– Я не думаю, что это очень мудро. – Голос Хьюго стал ледяным.
– Меня не волнует, что ты думаешь, Хьюго! Я не вернусь до тех пор, пока не буду готов.
Наступило напряженное молчание.
– Пора взрослеть, Джеймс… – Но Хьюго не успел закончить фразу, так как Джеймс повесил трубку.
Джеймс не хотел больше ничего слушать. Сейчас он знает, что нужно делать. Пришло время взять все в свои руки!
А в это время в подвальном помещении отеля компьютер отметил второй утренний звонок из номера 1101. Он записал набранный номер, дату, время и длительность разговора и автоматически внес это в память. Каждый звонок Джеймса был зарегистрирован.
Судья Халтмэн вступил в свой кабинет в четыре часа двенадцать минут дня. Он сел, все еще в парике, достал сигару и закурил. Дэвид Джекобс и представитель прокуратуры зашли за ним и встали, пока он разбирал бумаги на своем столе. Его внимание было направлено на заявление, но он сделал приглашающий жест, и противоборствующие стороны сели. Джекобс закурил сигарету.
Судья Халтмэн поднял глаза:
– Суд назначен на четырнадцатое апреля? Представитель прокуратуры ответила поспешно:
– Да, через шесть недель.
– Я сам в состоянии сосчитать. Благодарю, – сказал Халтмэн, нахмурившись.
Джекобс посмотрел на молодую женщину из прокуратуры и заговорщически подмигнул ей. Но она проигнорировала его.
Ей было тридцать четыре года, работа была для нее новой, и она хотела продвинуться любыми путями.
Она слегка наклонилась вперед на своем стуле, чтобы увидеть, что читает судья. Халтмэн взглянул на нее.
– Я скажу, когда буду готов, – грубо сказал он.
Она кивнула и приняла прежнее положение.
Джекобс докурил сигарету и мучительно хотел закурить следующую. Но он знал правила, которые установил Халтмэн, и неукоснительно следовал им: никаких разговоров, одна сигарета и отвечать, когда спрашивают. Поэтому он сложил руки на коленях и спокойно ждал. Через какое-то время судья снова поднял глаза:
– Ваши возражения против залога?
Женщина важно зашелестела бумагами.
– Первая и основная – возможность побега. Заключенная может установить контакт с Южной Америкой. Кроме того, есть семейная собственность в Испании… И второе – заключенная может создать серьезное препятствие следствию. Мисс Дэвис очень хорошо известна, обладает высоким профессионализмом и ценится в определенных кругах.
Халтмэн взглянул на нее и, пыхнув сигарой, выпустил изо рта в ее сторону громадное серое облако дыма. Она с отвращением поморщилась.
– Ваш ответ? – Халтмэн повернулся к Джекобсу, и тот понял, что сейчас решение будет принято.
– Обвиняемая предлагает свой паспорт и документы в качестве гарантии, что условия залога будут строго выполняться. Она и ее семья в состоянии повысить сумму залога.
– Она приемная дочь Питера Маршалла, не так ли? Прежде чем Джекобс успел ответить, молодая женщина презрительно и демонстративно фыркнула, но это была ее ошибка. Судья Халтмэн поднял свою кустистую седую бровь, но проигнорировал демонстрацию.
– Да, это правда. – Джекобс кашлянул. Халтмэн повернулся к обвиняющей стороне:
– Думаю, маловероятно, чтобы семейная собственность в Испании была хорошей защитой, если бы обвиняемая попыталась сбежать…
– Но…
Халтмэн взглядом заставил замолчать обвинителя.
– И так как, по моему мнению, это недостаточно веская причина для отказа в залоге, я отменяю прежнее решение суда.
Джекобс расслабился.
– Однако… – Халтмэн решительным жестом заставил женщину успокоиться. – Я предлагаю следующие условия залога. Из-за противодействия прокуратуры и по рекомендации таможенников я назначаю сумму залога в сто тысяч фунтов стерлингов.
У Джекобса перехватило дыхание: это была невозможная сумма для такого дела! Он увидел торжествующую улыбку на губах женщины, но ничем не выдал своих эмоций и бесстрастно спросил:
– Почему такая необыкновенно большая сумма, ваша честь?
– Судя по информации, предоставленной мне – это единственный путь, которым я считаю нужным воспользоваться. – Он пыхнул сигаретой, выпустил новое облако дыма в сторону женщины и спросил: – У вас с этим могут быть проблемы?
– Нет, все в порядке, – быстро ответил Джекобс, не показывая, что он в ужасе от названной суммы.
– Хорошо. Тогда слушание закончено. – Судья Халтмэн откинулся на спинку стула и посмотрел на противников.
Джекобс встал, поднял свой кейс и вежливо кивнул молодой женщине.
– Благодарю вас. Тогда я оформляю все документы, так как хочу, чтобы для моего клиента сегодня все было решено.
Судья Халтмэн согласился с ним, и Джекобс вышел из кабинета. Он не знал, как сказать Питеру об огромной сумме залога.
Питер ждал у телефона, когда управляющий банком снова подойдет к трубке. Он знал Эдриена Кирка много лет и был уверен, что тот сделает все, чтобы достать деньги. Но было уже четыре часа сорок пять минут, и официально банк уже не работал. Питер стал волноваться, что сегодня ничего не удастся сделать.
– Алло, Питер?
– Да, Эдриен.
– Питер, все распоряжения сделаны. Я рад тебе сообщить, что никаких проблем не возникло. Вся сумма по банковскому чеку переведена.
– Спасибо тебе. – Питер с облегчением вздохнул.
– Мне нужна завтра утром твоя подпись. Ты сможешь?
– Да, Эдриен. Я зайду в банк перед тем, как ехать в контору.
– Хорошо, Питер. Послушай… Я… я надеюсь, что все обернется хорошо.
– Благодарю, Эдриен. Я очень ценю то, что ты для меня сделал!
– Ладно. – Типичный британец, Эдриен Кирк очень смущался из-за всякого проявления чувств. – Поговорим об этом завтра, – сказал он уклончиво.
– Прекрасно. До свидания, Эдриен. И еще раз благодарю. – Питер улыбнулся сухой манере Эдриена и повесил трубку. Потом он сразу же позвонил Джекобсу, который ждал его звонка, чтобы закончить оформление документов. И наконец он позвонил Мойре, чтобы сказать, что привезет Ливви домой.
Глава 18
Питер сидел за длинным столом в кухне Старого Пастората и беспомощно смотрел на Мойру. Обхватив себя руками, она встала и прошла к окну. Они оказались в тупиковой ситуации, и он был не в состоянии успокоить ее. Она вглядывалась в темный сад, где сквозь черные стволы деревьев мелькали огни зажженных свечей. Они горели в летнем домике, где сидели Ливви с Фрейзером.
– Мойра? – Она оглянулась. Он встал, подошел к ней, положил свои руки ей на плечи и сказал успокаивающе: – Мойра, мы ничего не можем сделать. Это право Эдди.
Но Мойра оттолкнула его:
– Право Эдди! Зловредная сука!
– Мойра, пожалуйста!
Она повернулась, совершенно обезумев.
– Что – пожалуйста, Питер? Я заслужила этот дом! Он достался мне тяжелым путем! Долгие годы я терпела измены, пьянство, жестокость, и наконец этот ублюдок оставил половину дома матери! Боже! Я смирялась со многим: ради мира, ради Ливви и тебя, но сейчас – все! – Она остановилась и глубоко вздохнула, успокаивал себя. Потом сказала горько: – Это была последняя месть Брайана, так ведь? За мою любовь к тебе, за мой единственный кусочек счастья!
– Мойра… – Питер хотел утешить ее, но она оттолкнула его руку.
– Почему, Питер? Ведь Оливия – ее единственная внучка! Почему она не передаст ей право собственности на свою часть дома? Что она теряет? Мы просим ее ради свободы Ливви! – Она тряхнула головой. – Почему она не позволила нам много лет назад выкупить ее долю? Боже, какими дураками мы были, позволяя ей являться сюда и раздирать нас своими дьявольскими когтями!
– Мойра, все не так страшно. Я могу попросить банк принять в качестве гарантии мои акции. Не обращай на Эдди внимания, Мойра. Это не важно для нас.
– Это было бы не важно, если бы ты делал это для меня! Но ты не должен бросаться своей собственностью ради Ливви, Питер! Она – не твоя дочь!
– Но ты моя жена! И я делаю это как для тебя, так и для нее, – настойчиво сказал он.
– Тогда она должна знать. Она должна знать все! Что ее отец ничего не оставил, кроме хаоса и боли. Что ты платил за все: за Оксфорд и за…
Напряжение последних часов и жестокое разочарование от злорадного отказа Эдди предоставить часть дома в качестве гаранта залога окончательно добили Мойру. Она закрыла лицо руками и тихо разрыдалась.
Питер обнял ее и крепко прижал к себе.
– Иногда кровное родство не имеет значения, моя любовь, – прошептал он, гладя ее волосы. – Ливви узнает все, когда будет готова.
– Ох, Питер…
– Шшш… пожалуйста…
Мойра слегка освободилась от его рук и взглянула на него.
– А с тем, что случилось с Ливви? Что мы должны делать?
– Верить Ливви и помочь ей выбраться из этой истории. Она ни в чем не виновата, и я уверен, что мы сможем доказать это.
– Ты действительно веришь, Питер? – Она вглядывалась ему в лицо проницательными синими глазами.
– Да, верю.
Тогда она подняла руки и погладила его седые виски.
– Благодарю тебя! – прошептала она. Потом потянулась к нему и поцеловала в губы. – Благодарю!
Ливви и Фрейзер сидели рядом на кованой железной скамье в летнем домике. Мерцающий огонь свечей в терракотовых цветочных горшках разрывал угольно-черную темноту ночи. Они были в пальто и сидели на двух сложенных одеялах. Их дыхание маленькими белыми облачками плавало в морозном ночном воздухе.
Они молчали.
Фрейзер наблюдал, как Ливви кончиком пальца рисует узоры на пыльном оконном стекле. Она не хотела разговаривать, она нуждалась в молчании и покое. Она сделалась странно неразговорчивой с тех пор, когда Питер привез ее из тюрьмы. Она ушла от них, села перед камином и несколько часов смотрела на огонь. Потом она попросила Фрейзера погулять с ней. И они прошли целые мили по полям и проселочным дорогам этой сырой, холодной ночью. И их единственным спутником было небо, накрывшее их темным покрывалом.
– Это и есть свобода! Я не выдержу, если потеряю это, – сказала она тихо, когда они смотрели на темные тучи, закрывающие небо. И тогда Фрейзер обнял ее, стараясь утешить. Ощущая ее напряженное от страха и потрясения тело, он старался сдержать свою страсть.
Наконец они пришли в насквозь промерзший летний викторианский домик. И вот сейчас он сидел рядом с ней, растерянный и беспомощный, так как не знал, что делать, что сказать. Тогда он просто взял ее за руку и стал смотреть на ее лицо, пока она рисовала узоры на пыльном стекле.
– Ливви, мы должны вернуться в дом. Ты замерзла, сидя в этой сырости, – сказал он и заметил, как она нахмурила брови.
Не глядя на него, она сказала:
– Не сейчас. Давай побудем здесь еще.
– Хорошо. – Он сунул замерзшие руки под пальто, и увидел тень улыбки на ее губах.
– Вот и прекрасно, – прошептала Ливви. Наконец она дорисовала свой узор и повернулась к нему. – Фрейзер, спасибо тебе за то, что ты приехал сюда.
– Тут не о чем даже говорить. – Он пожал плечами и через какое-то время сказал: – Но я не знаю, что делать.
Она посмотрела ему в лицо. Она забыла, какое оно сильное и доброе и каким теплом светятся его карие глаза.
– И я тоже – ответила она со смущенной улыбкой. – Ты помнишь, когда умер мой папа? Все, что случилось тогда?
Фрейзер кивнул. Его охватило чудовищное желание прижать ее к себе и говорить ей снова и снова, что он помнит каждый жест, каждую секунду их потрясающей любви. Но он не сделал этого. Он сидел со спокойным, бесстрастным лицом и ждал ее слов.
– Когда они остановили меня… когда они нашли наркотики… – Она замолчала. Горло у нее болезненно сжалось, а по щекам неожиданно покатились слезы. Фрейзер достал из кармана громадный клетчатый платок и протянул ей. Вытирая глаза, она продолжала: – Мне так хотелось поговорить с тобой… Услышать твой голос… – Она рассмеялась, пытаясь избавиться от подступивших к горлу рыданий. – О Боже, это было так глупо… – А потом она закричала, не имея сил сдержаться: – Все мои мысли были только о тебе! Не о Джеймсе, не о маме, не о Питере… – Она закрыла лицо руками.
Фрейзер придвинулся к ней, обнял и притянул к себе.
– Как я нуждалась в тебе… в утешении… в любви…
– Шшш, успокойся! – Он прижал ее голову к своей груди и стал нежно гладить волосы.
Вдруг она оттолкнула его.
– Но это все случилось много лет назад! Это не может быть любовь. Я влюблена в Джеймса! – Она расплакалась, но улыбнулась сквозь слезы, понимая, как глупо все это прозвучало. Фрейзер протянул руку и стер слезинки с ее щек. Она на какой-то момент прижала его руку к своему лицу. Он положил ей руку на затылок и приблизил ее лицо к своему. Потом склонился к ней и поцеловал.
Он ласково и нежно коснулся ее губ своими. Потом его язык стал обрисовывать контур ее рта, и она выгнулась от сильного, до боли, желания, пронизавшего ее тело. Он отстранился от нее:
– С тобой все в порядке..?
Она погрузила пальцы в его волосы.
– Да, не… не останавливайся. – Она подняла голову и прижалась губами к его рту, пробуя на вкус его язык. Это было то, чего она хотела, в чем нуждалась. Она хотела, чтобы ее любили, и хотела получать утешение от этой любви.
Их нежное объятие переросло в неистовую страсть. Он притянул ее к себе и стал покрывать поцелуями лицо и шею. Его руки путались в ее одежде, открывая путь к шелковистой коже. Она застонала, ее руки проникли через одежду, и она стала ласкать его мощное, но гибкое тело. Она откинула назад голову, когда он распахнул ее блузку и стал целовать ее грудь, дразня языком твердеющий сосок. Его руки сжимали ее бедра, пока она сбрасывала юбку и белье. Потом дрожащими пальцами она расстегнула его брюки и, держась за его широкие плечи, приподняла свое тело. Он опустил ее на себя, и она закричала от невероятного наслаждения, разрывая тишину ночи. Их стремящиеся друг к другу тела стали одним целым.
Когда все закончилось, он обнял ее, а она положила голову на его плечо. Ее дыхание было тяжелым, а сердце бешено стучало в груди. Они долго оставались в таком положении.
Наконец он пошевелился, и она вопросительно взглянула на него.
– От нас запотели окна, – сказал он и почувствовал, что она улыбается. – Думаю, что нам лучше убраться отсюда, прежде чем я отморожу яйца.
Подняв голову, Ливви расхохоталась и поцеловала его в щеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52