Она помнила, как менялось лицо матери, стоило ей сделать что-нибудь не так. Дочь Мэри всегда должна была вести себя безукоризненно!Знакомый звук вывел ее из задумчивости – от стука копыт дрожала земля, и там, далеко позади нее, был отчетливо виден силуэт всадника. «Наконец-то! – подумала она с облегчением. – Кто-то заметил меня и поспешил на помощь».Матильда бросилась навстречу.– Я здесь! – крикнула она, помахав рукой. – Здесь, сюда!На ее крики всадник не ответил, но по-прежнему приближался, и внезапно ей в голову пришла страшная догадка. Сначала ее сбило с толку, что рядом с всадником бежала еще одна лошадь, однако теперь сомнений быть не могло: эту фигуру на спине Леди она слишком хорошо знала.Девочка бросилась бежать.Стук копыт приближался, Вилга казалась недосягаемо далеко, но страх придавал ей силы. Ноги скользили и разъезжались, шляпа слетела и болталась на спине, но глаза упорно смотрели только вперед, на дом Тома, где ее ждало спасение. Она должна успеть! От этого зависела вся ее дальнейшая жизнь.Матильда слышала, что лошади перешли с галопа на шаг. Даже не оглядываясь, она знала, что он всего в нескольких метрах от нее и играет с ней, как кошка с мышкой. «Он всегда издевался надо мной!» – подумала девочка с ненавистью. Она всхлипнула и чуть не упала, но удержалась и прибавила шагу. Ей было ясно: он ждет именно этого, выжидает момент, когда она упадет. И они оба знали, что она обречена.Пастбище казалось бесконечным, трава цеплялась ей за ноги своими длинными стеблями, земля подставляла кочки. И все же она бежала вперед, потому что слишком ужасным было то, что ее ожидало.Ферма была уже ближе, Матильда даже видела тени за освещенным окном. Она знала, что Мервину не удастся причинить ей вред, если она успеет вбежать в ворота, и глаза ее с надеждой искали признаки жизни во дворе. Ну пусть бы кто-нибудь вышел и увидел ее! Ну где же Том? Почему никто не придет ей на помощь? Пусть бы залаяли собаки…Матильда услышала, как лошади убыстряют бег. Все ближе и ближе. Стук копыт заполнил весь мир, больше ничего вокруг не существовало. Из последних сил она рванулась в сторону, и в следующую секунду на голову ей обрушился удар. Матильда зашаталась, пытаясь всеми силами удержать равновесие, и все-таки не удержалась. Оказавшись на земле, она подняла глаза и увидела нависший над ней огромный силуэт Мервина.– И как далеко ты решила прогуляться? – ехидно спросил он, спрыгивая с седла.Матильда с тоской посмотрела сквозь траву на дом. Он был так близко! Если бы она не отдыхала в пути, то была бы уже там…Мервин грубо схватил ее за руку и поставил на ноги. Садистское удовлетворение горело в его глазах. Матильда знала, чего он хочет. Он ждет, что она будет плакать и умолять не бить ее, но она не собиралась больше доставлять ему такого удовольствия.Мервин приблизил к ней лицо, изо рта у него, как всегда, воняло.– То, что случилось в Чуринге, никого не касается, – угрожающе произнес он. – Поняла? И если ты еще раз убежишь, я убью тебя!Матильда понимала, что это не пустые угрозы. Она опустила глаза и попыталась вырваться, но Мервин, вцепившись ей в волосы, приподнял ее голову.– Посмотри на меня! – взревел он.Она собрала остатки мужества и с ненавистью посмотрела на него.– Тебе никто никогда не поверит, маленькая сучка! Я герой войны, награжденный Крестом за мужество. Поняла?Матильда смотрела ему прямо в глаза и заметила, как в них промелькнуло что-то кроме угрозы. Неуверенность? Страх? Невозможно! Все, что он сейчас ей сказал, было правдой. И за эти несколько секунд она до конца поняла, что такое одиночество. Глава 1 Сидней плавился от зноя в прямых лучах полуденного солнца. Изящные белые крылья нового Оперного театра резко выделялись на фоне темных металлических опор моста Гавани. Круглая площадь перед театром превратилась в бурлящий разноцветный калейдоскоп, по набережной валила возбужденная нарядная толпа, а водная гладь залива была покрыта белоснежными парусами всех размеров и очертаний. Австралия праздновала так, как умела только она!Дженни приехала посмотреть, как королева будет открывать Оперный театр, чтобы хоть чем-то заполнить томительные часы бесконечного дня. Но даже взволнованная, весело галдящая толпа на залитой солнцем набережной не смогла разрушить стену отчуждения в ее душе. Сразу по окончании церемонии Дженни с трудом выбралась из потока людей и поспешила домой в Палм-Бич – северный пригород Сиднея.Сейчас она бездумно стояла на балконе, не замечая, что крепко вцепилась руками в перила. Это бессознательное состояние в последние полгода стало для нее привычным. Вся ее налаженная, счастливая жизнь в одно мгновение рухнула, превратилась в хаос. После похорон Дженни жила как в вакууме, почти не воспринимая реальность. Смерть мужа и ребенка обрушилась на нее с какой-то непристойной жадностью, подобно смерчу сметая все вокруг. Все произошло так внезапно, что у нее не было времени подготовиться к этому. Они не успели сказать друг другу прощальных слов. Теперь Дженни чувствовала себя как рыба, выброшенная на берег. Без Питера и Бена дом казался огромным и холодным, слишком пустым и тихим. В каждой комнате ее подстерегали воспоминания о том, что здесь когда-то происходило. Но воспоминания были не способны оживить ушедших. Прошлое ушло безвозвратно…Тихий океан сверкал и переливался на солнце, отражаясь веселыми бликами в окнах богатых вилл на высоком берегу. Бугенвиллеи дружно кивали фиолетовыми головками на фоне чисто выбеленных стен дома. Питер посадил их потому, что они напоминали цвет ее глаз. Теперь она не могла смотреть на них без боли. А веселый гвалт загорелых, купающихся в полосе прибоя детей оглушал и приводил ее в оцепенение. Двухлетний Бен так любил там плескаться…– Так и знала, что найду тебя здесь. Почему ты сбежала от меня? Я так волновалась, Джен!Дженни повернула голову. Диана стояла в дверях, как всегда, в брюках и ярком цветастом топе. Темные вьющиеся волосы были перехвачены шелковой банданой, на красивом выразительном лице был густо наложен макияж.– Прости, я не хотела тебя пугать. Но оказалось, что такой шум и суета мне просто не по силам. Я должна была уехать.– Лучше признайся, что хотела сбежать от меня! Сказала бы, что устала, и мы бы поехали вместе.Дженни покачала головой.– Мне нужно было побыть одной, Ди. Я хотела убедиться, что…Она не сумела закончить фразу, не осмелилась облечь в слова безумную надежду, что каким-то волшебным образом Питер с Беном окажутся дома. Такое происходило с ней каждый раз, стоило ей на время покинуть дом. Это было, конечно, безумием. Она знала страшную правду, ведь сама присутствовала на похоронах.– Это было глупо, – пробормотала Дженни. – Теперь я понимаю.– Вовсе не глупо! Людям трудно смириться и признать страшные вещи в жизни. Со временем тебе станет легче, обещаю, Джен!Дженни посмотрела на подругу. Вызывающие манеры, экзотические наряды, дешевые украшения и кричащий макияж скрывали от всех чуткость, которую Диана яростно отрицала в себе. Но Дженни знала подругу слишком хорошо, и ее не могла обмануть внешняя бравада.– Откуда ты знаешь?В карих глазах Дианы промелькнула боль.– Двадцать четыре года собственного опыта, – сказала она сухо. – Жизнь – сука, кому это знать, как не нам с тобой, Джен. Но мы вместе съели уже так много дерьма, что больше не смей прятаться от меня!Подруги бросились друг к другу и крепко обнялись. В памяти Дженни замелькали картинки их общего прошлого. Сиротский приют в Даджарре и две испуганные малышки, цепляющиеся за надежду, что родители их скоро найдут… Когда эта мечта умерла, они придумывали себе множество других, чтобы выжить.– Помнишь, как мы впервые приехали в Сидней? Сколько у нас было светлых надежд! Куда это все пропало?.. – вздохнула Дженни.Диана мягко освободилась из объятий и нежно провела рукой по длинным золотисто-каштановым волосам подруги.– В жизни нельзя ничего планировать заранее, Джен. Потому что нет ни малейшего шанса избежать того, что нам предназначено судьбой, – сказала она твердо.– Но это несправедливо! – взорвалась Дженни, впервые почувствовав прилив гнева на обрушившееся несчастье.Реакция Дианы была странной. Она вдруг крепко схватила Дженни за плечи и начала трясти.– Ну же, Джен! Давай, детка! Дерись, царапайся, плачь, круши все вокруг, вопи на весь мир! Делай что хочешь, лишь бы тебе стало легче. Потому что ты никогда не станешь прежней и не сможешь жить дальше, если не позволишь этому выйти наружу.От такого напора и откровенности Дженни вздрогнула и отшатнулась. Каким облегчением, наверное, было бы действительно взорваться, выгнать из себя эту боль, выплеснуть слезами и криками! Но что-то по-прежнему мешало ей так поступить. Каменное спокойствие – единственное, на что она была сейчас способна, чтобы как-то жить дальше.Диана нервно закурила сигарету. Она с болью наблюдала за внутренней борьбой, отражавшейся на лице подруги. Господи, как ей хотелось встряхнуть Джен или сказать что-то такое, что разбило бы эту стену отчуждения, всегда появлявшуюся, как броня, когда с ней случалось плохое! Но, хорошо зная характер подруги, она понимала – придется ждать, пока та не справится с горем сама.Так бывало всегда, сколько они друг друга знали. Диане ни раньше, ни сейчас ни разу не удавалось повлиять на подругу.Странно, но из них двоих Дженни всегда была более сильной, хотя со стороны казалось, что все наоборот. Диана вспомнила приют и щупленькую фигурку маленькой девочки, которая почти никогда не плакала, сколько бы ее ни наказывали и ни обижали. Но Диана всегда знала, что за стальной броней Дженни скрывается отзывчивая душа. Этот ребенок, как никто другой, понимал, что такое страдание, и умел прийти на помощь. И такой Дженни осталась на всю жизнь. Именно Дженни в свое время спасла ее, вытащив из страшного ада, в который Диана кинулась с головой, узнав, что никогда не сможет иметь детей. И кто, как не Дженни, оказался рядом и утешал ее, когда этот распроклятый Дэвид польстился на секретаршу в офисе и сбежал с ней прямо накануне их свадьбы!Диана с силой вдавила сигарету в пепельницу, подавляя вспышку душного, застарелого гнева, волной накатившего на нее. Два года напряженной работы в студии уже притупили остроту жала, сидящего в ней. Но сколько же литров слез на это ушло вместе с осколками скульптур, которые она в гневе разбивала об стены! Тогда это спасло ее, и, видит бог, только это сможет спасти Дженни. Иначе она просто не сможет жить дальше.Диана пожалела, что несчастье, постигшее подругу, не способно отменить все дела. Ей нужно было спешить в галерею, чтобы помочь Энди расставить скульптуры к предстоящей выставке. Но ей не хотелось уходить, не убедившись, что с Дженни все в порядке.Дженни как раз обернулась. Лишенные выражения огромные глаза резко выделялись на бледном лице. Эти глаза были странного цвета, Дженни еще в детстве, смеясь, называла их фиолетовыми.– Ты, наверное, хотела узнать насчет тех картин? – прозвучал абсолютно спокойный голос. – Я уже придумала, как их развесить; до завтра это подождет.«Как, черт возьми, ей удается быть такой спокойной? – спрашивала себя Диана. – Если бы у меня умер муж, да еще прихватил на тот свет ребенка, я бы билась сейчас головой об стены и послала бы к дьяволу все художественные выставки мира, вместе взятые!»– Я упаковала все холсты и приготовила рамы. Они наверху, в студии. – Дженни опустила глаза на свои часы. – Прости, но мне пора ехать.Диана удивленно уставилась на нее.– Ехать? Куда? Сегодня же все закрыто по случаю праздника!– В адвокатскую контору. Джон Уэйнрайт хочет обсудить со мной более подробно некоторые пункты завещания Пита.– Но утверждение завещания состоялось почти полгода назад! Что, черт возьми, там можно еще обсуждать?Дженни нахмурилась.– Он отказался говорить об этом по телефону, но намекнул, что это как-то связано с моим вчерашним двадцатипятилетием.– Я поеду с тобой, – отрезала Диана – ей не нравилось неестественное спокойствие подруги.– Не стоит, дорогая. Только сделай одолжение, захвати с собой картины. Я сейчас не в состоянии видеть физиономию Энди.Диана хорошо ее понимала: их юный менеджер кого угодно мог вывести из себя своим вечным нытьем. Зато он был совершенно незаменим, когда нужно было проявить стойкость в переговорах с покупателями, и к тому же тянул на себе всю ежедневную работу, давая девушкам возможность свободно заниматься творчеством.– Он становится большим мальчиком, Джен, и вполне может справиться с этим сам, – попробовала схитрить Диана.Но Дженни покачала головой, ее блестящие волосы тяжелой волной накрыли плечи.– Я предпочитаю поехать к Уэйнрайту одна. Пожалуйста, пойми и не сердись на меня, Ди.Она решительно взялась за свою сумочку. Бесполезно было спорить с ней, когда она становилась такой.– Почему ты никогда не позволяешь помочь тебе? – проворчала Диана.Дженни нежно положила на плечо Дианы свою маленькую руку с обкусанными ногтями и следами краски на пальцах.– Ты очень помогаешь мне, Ди. Но я, как и Энди, расту, мне надо учиться стоять на своих ногах.
Несмотря на то, что Палм-Бич находился всего в часе езды от Гавани, здесь был совсем другой мир, резко отличавшийся по своей атмосфере от большого города с его суетой и яркими кричащими рекламами. Спокойная бухта стала прибежищем любителей рыбной ловли. На улочках, утопавших в зелени, прятались дорогие бутики и уютные маленькие ресторанчики. В садах царило буйство красок и спасительная тень, а дома, глядящие сквозь зелень окнами на залив, отличались той безукоризненной элегантностью, которую могут дать только деньги. Несмотря на свое настроение, Дженни не могла не чувствовать покой, разлитый здесь. Раньше она любила кипение большого города, но теперь для нее оказался целительным расслабляющий морской воздух северного пригорода. Дженни осторожно съехала по крутому склону к подножию холма, чтобы попасть на главное прибрежное шоссе.Виндзор, небольшой городок в центре долины Хауксберри, расположенный в тридцати пяти милях к северу от Сиднея, показался ей сонным от жары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56