Бояджиева Мила
Большой вальс
Людмила Бояджиева
Большой вальс
(третья часть трилогии, состоящей из книг: "бегущая в зеркалах" "Поцелуй небес" и "Большой вальс". Издавались как отдельные произведение)
Часть I .
Глава I
АЛМАЗЫ МАЗАРИНИ
Легкий нажим пальцев - и стеклянная стена ванной комнаты распахивается на террасу, увитую лозами глициний. Ветерок колеблет волнистый край бело-розового, подкрашенного восходящим солнцем тента, цепляется за ветки азалий, срывая малиновые лепестки, теребит углы скатерти, норовя задрать её длинный подол и опрокинуть запотевший бокал с апельсиновым соком. Но это только игра - и покрытые нежным цветением кусты в огромных терракотовых вазах, и шелковое крыло выпорхнувшей из гостиной занавески, и шумящие внизу кроны деревьев, покрывающие округлые упруго-зеленые холмы - лишь нежатся в прохладном воздушном потоке, не нарушая враждой гармонию по-летнему ясного утра.
Бледно-сиреневые гроздья глициний источают вкрадчиво-убедительный аромат, одолевая сомненья бесшабашной уверенностью. Все великолепно, все совершенно невероятно и абсолютно нормально. Все именно так, как должно быть. Тихо журчат струйки воды, поднимающиеся со дна ванны, вдоль тела пробегают быстрые пузырьки, с шипением тает пахнущая утренней росой пена. Той, что серебристым ковром покрывает на рассвете пестрый июньский луг. Ноздри жадно вбирают запахи, посылая в мозг, подобно путешественнику, атакующему домочадцев телеграфными восторгами, бодрящие импульсы: прекрасно, чудесно, божественно... Да что там - просто невероятно.
Глаза не торопясь открываются, продляя сладкую иллюзию. Она знает, что увидит темно-зеленую краску, выщербленную до штукатурки у газовой колонки, черные оспины отбитой эмали у щеки, дно пластмассового тазика, прильнувшее к стенке и голую шестидесятисвечевую лампочку. А на расколотых коричневых кафелинах кусок старого паласа, изображающего коврик, с неистребимой шелухой разного липучего мусора.
Завеса ресниц медленно поднимается, глаза округляются, ползут вверх брови и стремительно, как оборвавшийся лифт, падает замершее сердце. Нет, не правда. Не может быть. Обморок, сон... В зеркальных небесах высокого потолка витает сливочный блеск мрамора с драгоценными вкраплениями золотых вентилей, кранов, крючков, хрустальных флаконов на умывальном столике, с бархатисто-палевыми мазками пушистых полотенец, брошенных тут и там. А в центре, в розовом овале углубленной в пол ванны как в подарочной упаковке парфюмерного футляра парит золотисто-загорелое тело, отороченное кое-где кружевом тающей пены.
На террасе бодро похлопывает полотняный тент, сухо шуршит бахрома пальмового листа и в апельсиновом деревце, растущем у балюстрады, с возмущенным щебетом возятся маленькие птички. Вот одна из них, унося отвоеванную добычу, ныряет в сине-зеленую глубь сада, а другая, упруго подпрыгивая на тонких лапках, любопытно заглядывает в комнату. Прыжок, ещё два - слегка боком, кося настороженным блестящим глазом. Да это же воробей! Милый мой, настоящий, живой! Она протягивает мокрую руку, птичка улетучивается, исчезнув за пределами чудной картинки.
Повернув до отказа головастый кран, прекращающий бурление водяных струй, Виктория решительно выходит из ванны. Шлепая босыми ступнями по мраморным плитам, подхватывает на ходу полотенце и прямиком направляется к зеркалу. Несколько мгновений настороженно изучает свое отражение и растерянно отступает, подобно человеку, отворившему дверь на знакомый звонок и увидевшему неизвестного. Потом медленно опускается на обитый розовой лайкой пуф и осторожно приближает лицо к чуть запотевшему стеклу. Кончиками пальцев пробегает по широкому лбу, высоким надбровьям, чуть выдающимся скулам, великолепно изогнутым нежным губам - мягко, едва касаясь, лишь для того, чтобы ощутить живое тепло кожи, не спугнув ошеломляющего совершенства. Все в этом юном лице столь пугающе прекрасно, что трепет сомнения охватывает всякий раз - возможно ли, надолго ли? Видение или явь, своя ли собственность или взятая на прокат маска?
А эти пышные декорации неведомой ранее роскоши - не исчезнут ли, как золушкин тыквенный экипаж, лишь только минет отведенный ей срок? Виктория знала, что воровской страх присвоенного добра будет с ней до тех пор, пока... позволят безрассудно-щедрые хозяева, или не сорвется она сама, затравленная мучительными сомнениями. Но не сейчас, не теперь, когда горят прожектора и вступает победный марш, а униформа раздергивает перед тобой занавес и отскакивает в стороны, открывая светящийся путь. "Ваш выход, артист, ваш выход..."
Отель "Миранда", выстроенный для себя в конце прошлого столетия романтически настроенным "пушечным кролем", после первой мировой войны сал гостиницей. За свою долгую жизнь с размахом и наивной фантазией выстроенный дом пережил две крупных реконструкции, приспосабливаясь к требованиям цивилизации. И каждый раз, оснащаясь атрибутами надлежащего высокопробному комфорту, сервиса: кондиционерами, бассейнами, банями, сауной, обстановкой ванных комнат, дом немного "старел", приближаясь в деталях экстерьера и внутреннего оформления к облику сказочного замка. Архитектор и дизайнеры последней реконструкции превратили "Миранду" в изящную игрушку, навевающую мысли об аристократической изнеженности нравов, галантной церемонности времен камзолов, пудреных париков и отчаянных любовных приключений.
Уже издалека на зеленом холме среди старого парка виднелись островерхие башенки и увитые плющем стены миниатюрного дворца с балюстрадой террас и высокими окнами в решетчатых переплетах. Эклектика, сумасшедшая эклектика! - вздыхали знатоки. - Барочная лепнина, готические арочки, витые мавританские колонны, мраморные кариатиды, поддерживающие полукруглый балкон над центральным подъездом, изобилие отделки - причем, исключительно розовой... Но как уютно! Зеленые лозы, покрывающие золотистый камень, розовые зонтики, распускающие свои венчики в жаркий час на балконе ресторанного зала, мрамор, бронза, отполированное старое дерево, потемневшие картины в массивных рамах... Маленькая гостиница, удаленная от шумных мест, шикарная, дорогая, знаменитая своей кухней и хорошо организованной охраной, привлекала тех, кто ценил комфорт и покой. Именно её выбрала Алиса, отважившись на отчаянный шаг - Брауны наконец решили представить общественности "дублершу" Антонии.
Трюк с подменой, несмотря на рыщущих вокруг Острова журналистов, раскрыть так и не удалось. И пока Виктория с помощью Шнайдера, Дювалл и Браунов довольно успешно изображала выздоравливающую в кругу заботливого семейства "звезду" А. Б., подлинная Антония оставалась в заточении горного монастыря, обещая со дня на день произвести на свет здорового малыша.
Состояние здоровья будущей матери не вызывало тревог, а вот с основным капиталом красотки - её знаменитой внешностью дела обстояли намного хуже. Опасения доктора Дикстера, увы, начинали оправдываться организм, спровоцированный процессами материнства, активно восстанавливал свои природные права, побеждая кропотливые усилия мастера.
Молодая женщина, известная настоятельнице матушке Терезии под именем Анны Ковачек, с каждым днем дурнела. Конечно же, пока существовал чудодей Пигмалион, ситуация могла быть изменена. Но для новой коррекции внешности требовалось время, а его-то как раз и не было. Если Антония Браун предполагала продолжить свою карьеру, ей следовало почаще напоминать о себе, оставляя в памяти поклонников незаменимый, не подвластный конкуренции образ.
После инсценированной катастрофы, контракты А. Б. были расторгнуты или пролонгированы, публика смирилась с мыслью о том, что возвращение "звезды" надо ждать лишь к зиме и все же... Слухи, вспыхивающие со стремительностью лесного пожара, озаряли небосвод тревожными всполохами. То какая-то бульварная газета публиковала сенсационное сообщение о безумии Антонии, вызванным, якобы, травмой, то появлялось интервью с Клифом Уорни, в котором он не отрицал, что знаменитая А. Б. вправе ожидать потомства как от него самого, так и от любого из членов музыкальной семьи: "Это, собственно, не имеет значения. Мой "Арго" не только единый музыкальный организм, но и один фаллос", - сказал Клиф, продемонстрировав известным жестом мощь названного коллективного органа. Как и был запечатлен на смутной, воровской фотографии.
Предложение, поступившее от графа Бенцони, заставило Алису задуматься. Лукка, сочувствовавший беде Браунов уже неоднократно за время "болезни" Антонии просил позволения нанести визит на Остров, но был любезно пресечен в самых лучших дружеских чувствах. "Послушай, милая, уж если у тебя есть основания не пускать меня в гости, я не настаиваю и даже не доискиваюсь причин. Пусть они останутся на твоей совести. Но, судя по всему, малышка уже в порядке. Мне здесь специально показали ролик, отснятый на Острове. Я разглядел все отлично - сокровища твоей дочери не пострадали - ножки залечены отлично, а сверху вроде даже стало ещё лучше. Если это, конечно, возможно. Интересно, где ты взяла таких врачей? оживленно, не давая Алисе ставить слово, тараторил он в трубку. - "Так вот что, дорогая. Я, собственно, подлец. То, что изображено на пленке, меня вполне устраивает. Тебе, наверно, уже известно про затеянный мной праздник. Коллекция драгоценностей старинных мастеров - выставка и аукцион. Мировой уровень, участие знаменитых людей. "Золотой сентябрь в Парме", - Лукка довольно рассмеялся. - Сентябрь - это я. Во всяком случае уже два месяца отряд богатырей с дипломами первоклассных реставраторов штурмует мой замок. Не осталось камня на камне. Лаура скрывается в теплицах или пропадает в командировках. Я неделю не снимаю рабочий комбинезон - лажу по крышам, лесам, везде сую свой нос. И знаешь - апартаменты для гостей получились отличные. Кое-что приготовлено специально для тебя. Ретро-ностальгический дизайн... Но это сюрприз, чуть было от радости не проговорился. Так я жду вас. - Промычал он и добавил . - Это я прикусил свой болтливый язык".
- "Лукка, друг мой чудесный, с чего ты взял, что нам понадобилась "скорая помощь"? - Алиса сразу поняла, что за напором графа Бенцони скрывается страх получить отказ. - Газет паршивеньких начитался? Это все, конечно, сущая чепуха. Антонии на самом деле гораздо лучше. С головой у неё все нормально и внуков я пока не жду... Правда, потрясение повлияло н... Девочка немного изменилась... Но вряд ли это стоит воспринимать трагически".
- "Алиса, я хочу увидеть Тони собственными глазами. Я очень тревожусь о вас, девочки, и просто не знаю, как помочь. Ну подскажи мне, не мучай, голос Лукки от обиды готов был зазвенеть слезой. - Я так мечтал, что вы приедете ко мне, на этот чертов аукцион. Собственно, ради этого я, в основном, и крутился... Шейка Антонии просто создана для одного сказочного колье. Вернее - оно для нее. Не демонстрировать же мне самому миллионные алмазы? Конечно, приглашены девочки - Роми, Арсо, - ну ты знаешь эту компанию... Я специально выбирал не очень близких Тони... чтобы не переутомлять её контактами... Хотя, вы будете жить совсем отдельно", поторопился заверить Лукка.
- "Спасибо, милый, ты чудесно обо всем позаботился. Правда, правда, просто отлично. Мне бы так хотелось... Но... У Остина серьезные нелады с сердцем, сейчас он проходит в клинике обследование... Если за эту неделю что-нибудь прояснится..."
- "Ладно, не мучайся с изобретением аргументов для деликатного отказа. Плохой, значит, из меня мсье Ноэль. - Лукка заметно сник. - И все же, третьего сентября с раннего утра в отведенных вам апартаментах будут ждать фиалки, а в бронированном сейфе - колье".
Алиса задумалась, тщательно прикидывая все за и против. Конечно, если уж придется предъявлять общественности "дублершу", то лучшего случая не представится. Под прикрытием её и Шнайдера Вика сможет продержаться на расстоянии от настырных глаз. Всего один лишь день - но какой удар по злопыхателям! Обсудив ситуацию с Остином и Шнайдером и придя к выводу, что риск все же очень велик, Алиса позвонила в Парму. Дворецкий графа сообщил, что видит в данный момент его высочество на крыше флигеля, проверяющим новые дымоходы и обещал доложить о звонке. Алиса, говорившая из кабинета Остина, вдруг поняла, что всегда для принятия ответственных решений приходит в эту комнату. Она никогда не стала бы говорить отсюда с парикмахером или приятельницей, но не смогла бы решать судьбу дочери по бело-золотому аппарату в своей спальне. Созерцание морского простора успокаивало её, поддержка штабелей мудрых книг в темных высоких шкафах физически ободряла. А может, здесь витало умиротворение, отгонявшее страхи, или дух бойцовского задора, называемый иногда авантюризмом?
День выдался матовым, с рябыми клиньями от ветерка на синеватой морской глади и легкой грядой неторопливых, высоких облаков, следующих от севера к югу. "С милого севера в сторону южную", - механически проклюнулось в памяти и Алиса поняла, что грустит светло, овеваемая волной воспоминаний и тихими звуками шопеновского этюда, летящими из гостиной. Она неслышно подошла к дверям и остановилась, созерцая спину сидящей за роялем Виктории. Мучительная смесь противоречивых чувств, обуревавших Алису при каждой встрече с этой девушкой, не теряла со временем остроты. Уже почти четыре месяца живет в её доме "дублерша", исполняя роль любимой дочери, от тревоги за которую разрывается сердце. Как бы любила Алиса эту заплутавшую в хитросплетениях судьбы девочку, внучку её Остина, если бы... Если бы не оскорбительное своей лживостью сходство, если бы не необходимость изображать мать в то время, как её Тони, одинокая и покинутая, с обидой на весь мир и на нее, ждет в отчаянии и страхе дня приближающихся родов. Как хитро закручена пружина, как тяжко нести им всем бремя затянувшегося спектакля!
Пучок густых рыжеватых волос, сколотых на затылке, длинная шея, кажущаяся такой беспомощной и нежной в широком вороте серого свитера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63