Река вышла из берегов, и столбы смыло водой.Эдна посмотрела на нее с верхней ступеньки веранды. Глаза ее были расширены и лишены выражения, как у младенца.– Он пустился в последний путь. Пение увело его, миссюс.Матильда в ужасе застыла. И хотя ей отчаянно хотелось заорать и немедленно узнать, куда отправился Габриэль, она знала, что Эдна только испугается и замолчит совсем. Поэтому она взяла себя в руки и постаралась успокоиться.– Куда он пошел, Эдна? – спокойно спросила она, хотя внутри у нее все клокотало от страха и нетерпения. – Мы должны попытаться его найти.– Далеко отсюда, миссюс. – Она неопределенно взмахнула рукой, обводя окрестности, и пошла к хижинам.Матильда грязно выругалась. Она редко материлась, но, вращаясь всю жизнь среди мужчин, знала их цветистый словарь досконально.– К черту всех вас! – заорала она толпе стоявших неподвижно аборигенов, которым, судя по их отрешенным лицам, было безразлично, что их вождь умирает где-то в центре этой пустыни. – Ладно, если вы не хотите ничего сделать для Габриэля, я сделаю это сама!Снова вскочив в седло, Матильда галопом пронеслась по домашнему выгону и выскочила на просторы Чуринги. Она помчалась к озеру с водопадом у подножия Тджуринги, где на скалах сохранились рисунки аборигенов. Она знала, что это священное ритуальное место племени битджарра, и надеялась, что Габриэль для себя выберет именно это место. Если его там нет, она вернется домой, возьмет всех людей и организует более продуманные поиски Габриэля по всем направлениям.Двенадцать часов она искала Габриэля по всем священным местам, которые знала, облазив каждую пещеру и расщелину. Каменный бассейн высох. Нигде не было никаких следов Габа. Других мест, без кого-нибудь из аборигенов, она больше не могла найти.Матильда вернулась домой к вечеру, измученная и убитая горем, не найдя никаких следов. Впрочем, в глубине души она, наверное, знала с самого начала, что бессмысленно его искать. Если Габ не хотел, чтобы его нашли, а это, очевидно, так, то ни один белый человек никогда его не найдет.Битджарра держались стойко, словно не произошло ничего из ряда вон выходящего. И это не было безразличием или ленью с их стороны. Они любили и почитали своего вождя, но таков закон, продиктованный древними традициями. Смерть человека – его самое личное дело в жизни. Если пение кого-то позвало, это не касается остальных.И, как говорил Габриэль, – нельзя бороться с пением духов…Три дня спустя один из аборигенов лет пятнадцати вернулся с охоты, и Матильда заметила, что вокруг него сразу собрались остальные. Она не слышала, о чем они говорили, но внезапно какая-то женщина вскрикнула, когда он показал шкурку кенгуру, обвязанную вокруг талии.– Иди сюда, мальчик, – позвала она с веранды. – Я хочу поговорить с тобой.Тот нерешительно подошел к веранде.– Ты нашел Габриэля, правда? Где он?– За тропой Йантабулла, миссюс. Ушел к духам.Матильда посмотрела на него в изумлении.– Тропа Йантабулла находится почти в ста пятидесяти милях от Чуринги! Как мог Габриэль туда попасть?– Добежал за три или четыре дня, миссюс, – усмехнулся он. – Габриэль – хороший бегун.Матильда сомневалась, что Габриэль мог вообще куда-то добежать в таком состоянии, но факт, что его тело оказалось в ста пятидесяти милях от дома, говорил сам за себя.В следующий момент она застыла от ужасного воя, раздавшегося со стороны хижин, и увидела Эдну, которая ползла на коленях в сторону племенного костра. Она била себя по голове какой-то палкой и резала руки ножом.– Почему ты меня покинул, муж мой? – выла она и, хватая рукой пепел, размазывала его по голове и телу.– Что с ней будет дальше? – поинтересовалась Матильда.– Через один полный оборот луны она должна сделать глиняную шапку. Четыре сезона она будет носить ее, а затем снимет и отнесет на могилу мужа. Потом она должна найти братьев мужа и попросить, чтобы они защитили ее.Весть об уходе Габриэля распространилась среди племени битджарра очень быстро. В Чурингу стали стекаться мужчины и женщины. Мужчины рисовали себе белые круги и линии на лице и теле, женщины мастерили из перьев и костей ожерелья и вешали их на шею мужчинам. На растянутых кенгуровых шкурах были нарисованы яркие тотемы племени, а головы всех, кроме вдовы, раскрашены красной краской.Мужчины выступили ритуальной процессией из лагеря, за ними на расстоянии шли женщины и Матильда. После нескольких часов пути они пришли на священное место, где вокруг древних камней, разрисованных тотемами племени, росла густая трава.Женщины сели поодаль, чтобы не видеть погребальных ритуалов: им было запрещено в них участвовать. Матильда вместе с другими прислушивалась к траурной дроби барабанов диджеридоо. Рев и крики, имитирующие животных, неслись в высокое небо, и вскоре показались тучи пыли, когда мужчины начали свои ритуальные танцы.– Хотела бы я посмотреть, что там происходит, – прошептала Матильда своей соседке. – Почему бы нам не подойти поближе?– Женщинам туда нельзя, миссюс, – покачала головой та. – Но я могу все вам рассказать.– Откуда ты можешь знать, если это запрещено? – удивилась Матильда.– Я однажды спряталась, когда была маленькой, миссюс. Ничего интересного. Мужчины одеваются в шкуры и разрисовывают себя, держат копья и ревут, как быки. Они играют на диджеридоо и танцуют, танцуют, танцуют… У каждого мужчины внутри находится дух животного. Он танцует за своего духа, как кенгуру или птица, динго или змея. Во время танца ничего нельзя говорить, чтобы духи могли выйти и унести Габа далеко-далеко во Время Сновидений.Матильда оставалась с женщинами до самой ночи, затем ушла домой. Траурные ритуалы обычно длились несколько дней, а ей надо было работать. Но она должна была похоронить Габа, не жалела о потраченном времени.Матильда взбежала по ступенькам на веранду – и обомлела. Там, на полу, лежал каменный амулет-чуринга. Откуда он взялся и кто его положил, она не знала. Но для нее он навсегда останется памятью о Габриэле и их многолетней дружбе…
Мужчины постепенно возвращались с войны, и вид городка Уэллаби-Флатс стал меняться. Появились новые жители, сменились владельцы пивной и магазина. Старую церковь отреставрировали, улицы замостили и разбили общественный парк. Жизнь в городке забурлила после долгой военной спячки. А самое главное – после десяти лет засухи стала оживать и возрождаться земля.Партия Труда во главе с Кэртеном обратила внимание на малозаселенные районы как на возможность нового старта для тысяч вернувшихся с войны безработных мужчин, желающих стать фермерами. Это был старый способ разрешения проблемы, который уже применялся после Первой мировой войны и потерпел неудачу. Что могли знать бывшие солдаты о тяжелой жизни скваттеров и их бесконечной борьбе за выживание? Многие молодые семьи в тот раз не выдержали и возвращались в города. Австралийская глушь отсеивала слабых, оставляя на своей земле только самых сильных людей, способных бороться и выжить в таких условиях.Споры и протесты взбудоражили всю страну, но правительство все равно пошло на эту меру, издав указ о принудительной продаже участков.Крупные землевладельцы пострадали в первую очередь – Этан Сквайрз, например, потерял шестьдесят тысяч акров из своих ста двадцати.Матильда быстро сообразила, чем ей это грозит, поняла, что правительство все равно заставит ее продать Вилгу, но за гораздо меньшую цену, чем она получит на свободных торгах. А ей нужно было успеть продать ферму как можно дороже: несмотря на то, что она уже отослала часть денег Эприл, у той были трудности в Аделаиде. Кроме того, было просто обидно дарить правительству эту землю, на которой они с Эприл мучились несколько лет. Война и так забрала у них самое дорогое.Новый владелец объявился очень скоро и написал ей из Мельбурна, что вместо коров и овец собирается заниматься разведением породистых лошадей. Он согласился на то, что она может забрать половину поголовья Вилги. Матильда знала, что у нее хватит земли прокормить столько овец, но коровы могли стать для нее проблемой. Матильда никогда серьезно не занималась их разведением, а старые скотники уволились, и она вдруг обнаружила, что уход за коровами и овцами сильно отличается друг от друга. Теперь все вечера она проводила, изучая по книгам особенности пород, осеменения, дойки, болезней и тому подобных вещей. «Неудивительно, что новый владелец не захотел с ними связываться», – подумала она, усмехнувшись. Коровы не переносили засухи и вытаптывали копытами хорошие пастбища.Ограды между Вилгой и Чурингой были восстановлены, но Матильда еще ни разу не встречалась с новым владельцем фермы. Хотя местный эфир уже вовсю описывал его как молодого, красивого мужчину, мечту всех незамужних девушек, Матильда, усмехаясь про себя, гадала, что он на самом деле представляет и надолго ли его хватит здесь.Впрочем, у нее не было времени интересоваться горожанином, который считал, что здесь легко выжить. Она наняла трех новых овчаров и пастуха; кроме того, трое из ее старых работников вернулись к ней, и она с удовольствием их приняла. У нее были теперь новые амбар, хлев и конюшня, и она оставила тысячу акров пастбищ специально для коров. Трава была густая и высокая, цены на шерсть, баранину, говядину и молоко росли. Европа голодала, и огромные пастбища Австралии должны были обеспечить мир мясом. Наконец-то у нее завелись деньги в банке и появились надежды на обеспеченное будущее.Неожиданной проблемой оказалось, что ей трудно было решаться на новые покупки: слишком долго она экономила каждый пенни. Но Матильда понимала, что должна двигаться в ногу со временем, чтобы выжить, и на следующий год начала модернизацию хозяйства. Она купила новые кухонные плиты, холодильник на керосине и еще один грузовик. Новые шторы и удобные кресла, постельное белье, столовая посуда превратили Чурингу в очень уютный дом. Бунгало для овчаров было расширено, в него купили новые кровати, а также была построена просторная общая столовая с примыкавшей к ней кухней.Несмотря на достигнутое благосостояние, Матильда по-прежнему объезжала пастбища и принимала участие во всех важных работах на ферме. Она так и ходила в поношенных брюках, рубашках и старой фетровой шляпе, натянутой на тугой узел скрученных на затылке волос.
Ночью шел дождь, поэтому жара днем была влажной. Умытые деревья и травы в оазисе у подножия горы сочно зеленели. Матильда стянула с головы шляпу и вытерла рукавом пот со лба. Напившись из бурдюка, она заметила на горизонте дрожащий в мареве контур всадника и теперь внимательно всматривалась в одинокую фигуру, пытаясь узнать, кто это.Сначала Матильда решила, что это один из ее овчаров, но, когда он подъехал ближе, стало понятно, что это какой-то незнакомец. Закинув бурдюк за спину, Матильда взялась за ружье. Прошло много лет с Великой дeпpeccии, когда по земле скитались бродяги, но береженого бог бережет: овчары были за тысячи акров отсюда, она была абсолютно одна на многие мили вокруг.– Добрый день! – крикнул всадник, когда подъехал достаточно близко.Матильда в ответ подняла руку, а другой покрепче сжала ружье. Ей стали хорошо видны широкие плечи и узкие бедра незнакомца. Рубашка на груди была расстегнута, а молескиновые штаны и ботинки покрыты пылью. Правда, пока не было видно лица из-под полей шляпы, но когда он подъехал еще ближе, стало ясно, что оно вполне дружелюбное.Незнакомец остановил разгоряченную лошадь рядом с ней и снял шляпу.– Вы, наверное, Матильда Томас, – спокойно сказал он. – Рад наконец встретиться с вами. Меня зовут Фин Макколи.У него были черные вьющиеся волосы, теплая улыбка и необыкновенно яркие голубые глаза. Трудно было определить его возраст: от беспощадного солнца глубокие складки вокруг рта появлялись у здешних мужчин раньше, чем у горожан. Но местные сплетницы на этот раз не обманули – он был чрезвычайно красив. Таких мужчин она еще ни разу не встречала.– Рада познакомиться, – пробормотала Матильда, робко протягивая руку: она по-прежнему не доверяла мужчинам. – Как вы устроились в Вилге?Его рука была теплой, а рукопожатие крепким.– Спасибо, хорошо, – улыбаясь, ответил он. – Это грандиозное место, мисс Томас! Как раз подходит для разведения лошадей.Матильда уложила ружье назад в седельную сумку и поймала его укоризненный взгляд.– Здесь приходится всегда быть начеку, – быстро объяснила она. – Откуда я могла знать, кто вы?– Все правильно, – задумчиво сказал он. – Наверное, трудно женщине жить здесь одной… Впрочем, к вам, судя по всему, это не относится. Я много слышал о том, как вы здесь продержались во время войны.– Представляю, – язвительно заметила она.Его смех был грудным и мелодичным.– Плюньте на них, мисс Томас. Людям нравится чесать языками, а у меня хватает ума пропускать мимо ушей две трети из того, что я слышу по местному эфиру, чтобы догадаться об истине.Матильда внимательно посмотрела на него, проверяя, не смеется ли он над ней. «Ему бы только черную повязку на один глаз, и он бы стал вылитым пиратом», – вдруг подумала она и улыбнулась.– Правильно делаете, – весело сказала она, – если хотя бы половина из того, о чем болтают в местном эфире, было правдой, здесь бы давно все разорились. Ни у кого не осталось бы времени работать.– Думаю, вы правы, – мягко ответил он, надолго задержав взгляд ярко-голубых глаз на ее лице.Это напомнило ей об опасности и совсем не понравилось. Было что-то в его взгляде и манере разговаривать такое, что пробуждало в ней странные чувства, которые она никогда раньше не испытывала. И это пугало ее.– Я как раз остановилась немного передохнуть и перекусить, – неуверенно начала она. – Не хотите присоединиться ко мне, мистер Макколи?– Только если вы будете называть меня Фином, – улыбаясь, ответил он. Одна бровь у него при этом забавно взлетела наверх. – Надоели эти формальности в армии. Человек становится каким-то безликим, если его не называют христианским именем.– Тогда вы должны звать меня Молли, – вырвалось у нее прежде, чем она успела подумать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56