приобретая оптимизм. Ее же не убьют за это.
Отвернувшись от рекламного щита, она посмотрела на вокзальные часы. Было уже семь тридцать. Если она собирается уезжать из Шотландии, то через двадцать минут будет первый поезд. Она вынула из кармана пиджака билет, посмотрела на него и сунула обратно. Она приняла решение и не станет больше думать об этом зная, что если снова начнет сомневаться, то вся ее решимость исчезнет. Нет, решила она, в Лондон возврата нет до тех пор, пока она не выполнит то, что предлагал Фрейзер.
Она вернулась к скамье, взяла свой рюкзак, повесила его на плечо и подняла чемодан. Сначала нужно найти отель, принять душ, переодеться и позвонить в газету. Она даже не думала о встрече с Фрейзером – это совершенно выпало у нее из головы. Все мысли были поглощены работой. Ее вера в себя была такой хрупкой, что она боялась разбить ее. Подойдя к охраннику в дальнем конце платформы, она попросила рекомендовать ей отель. Ей назвали отель «Виктория» на Маркет-стрит. Она торопливо вышла из здания вокзала и взяла такси. В машине Ливви откинулась на спинку сиденья и облегченно вздохнула – наконец у нее появилась надежда.
Фрейзер был на вокзале точно в семь тридцать. Он думал, что первый поезд уходит из Абердина в семь пятьдесят пять, и мчался как бешеный, чтобы не опоздать. Заперев машину, он побежал на вокзал. Посмотрев на табло, он увидел, на какой платформе стоит этот поезд, и поспешил туда. Вбежав на мост, спустился на платформу и пошел вдоль поезда, заглядывая во все окна. Но в поезде ее не было. Он обошел поезд с другой стороны, но опять не увидел ее. Потом он вернулся, надеясь, что она в кафе и просто еще не села в поезд. Он стал нервничать, боясь не встретить ее. Потом решил посмотреть в кафе в главном здании вокзала. Вбежав туда, он посмотрел на пустые столики, кивнув девушке за стойкой. Ливви не было нигде, Тогда он встал под часами и решил ждать, когда она появится. Если она не подойдет к этому поезду, то тогда она, наверное, вернулась к нему домой. А если она там не объявится, подумал он в отчаяньи, тогда один Бог знает, куда она исчезла.
Ливви стояла в своем номере перед зеркалом и тщательно рассматривала себя. Она оделась и уже была почти готова к выходу. Глядя на свое лицо, она думала, как плохо выглядит. Но оставалась надежда, что макияж поможет ей скрыть землистый цвет лица. Она вспомнила о своей программе на городском телевидении, которую она вела еще месяц назад, и возненавидела себя за эти мысли. После короткой беседы с Гордоном Файфом она уже точно знала, о чем и как разговаривать с главным редактором «Эбердин энгас пресс».
Она сняла свой пиджак со спинки стула. Он по покрою не подходил к рюкзаку, но подходил к другим вещам, которые она привезла с собой. А большого выбора в одежде у нее не было. Гордон Файф сказал, что босс будет отсутствовать все утро, и ей хотелось побывать в газете до его возвращения. Она надеялась, что Файф не будет очень любопытным. Когда она ему представилась по телефону, ей показалось, что он был удивлен. Но она сказала, что собирается предложить и каким путем можно реализовать ее предложения. Он еще больше заинтересуется моим предложением, когда полностью все узнает, подумала она, заталкивая в сумку старые экземпляры газеты, позаимствованные из холла. Закрыв за собой дверь номера, она спустилась в холл и вышла к такси, которое ее ждало.
Фрейзер во второй раз за это утро вернулся на вокзал. Он надеялся, что она опоздала на первый поезд и рассчитывал ее найти до отхода второго. Он опять все осмотрел, расспросил каждого билетного кассира и, абсолютно подавленный, решил попытать счастья в пункте охраны.
Пункт был недалеко от второй платформы. На нем была только небольшая вывеска, но никаких громадных стеклянных окон или еще каких-нибудь примет. Британская железная дорога не особенно заботится о благополучии публики, подумал Фрейзер мрачно, когда дернул за ручку закрытой двери. Убедившись, что дверь заперта, он громко постучал. Ему открыли, и он вошел в маленькую, скудно обставленную комнату.
Три человека в форме повернулись к нему.
– Простите меня. Я надеюсь, что кто-нибудь из вас вспомнит женщину, которая была здесь утром, еще до семи часов. Она англичанка. Она около пяти футов восьми дюймов роста, очень хорошенькая, блондинка.
– Я разговаривал с одной девочкой утром. Она настоящая леди, я порекомендовал ей отель «Виктория». Конечно, я не знаю, эта ли женщина вас интересует, но…
Он не закончил предложение, так как Фрейзер поблагодарил его и выбежал из кабинета. Спеша к своей машине, он чувствовал, как тяжелый камень свалился у него с сердца. Конечно, это была Ливви – здесь нет никакой ошибки. Они говорили о ней. Это должна быть Ливви! Он отъехал от вокзала и направился в отель.
Гордон Файф смотрел на Ливви Дэвис и думал, что она умна и привлекательна. Он слушал, как она говорила, без всякого напора и агрессивности, доверчиво делилась своими мыслями. Ей не приходило в голову, что ему могла не понравиться ее идея и что она может потерпеть неудачу. Она вела себя профессионально, и он восхищался ею. Она показала свои заготовки. Ее мысль о разделе «Жизненный стиль», в котором бы рассказывалось об искусстве, различных хобби, досуге, телевидении, была очень необычна, но интересна для газеты. Но его мучил один вопрос – почему? Почему она пришла в «Эбердин энгас пресс», а не в «Скотсмен» или на телевидение.
Это все было прекрасно для газеты, но слишком мелко для журналиста ее уровня. И что заставляло ее думать, что он может не обратить внимания на ее предстоящий суд? Он повернулся к ней и заметил, что она смотрит на него так же доверчиво, как и говорила с ним.
Она закрыла последнюю страничку своих заметок:
– Мне кажется, что вы хотите задать мне несколько вопросов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52